Я вляпался в чужое дерьмо, по собственной инициативе.
Войдя в дом, я обнаружил почту для меня. Расположившись в своей комнате, просмотрел письма из банков. Барклиз банк прислал мне кредитную карточку с лимитом до 500 фунтов, а банк Ллойд подробное письмо-предложение, призывающее получить от них кредит в размере до 11.000 фунтов под 13% годовых.
Вероятно, это было следствием активного денежного движения на моих счетах. Еженедельные переводы грузинских зарплат на мой счёт и снятие этих сумм, создавало картину стабильного дохода и хорошего потребительского аппетита владельца счёта.
Мелькнула шальная мысль о новых банковских счетах, открытых на голландский паспорт, и возможных кредитах.
Начавшаяся предрождественская суета дополнительно привлекала дополнительных людей, к работам в сфере торговли и обслуживания, но временно освобождала от работ на стройках и в производстве.
При случайной встрече с Сашей армянином, он сделал мне неожиданное предложение. Выглядел он уставшим и чем-то озабоченным.
- Чем занимаешься? – задал он мне неудобный вопрос.
Хотелось бы мне иметь кого-то, с кем можно было бы посоветоваться, о своём намерении приобрести поддельный паспорт. Но это был не тот случай. Мы едва знали друг друга, и каждый пребывал на своей волне.
- Ничего особенного, - коротко ответил я, думая о своём.
- Нашей строительной бригаде после праздников нужен будет дополнительный подсобник, я обещал бригадиру подыскать такого. Ты не хотел бы? – неуверенно спросил он.
- Мне нельзя работать. Её Величество не даёт добро, - прояснил я ситуацию по моей кандидатуре. – А что за работа, расскажи.
- Та ладно. Тебя эта работа вряд ли заинтересует, - вынес окончательное решение Саша.
- Я знаю ребят с разрешением и желанием работать на любых работах, - проявил я интерес к его делу, больше из уважения к нему, чем к его предложению.
- Работа простая, но грязноватая и нелёгкая, - неохотно ответил Саша.
- Главное, чтобы платили, и не требовалось знание языка, - поддержал я совершенно неинтересную для меня тему разговора.
- Платят исправно. Язык желателен, но фактически - не нужен. Оформляют официально, поэтому, нужно иметь действительное разрешение на работу.
- И что требуется делать?
- Да в основном, убирать строительный мусор на строительной площадке.
- Хорошо. Я дам твой телефон кому-нибудь из подходящих ребят, - обещал я.
- И ещё одно существенное требование к работнику, чтобы человек был надёжный и не алкоголик, - по-военному строго предупредил Саша.
Расставшись с ним, я тут же позвонил одному из грузинских ребят. Коротко передал предложение о работе и телефон Саши, искренне пожелав всем удачи.
Вернувшись к своим делам, я отправился к дивану в книжном магазине. Затаившись на своём месте, я переключил мысли на события середины 70-х годов, происходившие с четырьмя музыкантами и сопровождающими их людьми.
Во время концертов в Нью-Йорке их кто-то огорчил на 203 тысячи долларов. Это были их честно заработанные, карманные наличные, которые они держали под рукой на всякие текущие расходы. Кокаин продавался только за наличные, и без него как-то…
Пока они тяжко пели для нью-йоркской публики свои очень английские, мрачноватые баллады, какие-то шустрые поклонники их таланта успешно пошарили в гостиничном номере в личных вещах музыкантов. В сейфе, где хранились наличные и паспорта, остались лишь документы. Полиция и ФБР ничем помочь не смогли. Лишь удивилась такой сумме и небрежности британских артистов. Нью-Йорк любит наличные более всего.
Массовые, крикливые рождественские распродажи, по сути своей, заключались в праздничной переупаковке безнадёжно залежалых товаров, и суетливой попытке сбыть их, под шумок, по завышенным ценам. Ходить в этот период по магазинам, с надеждой на удачную покупку – пустая трата времени.
Вскоре прикрыли на каникулы и колледж, а с ним и доступ к бесплатному Интернету. Всё вокруг свелось к массовому, бестолковому потреблению товаров широкого потребления.
Период рождественских праздников хорош для тех, кто живёт дома и имеет место комфортного времяпровождения. Ибо к Рождеству всё закрывается и замирает. Остаётся лишь сидеть дома или у кого-то гостить. В гулянии по улицам тоже много времени не проведёшь из-за гадкой погоды.
Я любил бродить один в некоторых районах города. Особенно часто я заходил поздними вечерами на территорию морского пассажирского порта. Оттуда были видны отдельные причалы коммерческих доков.
Огни пришвартованных и совершающих манёвры судов, отражались в темноте залива, положительно гипнотизировали и умиротворяли меня. Здесь жизнь не замирала ни в праздники, ни в выходные, а текла круглые сутки.
На St.Mary’s Street работали лишь некоторые точки общественного питания. Торговец виниловых пластинок и музыкальных журналов прошлых десятилетий прикрыл свою музейную лавочку на неопределённый праздничный период, чем огорчил меня. Но на этой же улице я облюбовал одно кафе, где подавали незатейливые горячие блюда, чай и кофе. Там не бывало много посетителей, на столиках всегда лежали газеты, и главное, мои заседания с чашкой чая и газетой совершенно никого не напрягали. Сидя за столом у стеклянной витрины, я мог наблюдать за улицей.
На противоположной стороне появились рекламные плакаты, извещающие о концертном туре по Великобритании чёрной певицы Шаде (Sade).
Я хорошо помнил её музыку второй половины 80-х годов, и представлял её себе по фотографиям того времени. Сейчас же, с плакатов смотрела, с той же грустной улыбкой, но заметно изменившаяся мулатка.
Официантка, подававшая мне, - разговорчивая женщина с неместным акцентом, оказалась родом с Кипра. Время от времени, она предлагала мне добавку горячего чая и обменивалась со мной шутками и замечаниями.
