Девочка-сладкая вата,
щедрая стихо-кормилица,
из воздуха и рафинада
легкая, словно ситцевая.
Рифмами гладкими, звонкими
слова, как хрустальные туфельки,
бьются кристаллами колкими
о сердца гранитные сумерки.
Сказано больше, чем прожито.
Дверью распахнутой вечность.
С мудростью строчной не вяжется
кожи весенняя млечность.
Девочка-сладкая вата,
ты словно соната, симфония,
партия первой скрипки.
Звучи вызывая улыбки,
греми вызывая слезы!
Путай ритмичные лозы
петлями на шеях,
ими же крепче шей их,
тех, кто любит,
признаваясь твоими стихами.
Владей умами и снами
сознаниями, судьбами и сердцами.
Зарази их мечтой!
Не дрогни
перед безумной толпой.
И порядком набравшись в баре,
вздохни...
и спаси этот мир собой!
...
А после...
Быть может спустя половину из века,
точнее, пустив под нож.
В том же баре с приглушенным, тухнущим светом,
отказав повторить, бармен скажет: «Хорош.
Слушай, старик, что сделал ты в жизни этой?
Ты будто бы вечно здесь пьешь.»
Глаза подниму
и, немного помедлив с ответом,
стакан опрокинув, скажу:
«Ты знаешь, я пил с настоящим поэтом
и мог говорить, что дружу.»