Жаждущих вина и дарственного хлеба,
Пробивает пола мраморный экран
Оленёнок дикий в направленье неба.
Он доверчиво заглядывает в нас,
Дожидается в тоске неизречённой,
Что удержит и его спасенья наст
На лету с родным крещёным орочоном.
На лету пахучим воздухом дразнит,
Осыпает иглы кедр вечнозелёный.
Дух таёжный пни изгнившие живит –
Самых наименьших братьев просмолённых.
Верой ласковой прирученный тунгус
Всё равно хвоёй полощет грудь и вены.
Чует он, каких костей смертельный хруст
Попирают вместе с мрамором колени.
В небесах высоких застоялась хмарь.
Требует душа святого откровенья,
Для чего олень двурогий – Божья тварь –
Носит на мослах своих венец творенья?
Как из хаоса осколков в душу нам
Сквозь подножный холод каменных квадратов
Выложился образ – достучался в храм
Пантами олешек: «Здесь я, Пантократор!»
Люди через силу держат каждый пост,
Тайну жизни берегут, как часовые.
Хлебушек Христов – слегка, как радость, чёрств –
Тяжелит ладони над оленьей выей.
Несть ни эллинов, ни русских, ни саха –
Благодать одна под куполом злачёным.
Но постичь природу правды и греха
Легче, если быть немного орочоном.
2001 г.