В местной газете, оказавшейся на моём столе, сообщалось о судебной тяжбе группы жителей соседнего графства Wiltshire против базы военно-воздушных сил. Один из участников спора оказался Гордон Самнер, больше известный под псевдонимом Sting. Из пояснений супруги, представлявшей его интересы, я понял, что когда они покупали имение Lake Place, за два миллиона фунтов, военная база, располагавшаяся в том же графстве, не создавала никаких неудобств. Теперь же, на досаду всем проживающим в графстве, там возобновили учебные полёты. Во время таких полётов, не то, что сочинять и записывать музыку невозможно, при таком шуме и вибрациях там стало просто невыносимо жить. “И это при тех налогах на собственность, которые мы регулярно платим”, - жаловались музыкант и его жена.
По вечерам я зачастил и подолгу засиживался у Егора. В его распоряжении была большая комната, но с кухней, туалетом и душем где-то на этаже. Это были тихие посиделки в длинные, тёмные, ненастные вечера, с обилием горячего чая и любопытными рассказами о жизни в глубинке Сибири.
Там я и встретил 2001 год.
Начало года, особенно январь месяц, отличались гнилой, ветреной погодой и всеобщей похмельной депрессией. Работа для моих соседок в пекарне приостановилась, по простой причине - отсутствие массового спроса на кондитерскую выпечку. Я скрывался и спасался от тоски в Интернет зале колледжа, в книжном магазине, да в пабах.
Лондонский Вова продолжал ссылаться на перерыв в работе его парижского земляка и обещал, в скором будущем, качественные паспорта. Я не торопил его, но уже чувствовал потребность в новой шпионской деятельности.
Где-то в начале февраля Вова позвонил мне и сообщил о готовности вручить нам два паспорта. Он назначил время и место встречи в Лондоне, и желал получить по 1300 фунтов за каждый паспорт.
В день поездки в Лондон за паспортами, я с утра отправился в своё отделение банка RBS. Там обнаружил, что в этот день недели банк начинает обслуживание клиентов не с девяти, как обычно, а с 9:30. Это досадное обстоятельство заставило меня ожидать минут двадцать. Хождение вокруг банка в прохладную сырую погоду, в утреннее время, подпортило настроение и привело меня к мысли, что зачатие задуманного дела как-то паршиво складывается. Двадцать минут ожидания на холоде показались мне долгими. И мысль о том, что мои трудовые сбережения не желают покидать банк и переходить в руки, совершено чужих мне людей, начала формировать определённые негативные мысленные формы.
Похоже, что в то утро я был первым посетителем банка. Мой ранний запрос к служащей о выдаче мне 1300 наличными не вызвал у неё никаких эмоций. Она, молча, приняла мой ордер с удостоверением личности, внесла изменения в текущем балансе счёта, отсчитала сумму и выдала мне деньги через окошко, вместе с моим удостоверением. Мол, It’s up to you, chap. (Твоё дело, парень).
Егор, как пионер, был готов в любое время отправиться в Лондон.
Владимир назначил нам место встречи неподалёку от станции метро Canadian Water, обозначив себя как легковое авто бежевого цвета, на котором обещал подъехать.
Прибыл он вовремя. Припарковался и подал сигнал, пригласив нас в автомобиль. Вова был один. Я расположился впереди, а Егор на заднем сидении. Обменявшись скупыми приветствиями, Владимир открыл передо мной бардачок и достал оттуда два паспорта. Заглянув в один из них, он, молча, выдал каждому из нас по паспорту.
- Принимайте работу, - флегматично пробурчал он, и аппетитно закурил в ожидании возможных вопросов. Его спокойствие нравилось мне. Внешне, это был парень возраста 35-40 лет, обычный представитель западной Украины, с опытом проживания-выживания в европейских странах.
Я открыл первую страницу своей ксивы и пожалел, что не приготовил увеличительное стекло. Пришлось рассматривать объект невооружённым глазом. Над моей фотографией кто-то поработал. По одному краю были мелко вырезаны номер и две буквы серии паспорта. Фото, как и вся страница, было покрыто клеящейся тонкой прозрачной, слегка матовой плёнкой. Дефектов я не видел. На первый взгляд, всё было сделано аккуратно. В остальном, всё то же самое, что я уже видел в паспорте Ольги. Только этот паспорт был в более свежем состоянии. До истечения срока действия документа, оставалось немного менее пяти лет. Мелкий печатный шрифт именовал держателя паспорта, как Siebe Jasper. Моё новое имечко мне не очень понравилось. Сразу возник вопрос о правильном произношении. Джаспер или Яспер? Сибэ или Сайбэ? По указанной дате рождения, в голландском варианте я стал младше, почти на два года. Место рождения и жительства – Амстердам.
Пролистав паспорт, я нашёл все страницы неповреждёнными. На одной странице были отметки о въезде в Арабские Эмираты. Всё было в порядке и готово к применению, только имя мне никак не нравилось.
Я обернулся назад к Егору.
- Ну что? – спросил я его.
Он лишь оторвался от паспорта и, молча, протянул его мне. Мы обменялись документами. Я почему-то посмотрел только имя и фамилию. У Егора это оказалось чем-то трудно выговариваемым.
- Что скажите? – вернулся к нам Володя, докурив свою сигарету, и выбросив окурок за окно.
- Всё нормально, только имя идиотское. Надо выяснить, как это правильно произносится.
Вова лишь улыбнулся моему замечанию.
- В условиях Англии это не столь важно. Вы же в Голландию не собираетесь, - комментировал он.
- Почему бы и нет. Мне нравится эта страна, - ответил я. - Жаль, нет координат этого Джаспера. Хотелось бы связаться с ним, узнать хотя бы, как правильно выговаривается его имя.
- Ну, не знаю. Без “родного” языка, я бы не советовал вам показываться там. Сами понимаете. Дело ваше. Так что, берёте?
- Это он так шутит. Мы берём это, - вмешался Егор в несерьёзный разговор.
- Тогда - как договаривались, - пожал плечами Вова.
Мы достали заготовленные деньги и вручили Владимиру. Я положил паспорт в опустевший внутренний карман куртки, *Straight to my heart, и начал вживаться в новую роль. *Прямо к моему сердцу.
Вова, получив две порции наличных, без огонька в глазах, как сытый кот, лишь поглядел на деньги, и, не пересчитывая, положил в бардачок, где до этого лежали паспорта.
- Если что, обращайтесь. Мой телефон вы знаете, - захлопнул он крышку отсека для паспортов и наличных.
- Кстати, а к этому паспорту, случайно, иных голландских документов нет? Удостоверение личности, водительское удостоверение и тому подобные? - поинтересовался я.
- Нет. В вашем случае, были только паспорта. Такие комплекты редко случаются. Если языком владеете, то обзаведётесь местными документами, - ответил и проконсультировал Владимир.
- Ну, тогда мы пошли, - приоткрыл я дверцу авто.
- Удачи! – отозвался Вова.
Он уехал, а мы остались у станции метро. Можно было приступать к поиску жилья и работы в Лондоне прямо сейчас. Но мы, настроились на возвращение в Саутхэмптон, как к себе домой. Хотя в Саутхэмптоне, эти паспорта могли нам только навредить.
- Скажи-ка, как теперь тебя звать? – заговорил Егор.
- Сибэ или Сайбэ. С фамилией немного легче – Джаспер или Яспер, - ответил я.
- До выяснения, я буду звать тебя просто Джаспер. Когда определишься, сообщи окончательный вариант, - заявил Егор.
- Хорошо. Напиши мне своё имя, я постараюсь это запомнить, - попросил я голландского земляка Егора.
- Блин, мне и самому понадобится шпаргалка, чтобы без ошибок это имя в анкетах указывать, - посетовал Егор.
На обратном пути из Лондона в Саутхэмптон разговаривать о шпионских планах было неудобно, да и не хотелось. Я удобно уселся у окна, расслабился в тепле, и мои очумелые мысли понесли меня во времени и пространстве, всё, более набирая обороты и скорость.
Как ни призывал я себя к позитивному мышлению, но факты последних событий, касающиеся меня лично, упрямо указывали мне направление вниз. Согретый в кармане на груди новый документ я рассматривал, как запасной парашют в моём затянувшемся падении. Но его ещё следовало правильно и своевременно раскрыть.
А пока, я нёс сплошные личные потери в отношениях с некогда близкими мне людьми, и безнадёжно утрачивал остатки своей некой социальной значимости. Подобно уставшему Паниковскому, “человек без паспорта, которого не любят женщины”.
У меня же, теперь было два паспорта; украинский, с которым я всегда мог вернуться в Украину и раствориться в общенациональной чернобыльской, экологической, политической, экономической, социальной, и моральной катастрофе. Происходящее в масштабах этой страны меня уже едва беспокоило, так как от меня лично, там абсолютно ничего не зависело. Я лишь активно наблюдал издалека, и постоянно ворчал. В личных, человеческих отношениях на меня там все махнули рукой, и, полагаю, искренне желали моего тихого исчезновения. Но, вернувшись туда, мне придётся делать то, что мне не нравится. Это меня напрягало. Оставался голландский паспорт, приоткрывавший мне какие-то иные направления и возможности. Функционируя по этому документу в Евросоюзе, при соблюдении шпионской техники безопасности, я мог обрести право жить, работать и перемещаться в определённых территориальных и временных пределах. Но вся моя трудовая и налоговая биография будет записываться на имя некого, реально существующего гражданина Нидерландов Siebe Jasper. Если же перебраться с этим паспортом в США, то я мог бы спрятать его подальше, и, достав свои настоящие, местные удостоверение личности, водительские права и социальный номер, влиться в американский марафон под своим действительным именем. Формальные ограничения с правом на труд - не столь болезненны в американских условиях, и со временем это можно уладить. Но через океан надо ещё перелететь, предъявив поддельный паспорт, как минимум, в аэропортах вылета и прилёта.
Мои мысли перенеслись в Голландию, страну, гражданином которой я теперь буду представляться.
Впервые я побывал там, ещё, будучи гражданином СССР, осенью 1989 года, когда процесс перестройки, гласности и ускорения шёл полным ходом.
Первым городом в Голландии, где я остановился, оказался Амстердам, и это место мне сразу понравилось. Буквально на второй день своего пребывания там, я познакомился с местной девушкой Ивонной, работавшей в шахматном кафе «Gambit», где-то в центре, в районе Jordaan. Она тогда пыталась изучать русский язык, но общались мы на английском. В тот же вечер Ивонна познакомила меня с “русским парнем из Ленинграда”. Им оказался подозрительный еврейчик моего возраста, который с осторожностью отреагировал на встречу со мной и моим приятелем-попутчиком. Лишь после порции наивных вопросов от двух туристов-соотечественников, он всё же разговорился и объяснил нам суть своего положения в этой чудной стране. Тогда я впервые разговаривал с живым политическим беженцем из СССР. Я был удивлён, услышав, его консультации о том, что нам, как гражданам СССР, достаточно обратиться к полицейскому и заявить о потребности в политическом убежище, чтобы получить легальное место под дождливым небом королевства Нидерланды. Тогда я не воспринял его советы всерьёз. Слушая его, я лишь подумал, что эта лёгкость смены места жительства возможна только для граждан СССР еврейской национальности. Я же, во всех своих документах, значился русским. И уж тем более, тогда я не мог подозревать о том, какой чудовищный план начал реализовываться в отношении Союза и его населения. Для нас тогда это было “жить стало интересней, жить стало веселей, товарищи!”
Эта случайная встреча с одиноким, настороженным евреем из СССР была для меня первым серьёзным предупреждением, предложением и реальной возможностью.
Тогда я праздно провёл чудный вечер в Амстердаме в компании новых знакомых, и не пошевелил ни мозгами, ни пальцем, чтобы сделать шаг в правильном направлении.
В тот же, свой первый выезд, я посетил и Германию. Принимал меня в городе Эссене гостеприимный журналист герр Мюллер. Он тогда работал на газету Бильд Цайтунг, - «жёлтая пресса» с приличным тиражом. Герр Мюллер возглавлял отдел криминальной хроники. Каждый день он приглашал меня побывать с ним в интересных местах; на судебных заседаниях в уголовном процессе против группы террористов, в лагере полит беженцев и немцев репатриантов из Казахстана, на презентации книги Анны Бухариной-Лариной, с её участием.
Мне стоило лишь намекнуть ему, о своём нежелании возвращаться в казарму СССР, и он бы с профессиональным интересом передал меня немецкой бюрократической машине, и осветил мою беженскую историю в своей скандальной газете.
В начале 2001 года, гражданин разворованной Украины – страны без общенациональной идеи, несостоявшийся полит беженец Великобритании и носитель поддельного голландского паспорта, подъезжал к Саутхэмптону. Я был переполнен шпионскими планами, сомнениями и честными признаниями в упущенных благоприятных моментов, которые щедро предоставлялись мне в прошлом.
С вокзала я поспешил домой, в свою комнату-убежище. Профессор Плешнер нуждался в уединении со своим новым документом и шпионскими замыслами. Надо было переспать со всем этим, чтобы отфильтровать, и со следующего дня начать трезвый анализ текущего положения.
Неожиданно для себя, дома я обнаружил дверь соседней, незанятой комнаты, приоткрытой. Внутри кто-то был. Я открыл дверь своей комнаты и вошёл. Не успел я раздеться, как в дверь постучали. На пороге стоял высокий молодой парень. Я понял, что это мой новый сосед.
- Привет, это ты Сергей? – обратился он ко мне.
Я не очень обрадовался возможности пообщаться с новым жильцом. Сейчас мне больше хотелось уединиться со своим новым паспортом.
Я лишь ответил ему.
- Да, это я.
- Я тоже Сергей, - протянул он мне руку, - будем соседями, - пояснил он.
- Понятно, - рассеянно отреагировал я.
- Хочешь, заходи ко мне, я как раз чай сделал, поговорим, а то здесь можно от тоски сдохнуть, - пригласил он.
Было очевидно, что этот парень не поймёт моего отказа, и что говорить мне много не придётся. Я, молча, прошёл за ним в его комнату, и приготовился слушать.
Эта беженская комнатка была совсем маленькой, но вполне уютной и удобной для тихого чаепития-общения двух беженцев.
- Ты откуда, Сергей? – по-простому начал парень, разливая чай.
- Ну, в общем-то, из Украины, - неохотно ответил я.
- Я видел соседей с первого этажа, они точно украинцы. А ты чё-то совсем не похож на украинца, я сразу подумал, что ты из Латвии или Литвы, - рассуждал наблюдательный сосед.
- Тогда, считай меня Белорусом. Это между Украиной и Латвией, - предложил я. – Или голландцем, добавил я.
- Да ты не думай, Сергей, мне по фигу, откуда ты. Я сам из Таллинна. Сразу скажу тебе, я долго здесь не задержусь, у меня другие планы. Не знаешь, кому можно сдать эту комнату? Не дорого.
- Сколько ты хочешь, и на какой срок? – поинтересовался я.
- Хотелось бы фунтов 40 за неделю. Ведь это не дорого, - неуверенно ответил он, ожидая моей реакции на такое предложение.
- 40 фунтов это нормальная, недорогая цена за такую комнату в этом районе. Но, сдавая её, ты же не скроешь, что это социальное жильё, а ты - не хозяин дома. Думаю, учитывая все обстоятельства, ты сможешь сдавать эту комнату за 25-35 фунтов, кому-нибудь из своих земляков, которые всё правильно понимают - рассуждал я.
- Меня бы и это устроило, - согласился Сергей. – Мне в Саутхэмптоне теперь делать нечего. Я промышлял здесь кражами в магазинах, и меня поймали. Двое суток просидел в камере при местной полиции. А потом повели на суд. Судья узнал, что я бедный беженец, прочитал мне мораль о том, что в гостях надо вести себя хорошо, не нарушать местных законов. Обещал отправить обратно на родину, если буду шалить. И отпустил. Адвокат, ещё до суда, советовал мне определиться с местом жительства. Похлопотал за меня, и теперь я имею эту конуру. Но я хочу съехать в Лондон, там у меня есть кореша, и работы валом.
- Работа снова в магазинах?
- Да. Но не только тыбрить товары, больше покупать по кредитным карточкам.
- Карточки поддельные? Оплата покупок с чьего-то счёта?
- Я ещё не знаю технических подробностей. Знаю, что надо получить с карточки как можно больше налички.
- Как ты реализуешь добытые товары?
- За полцены - продать не проблема. Но лучше, когда есть заказ от конкретного покупателя.
- Слушай, а каково сейчас в Таллинне? – сменил я тему.
- В Таллинне сейчас неплохо эстонцам. Русским – сложно. Особенно, найти работу. Но если деньги есть… - не задумываясь, коротко ответил Сергей. – Домой сегодня звонил. Родители спрашивают, где я пропадаю, почему не отвечал на звонки, и чем занимаюсь? Я говорю, сейчас пока нет работы, но скоро будет. А они не верят, говорят, не дури, езжай уже домой.
- А ты?
- Я хочу ещё в Лондоне какое-то время пожить, а там посмотрим. Короче, я решил ехать отсюда. Если ты знаешь кого-то, кому надо эта комната, то я готов уступить её.
- Хорошо. Я дам тебе знать, если возникнут кандидаты.
Чай выпили, вопросов больше не возникало. Я предложил сделать перерыв до утра.
Наконец, я оказался один в свой комнате. Но было уже поздно и хотелось лишь сбросить с себя одежду, выключить свет, укрыться от всех одеялом и провалиться в глубокий сон.
Арендатора своей комнаты мой сосед нашёл быстро, и без моего участия. Ею оказалась моя знакомая по фабрике - Елена. Русская, пышногрудая блондинка из Латвии. Кавказские женщины с первого же дня дистанцировались от неё, и надеялись, что она не задержится в их доме. Неприязненное отношение к пришлой блондинке ещё более усугубилось, когда к Елене начал захаживать в гости местный приятель и сотрудник по фабрике - Ли.
Зато, к этому времени, женщины из Боржоми разглядели в своих украинских соседях с первого этажа, хороших парней. Стали очень тесно дружить с ними и вести общее хозяйство. Иногда, по выходным дням, они дружно хлопотали на кухне, а затем подолгу и весело заседали всей семьёй за обеденным столом в гостиной комнате. По воскресеньям многие заведения, где я мог коротать время в будние дни, были закрыты, поэтому, в плохую погоду я вынуждено торчал в своей комнате. В такие дни, выходя из комнаты, я чувствовал себя, рядом с их интернациональным семейством, незваным пришельцем. Они тоже привыкли к тому, что меня днём нет дома, и мои неуместные появления стесняли их.
Наши отношения с Толей и Васей по-прежнему оставались добрососедским. Толя был в курсе моих “голландских“ замыслов и это совершенно не беспокоило меня. Я тоже знал о его чешском паспорте, и где этот паспорт хранился на чердаке. Лали относилась ко мне вполне по-приятельски. Но в качестве старшего члена семьи у них выступала Нели, которая с трудом скрывала свою неприязнь ко мне. Я был просто чуждым и непознанным объектом для её разума. А всё непонятное раздражало её. Сколько бы я не делал доброго для неё, она будет подсознательно ненавидеть скрытного интеллигентика, как она называла меня за спиной. Такие же чувства у неё вызывала и эта страна, с чужими для неё людьми, языком, климатом и традициями. В периоды незанятости, она утрачивала всякий смысл своего пребывания здесь, и впадала в особо глубокую, озлобленную депрессию. Бесплатное жильё со всеми коммунальными услугами и еженедельные денежные пособия принимались ею как должное. А неприязнь к чужой, непонятной стране проявлялись, как естественный кавказский патриотизм. Я мог бы улучшить наши отношения, делая вежливые шаги навстречу, и разделяя их интересы. Но это означало бы и моё участие в регулярных продолжительных посиделках с задушевными беседами, под музыку, привезённую из СНГ. Для этого мне недоставало гибкости и терпения. Я упрямо оставался тем, кем я есть, а таковой я далеко не всем нравился. Да и сам я не нуждался в симпатии некоторых.
Когда визиты Ли совпадали с моим присутствием дома, мы частенько заседали c ним в гостиной комнате, попивая чай и поговаривая о жизни. Мои наблюдения и замечания об Англии и англичанах, веселили аборигена, и он от души, громко и часто смеялся. Таковое, чуждое и малопонятное для соседей явление, едва ли могло понравиться им. Возможно, им казалось, что я рассказываю гостю и о них тоже, и это смешит англичанина.
Мне действительно иногда приходилось отвечать на его вопросы о соседях. Его интересовало, говорим ли мы на одном языке, и понимаю ли я, о чём эти песни, которые он уже не раз слышал во время соседских ужинов-посиделок? Ли обратил особое внимание на лагерные песни, которые в СНГ относят к жанру “шансон”.
- Сергей, я всё хочу спросить тебя, о чём эти песни, что постоянно слушают твои соседи? И неловко насвистел мне фрагмент одной мелодии из репертуара Шафутинского.
Я неохотно пересказал ему песню о тоске и плачущем сердце.
- Похоже, им очень нравятся эти грустные песни, они слушают их постоянно, - заметил Ли. – Вероятно, им здесь плохо, скучают по дому. Но ведь они свободны, их здесь никто не держит… Верно? – наивно рассуждал Ли.
- Верно, Ли. Поработают на ваших стройках, соберут какие-то деньги и уедут домой, - коротко объяснил я.
- Но ты, Сергей, говоришь, что вы приехали сюда из одной страны, и говорите на одном языке, а я не замечал, чтобы ты слушал эти песни. Ты слушаешь ту же музыку, что и я. И хорошо знаком с английской музыкой с 60-х годов и по сегодняшний день, - не унимался наблюдательный Ли.
- Я также, как и они, из Украины, только с иного региона. И я постарше их, - пояснил я причину нашего отличия.
- Нет, Сергей, это не объяснение. Вы совершенно разные люди. С тобой мы понимаем, друг друга, а с твоими земляками-соседями я могу лишь обменяться приветствиями, и не более. Я уверен, они никогда ничего не слышали, к примеру, о таком подзабытом английском явлении, как Led Zeppelin, музыку которых ты неплохо знаешь, - продолжал копать гость под иностранных жильцов этого английского социального дома.
- Я думаю, это объясняется разницей во времени и средой обитания. В моё время и в моей среде я мог услышать и познакомиться с одной музыкой и ценностями, а они в своё время и в своей среде - слышали иную музыку. А если сказать тебе честно, то, вероятно, я некий выродок-недоразумение страны моего происхождения. Отсюда и моя тихая дисгармония с соседями, и постоянные поиски места под солнцем. Ты заметил, что им здесь тяжко на чужбине. Поэтому, они вернутся домой, где всюду звучат их песни, и будут там вполне счастливо жить. Со мною же, дело обстоит иначе и сложней.
- А ты не возвращайся туда. Обитай там, где тебе нравится, - советовал Ли.
- Подозреваю, это место где-то в Майами или в Палм Бич.
Ли снова громко рассмеялся.
- Во всяком случае, Сергей, с твоим чувством юмора ты и в Украине выживешь, - обнадёжил он меня.
А однажды, субботним утром, когда в доме все жильцы спали, зазвонил звонок у входной двери. Я никого не ожидал, поэтому, проигнорировав раннего визитёра, и попытался не выходить из сна. Но кто-то продолжал звонить и деликатно постукивать в дверь. Никто не реагировал, хотя я был уверен, что уже все, кто был дома, слышали это. Окончательно проснувшись, я подумал, что кому-то уж очень надо кого-то повидать здесь. Было ясно, что Толя и Вася ушли на работу, а женщинам, вероятно, неловко одеваться и выходить с помятым видом. Стучать в дверь продолжали. Я, не одеваясь, в трусах и футболке, лишь обувшись, спустился на первый этаж. Открыв входную дверь, я оказался нос к носу с незнакомым мне типом. Коротко подстриженный, белобрысый, рослый парень, возрастом лет тридцати нетерпеливо топтался у двери нашего дома. Как только я открыл дверь, он пробурчал некое подобие приветствия и, не глядя на меня, быстро вошёл в дом, словно он остро нуждался в туалете. Я сонно отметил, что парень уверенно и целенаправленно ломанулся лестницей на второй этаж. Решил, что ему кто-то очень нужен из моих соседей. Поднимаясь обратно в свою комнату, я не заметил, в которой комнате он исчез. Не успел я разуться, чтобы попробовать снова уснуть, как услышал истеричные вскрики женского голоса.
- Помогите! Убивают, - кричали где-то на втором этаже. Прислушавшись, я определил голос новой соседки Елены и шум борьбы. Она продолжала звать на помощь.
- Вызовите полицию, убивают! – истошно повторяла она.
Я приоткрыл свою дверь. На этаже никого не было, хотя я точно знал, что кавказские женщины дома, и они всё слышат. Из комнаты Елены продолжали доноситься шум драки и её вопли о помощи. Было ясно, что гость, которого я впустил в дом, крепко побеспокоил её. Я прошёл к двери Нели и постучал. Она тут же открыла и выглянула. Испуганная Лали сидела у неё в комнате.
- Может вызвать полицию? – спросил я.
- Пусть сама разбирается со своими дружками, - прошипела Нели и закрыла дверь своей комнаты.
Елена продолжала визжать, призывая полицию или кого-нибудь помочь ей. Я чувствовал себя виноватым. Не удосужился бы я открыть входную дверь, и ничего бы не произошло.
Я взял свой телефон и набрал номер полиции. После второго сигнала сработал определитель номера. Я услышал, как автомат женским голосом стал отчётливо диктовать номер моего телефона, а затем моё полное имя и адрес проживания. Данные звонящего записывались. Я вспомнил, что зарегистрировал свой мобильный номер оператора Vodafone, за что на баланс указанного номера было начислено обещанных семь фунтов. Далее ответил уже живой женский голос.
- Добрый день, мистер Стыцькофф. Слушаю вас.
- У нас в доме, в соседней комнате женщина кричит, просит о помощи. Возможно, вы слышите, - ответил я.
- Что ещё вы слышите или видите, мистер Стыцькофф? Насколько реально ситуация требует участия полиции?
- Слышен шум борьбы. Я знаю, что там посторонний мужчина, я сам впустил его в дом. Поэтому и решил позвонить вам.
- Хорошо, мистер Стыцькофф. Назовите адрес, где это происходит.
Я продиктовал адрес.
- Пожалуйста, оставайтесь на месте, мистер Стыцькофф. Скоро полиция будет там.
Связь прервалась. Елена продолжала плачуще завывать, прося о помощи. Я снова пожалел, что оказался участником этой Санта-Барбары.
Не прошло и пяти минут после моего звонка, как в дверь снова позвонили. Послышался женский голос.
- Пожалуйста, откройте! Полиция.
Елена продолжала кричать. Это оправдывало мой вызов полиции. Открывать дверь никто не собирался. Возникла задержка. Полиции это не понравилось. В дверь громко и настойчиво застучали, и тот же женский голос, только приказным тоном, потребовал,
- Откройте дверь, полиция!
В комнате Елены затихла возня, но сама она продолжала громко хныкать, как побитая собака.
Я спустился на первый этаж и открыл дверь. Передо мной стояла женщина в форме, а за нею двое мужчин полицейских.
- Мистер Стыцькофф? – обратилась она ко мне.
- Да это я.
- Где это? – спросила она, проходя в дом.
Я указал на второй этаж, откуда доносились завывания Елены. Полицейские прошли лестницей наверх.
Я тоже поднялся, желая удалиться в свою комнату-убежище. Полицейские стояли перед закрытой дверью и призывали впустить их.
- Пошли все нахер отсюда! – довольно свирепо прокричал гость из комнаты.
Вероятно, он подумал, что это соседские женщины пытаются припугнуть его.
Полицейские едва ли поняли услышанное, но интонация им не понравилась. Далее, уже из своей комнаты я мог слышать шум борьбы и яростные крики утреннего визитёра. Женщина из полиции, находясь где-то в коридоре, диктовала адрес, докладывала об оказанном полиции сопротивлении и просила прислать поддержку. Её коллеги мужчины шумно боролись с нарушителем. Тот упрямо не желал исполнять их приказы, яростно сопротивлялся насильному выдворению из комнаты и громко материл всех и всё. Парень звучал, как серьёзно невменяемый субъект.
Вскоре послышался топот и голоса прибывшей поддержки. По удаляющемуся истеричному крику задержанного, было очевидно, что его поволокли по лестнице вниз и долой из дома.
Наступила тишина. Доносились лишь тихие голоса. Женщина полицейская разговаривала с потерпевшей. Спустя минут десять в мою дверь постучали. Я вышел. Это была та же женщина в форме.
- Мистер Стыцькофф, Елена сейчас отправится со мной, мне кажется, она не совсем понимает, что от неё требуется. Скажите ей, что если она не подаст заявление на этого типа, то его задержат не надолго. А он довольно опасный человек.
- Хорошо, я при случае, передам ей, - обещал я.
Когда, наконец, в доме всё устаканилось, и не было посторонних, я имел что послушать от Нели.
- Зачем ты влез в это? Кто тебя просил впускать в дом этого отморозка, а затем, ещё и полицию сюда приглашать?! Это их личные отношения, пусть себе разбираются и дерутся. Мы же, не знаем, за что он её бил, а я уверена, - было за что! Погоди, она ещё и тебя втянет в этот конфликт, - отчитывала меня Нели.
Мне нечего было сказать. Она была права. Я вляпался в чужое дерьмо, по собственной инициативе.
В тот же вечер, Елена, украшенная синяком под глазом, поделилась со мной своими горячими новостями. Из её рассказа я узнал, что этот монстр - её земляк и близкий приятель. Он же помог ей приехать в Англию, встретил её, и они стали вместе жить и работать в Саутхэмптоне. Когда Елена стала самостоятельной и отношения их ухудшились, она решила оставить его. Так, она поселилась в нашем доме. А её дружок, считая, что в своё время, он потратил на Елену свои средства и время, расценил её уход, как несправедливое и оскорбительное действие по отношению к нему - крутому парню.
Теперь он пребывал в местной полиции, в камере предварительного заключения. Елена подала на него заявление: о причинении ей телесных повреждений, об угрозах её жизни, о вторжении в частное жилище и о порче её имущества. Как ей объяснили, этого было достаточно, чтобы приговорить её бывшего бойфренда на несколько лет лишения свободы.
Задержанному тоже помогли. Его посетил адвокат и объяснил ему значение её заявления для предъявления обвинений. Адвокат сообщил, по просьбе клиента, его друзьям на свободе суть положения своего подопечного. И Елене начали названивать ходатаи. Звонки посыпались из Англии и Латвии. Обработали её маму. Просьбами её родственников и угрозами его дружков, Елену почти убедили отозвать своё заявление. Было очевидно, что она так и сделает.
Короче, напрасно я вызывал полицию. Всё равно, он уже сделал с ней, что хотел сделать. Поколотил её, порвал шмотки, которые когда-то подарил. Возможно, после этого, он бы извинился и ушёл. На этом, всё бы и закончилось.
А я, неспокойный, сначала открыл ему дверь в наш дом, дал ему возможность выпустить пар, а затем, пригласил и полицию поучаствовать. В результате, их отношения стали ещё более проблематичны. Елене и её родственникам в Латвии угрожают. А я - реальный кандидат в козлы отпущения. Парень, из-за которого весь этот напряг. И всё по причине моего чуткого сна и дурацкой отзывчивости.
* Really, my propriety leads me to notoriety…
* Действительно, моя же правильность, приводит меня к дурным последствиям.
Находиться в доме стало ещё более дискомфортно. Я приступил к поиску жилья в Лондоне и сбору прочей полезной информации. Однако в начале марта все Интернет - новости закричали о скандале в Украине, что привлекло моё внимание и отвлекло от происходящего рядом.
Несколько месяцев назад в украинских Интернет новостях упоминалось об исчезновении киевского журналиста с грузинской фамилией, который ранее заявлял о слежке за ним и угрозах по телефону.
И теперь, сообщалось о том, что найдено обезглавленное тело пропавшего журналиста и тут же появляются аудио записи откровенных разговоров президента Кучмы со своими верными палканами. Диалоги главы государства с министром внутренних дел и главой секретариата президента свидетельствуют о том, что президент выдавал им свои уродливые, по форме и содержанию, пожелания-приказы;
- Просто, бля, ... есть какая-то мера, сука, бля… Депортировать его, блядь, в Грузию и выбросить там на хуй.
- Отвезти его в Грузию и бросить там.
Чеченцы надо чтоб украли его. ...
Хроника фактов и событий показывала, что кто-то спланировано, опускает и смещает и без того всеми ненавистного Кучму. Возникло организованное и шумное движение «Украина без Кучмы». Наивные ребята вышли на улицы Киева и вступили в конфронтацию с отрядами милиции.
Весь мир наблюдает, как в центре Киева демонстративно сжигают чучело президента страны. В британских теленовостях, комментируя события в Украине, живо предполагают, что президент страны – заказчик убийства. Непослушных детей в Европе пугают украинским президентом Кучмой, - чудовище, которое может приказать своему главному милиционеру обезглавить неудобного гражданина.
Я вспомнил прогнозы соседа Васи, о том, что Кучма не продержится весь второй срок. И распечатал для своих украинских соседей сводку новостей.
Вернувшись вечером домой, я оставил пачку распечатанных листов в гостиной комнате на столе. Там, после работы, ребята обычно ужинают со своими кавказскими подругами.
Первой, на предоставленные мною украинские новости, отозвалась Нели, ещё до прихода ребят.
- Сергей, зачем ты подбросил нам эти гадости?
- Это не для тебя, можешь не читать. Это для моих земляков – Васи и Толи. Им это будет интересно, - ответил я, удивляясь её реакции.
- Это ты принёс сюда, чтобы поссорить нас. Тебе не даёт покоя наша дружба с ребятами! – злобно прошипела Нели.
- Не понял, как это может вас поссорить, и на кой хрен мне ваша дружба?
- Да ты специально принёс нам это, чтобы мы почитали, как в Украине убили грузина. Ты просто завидуешь нам! - выдала Нели своё мудрое видение украинских событий и моего отношения к их бытовой украинско-грузинской дружбе.
- Ясно, - вздохнул я.
Говорить было не с кем. Я, молча, удалился в свою комнату, ещё раз убедившись в своих редких способностях создавать вокруг себя проблемы и неприязнь. Осознание этого пагубного качества и факта, неспособности изменить себя, угнетало меня.
Я пока видел лишь один примитивный способ разрешения своих личных неудобств. Это обретение каких-то денежных средств и документов, расширяющих мою свободу выбора, избавляющих меня от вынужденных совместных проживаний, компаний и суррогатных дружб. Но я понимал, что это даст мне лишь частичное облегчение, но едва ли изменит меня самого и мои негармоничные взаимоотношения с окружающими меня людьми. Причины залегали где-то глубже. Я словно генерировал вибрации нестандартных частот и звучал не в унисон с большинством людей. Внешне это проявлялось в моей повышенной ответственности и чувстве справедливости, излишней прямоте, занудстве, склонности к усложнениям и заниженной самооценке. Мой сарказм и мрачный юмор, прежде всего по отношению к себе, в большинстве случаев, настораживал и отталкивал окружающих. Возможно, во мне поселились некие особые паразиты, дьявольски управляющие моими мыслями, настроениями и поведением.
* I hung my head, I hung my head… Sting.
* Я повесил голову…
Хотя, надо отметить, что некоторые считали меня вполне хорошим парнем. Мореходы из разных стран, заходящие в порт Саутхэмптон, обменивая, у меня сигареты на фунты, всегда отчаливали с добрыми словами в мой адрес и искренними пожеланиями повидать меня здесь снова и снова. Несколько человек, постоянно скупающих у меня эти сигареты по 15 фунтов за блок, тоже были хорошего мнения обо мне, и всегда рады моему звонку. Почти все, кому я помогал в открытии банковских счетов или трудоустройстве, тоже не жаловались на меня.
Если не превышать дозу общения и близости, то я мог сойти за вполне, социально приемлемого типа.
Толя и Вася, оправдали мои гражданские надежды. Ознакомившись с украинскими новостями, они заглянули ко мне.
- Сергей, я же говорил, тебе, что народ поднимется! – заявил Вася с порога.
- Вася, это может привести к досрочному избавлению от Кучмы, но украинский народ в этом никак не участвует. Уж очень похоже, что всё это делается службами. Российскими, или американскими. Или же, кто-то из украинских политиков заказал.
Это чмо для своего переизбрания на повторный срок выпросило у Ельцина существенную денежную поддержку. Врало-обещало дружбу и сближение с Россией. Теперь России ясно, что пользы им от него - никакой.
Сейчас Кучма уже не устраивает ни Россию, ни Америку, ни Европу. И особенно, он противен самой Украине, за исключением, узкого его окружения, жирных котов - мародёров, преимущественно еврейской национальности.
Но едва ли украинскому народу, каков он сейчас есть, можно надеяться, на то, что Кучму сменит некто, искренне заботящийся о стране и народе. Мировое правительство проконтролирует ситуацию, и обеспечит эту безвольную страну очередным моральным уродом, который вместе со своими зятьями, кумовьями, братьями и племянниками будет, себе во благо, иметь и опускать всех и всё в своей стране.
Думаю, что Америка, со своими интересами в Украине, уже присмотрела кандидата на президентський пост. Это будет какой-нибудь уязвимый госчиновник с кругозором сельского бухгалтера. Американские спецслужбы подложат под него своего агента в виде какой-нибудь радистки Кэт, владеющей украинским языком, а затем, правдами и неправдами, денежными подкупами и посулами, будут проталкивать его в президенты.
Если получится, тогда это будет их человек в Украине. И служить он будет, прежде всего, Америке, неуклюже прикрываясь корявой риторикой о национальном патриотизме и високих ценностях западной демократии.
- Сергей, если можно, мы возьмём эти новости, дадим почитать ребятам на работе. Если будет продолжение, приноси ещё, - приостановил Толя мои ворчливые прогнозы.
- Хорошо, принесу. Уверен, завтра будут новости.
На следующее утро я побежал прямо в колледж и с нетерпением бросился в поток русско и украино язычных новостей из Украины.
Уличные демонстрации, выражающие свою наприязнь и полное недоверие перзиденту, продолжались. Акции и лозунги, демонстрирующие отношение к Кучме, обрели откровенно оскорбительные формы. Сам президент никак на это не отвечал. От его имени и в интересах украинского народа, реагировали лишь подразделения милиции. Снова возникали сталкновения, отдельных демонстрантов задерживали.
Но главной темой новостей была идея о том, что украинский народ хотел бы видеть на посту президента, действующего премьер министра Виктора Ющенко. Демонстранты призывали его выйти и открыто выразить своё отношение к происходящему в стране.
И он выссказал свою позицию. В присущей ему невнятной речи, он промямлил что-то о необходимости соблюдения законов… Иными словами, он дал понять, что не готов публично признать Кучму негодяем, поддержать движение «Украина без Кучмы» и досрочно сменить его. И слава Богу!
Многие были разочарованы его безвольной и неопределённой позицией.
Меня это не удивило. Было общеизвестно, что Кучма допускал на высокие государственные посты только лиц, преданных ему, и на которых у него имелся компромат, достаточно серьёзный для обеспечения послушания.
В тот день я встретил в колледже грузина Джорджа.
- Привет, Сергей! – бодро приветствовал он, оторвав меня от монитора.
- А, привет, Джордж. Что нового в Грузии?
- У нас пока без перемен. Зато у вас весело.
- Да уж! Интересно, чем это закончится. Ты в курсе событий?
- Да, об этом на всех сайтах.
- Вчера распечатал новости, принёс домой, так твоя землячка Нели расценила это, как моё желание поссорить её с украинскими соседеми.
- Сергей, во первых, она мне не землячка. Нели жила в Грузии, но сама она осетинка. А во вторых, не обращай внимания на глупый, необразованный женщин.