ARABESQUE
1.
- На! Н-на! Получи, сука! Получи! Гадина!..
- Что я сделала? Что?!
- На! Получай, гада! Гада! Гадина!
- Валера! За что?!..
- А то ты не знаешь! Не ты наливала – не тебе пить. Н-на! Ой, блеать!..
- Вале-ера! Ты что?!.. Больно?
- Ушибся, блять, о твою голову! С-сука! Руку вывихнул! Растяжение, блеать!
- Дай посмотрю… Бедненький. Холодное приложить надо. Щас…
…
- Ну, как, полегче?
- Сука ты, Томка. Это ж надо, башку такую твердую иметь – чугунок, да и только…
- Это ты, Валерик, руку неудачно повернул. Вот она и подвихнулась…
- Блять! Теперь в «травму» идти нужно…
- Погоди, надо шину наложить. Я щас…
…
- Во-от, другое дело.
- Ну, ты, Тамарка, даёшь! Ловко!
- А то! Я на курсах сестринских училась когда-то. Руки-то помнят.
- А это ничего, что линейку Сенькину примотала. Не хватится?
- Обойдется. Не смертельно. Если надо, у соседа одолжит. Ну, ладно. Собирайся. В Эрисмана больницу пойдем. Слава Богу, рядом. Дай-ка, я тебе помогу… Во-от… вот так… горе ты моё… луковое…
***
Вечер опутал Город розовой сахарной ватой, каплями свежей росы повис на деревьях, опустился на воду золотистым туманом, успокоил накричавшихся до хрипа птиц, убаюкал набегавшихся до горячки детей, выгнал на теплые крыши отлежавшихся за день до войлочной плоскости котов, зажег в нетемном еще небе первую звездную лампочку. Городские домы вытянулись, почернели, напустили на себя важный, таинственный вид. Всё постепенно затихло. И только воздух, то тут, то там, еще тонко отзывался серебряными колокольчиками, было непонятно – то ли ложка о чайный стакан позвякивает, то ли бомж перебирает заскорузлыми пальцами на ладони мелкие монетки, пересчитывая скопленные за день сокровища.
Лиза Кирсанова возвращалась домой на Петроградку с Островов от Лебедевых, где давала младшему их отпрыску урок игры на фортепиано. Уроки тяготили ее. Дети нуворишей не желали играть гаммы и изучать сольфеджио. Они хотели со всего размаху колотить по клавишам дорогущих, специально для них выписанных из Лондона и Вены роялей, больно щипать молоденькую учительницу музыки за мягкие места и норовили заглянуть ей за корсаж. Лиза тихонько сердилась, краснела, закусывала губу, но, благодаря печальному опыту, знала, что наказывать баловней себе дороже. Родители души не чаяли в своих наследниках и во всем винили саму «музыкантшу», пеняя на чрезмерную ее молодость и недостаток опыта. Деньги платили неохотно, то и дело норовя оштрафовать за мифические опоздания и неудовлетворительные, якобы, результаты учения.
Вечерняя прохлада ласкала разгоряченные Лизины щеки, щекотала влажные от дневной духоты подмышки и шелком длинной, развевающейся при ходьбе юбки, приятно поглаживала, уставшие от нажимания на латунные фортепианные педали, щиколотки.
Прикинув, что так будет короче, Лиза свернула с проспекта Динамо, в зажатую между домами, узенькую, пахнущую персидской сиренью улочку.
***
- Идем, идем...
- Куда ты меня тащишь?..
- Здрассти-приехали! Ты же руку вывихнул. Ты чё, уже не помнишь?
- Руку? Чего, руку? Я-а?! Ах ты, прорва! Да я тебя щас!..
- Начина-ается…
***
Вообще-то, обычно она избегала ходить по слабо освещенным улицам, боясь нападения какого-нибудь там… Мало ли?.. В последнее время только о них и говорят. То на Гражданке появится «чулочный душитель», то на Васильевском «потрошитель» с топором… Правда он, кажется, только за «гулящими» охотится. Но, все равно, поди, потом доказывай, что ты честная девушка.
Лиза, конечно, льстила себе слегка, мысленно сравниваясь со «жрицами любви». Какая из нее проститутка? Юбка до полу, да скромный взгляд. Один из «хозяев» однажды пытался было приударить за молоденькой учительшей. Что-то в ней взволновало его – то ли крепкий завиток изжелта рыжих волос, то ли маленькая, крепким соском торчащая из-под крохотной трикотажной блузки девичья грудь, то ли этот скромный, кажущийся покорным взгляд влажных ореховых глаз. Однако, получивши молчаливый, но твердый отпор, лавлас упорствовать не стал, а переключил внимание на более податливую натуру, горничную девушку, белоруску Милу. У них даже потом что-то такое, вроде непродолжительного, «бижутерийного», романа с безопасным сексом и случилось. Потому что Мила довольно скоро лишилась выгодной службы, а наместо нее взяли пожилую корпулентную узбечку.
Войдя в узкий проход между слепленных из природного камня, опереточного вида домов, квартала, Лиза невольно ускорила шаг. Девушке показалось, что за ней следует чья-то тень. Но, собравшись со смелостью остановиться, обернувшись и оглядевшись хорошенько, она посмеялась своим сохранившимся с детства страхам и продолжила путь.
Пройдя еще несколько шагов, она вдруг увидала странное, исходившее из глубины одного из дворов, сияние. Свет был не таким, каким представляется обычно отблеск от горящего уличного электрического фонаря или надворотной лампы. Это было таинственное, несколько даже волшебное, зеленоватое свечение, какое бывает от фосфора или чего-нибудь еще ему подобного, вроде продающихся цыганками на станциях подземной железной дороги светящихся пластмассовых скелетиков, месяцев и звезд.
***
- Да он и не пьяный совсем, доктор. Мы ведь выпили-то по чуть-чуть. Поскользнулся и упал на руку. А завтра ведь на работу. Куда он с такой рукой? Дайте ему справку… Пожалста… Может у него перелом…
- Господи! Как вы мне надоели! Не можете без того, чтобы не упасть и не разбиться. Колеса вам, что ли, приделать…
- Хорошая мысль!
- То-то и оно, что вам лишь бы как-нибудь позаковыристей. В простоте и шагу не ступите. Бери своего орла и в тринадцатый кабинет на рентгеноскопию. Посмотрим, что у него там за «золото-бриллианты».
- В рентген? А это не вредно?.. А, доктор?
- Вредно? А денатурат сутками жрать? Это, как по-вашему? Полезно, что ли?
- Мы, доктор, ничего такого не употребляем. Не бомжи, чай. Мы домашнее вино пьем. Хлебное. Чистое, как слеза…
- Ладно. Отправляйтесь… Нина! Давай там следующего, что ли, ни дна ему, ни покрышки…
***
Чем ближе Лиза подходила к месту таинственного свечения, тем отчего-то легче становилось на ее душе. Страх темного пространства и боязнь встречи с маньяком сменились легким, щекочущим нёбо весельем, будто бы она только что выпила холодного игристого вина, и пузырьки еще лопались у нее во рту. С приближением к источнику волшебного сияния чувство эйфории переросло в безудержный восторг.
И было чему изумляться. В глубине полутемного дворика, во фрамуге единственного полуслепого окошка, прорубленного в стене небольшого флигеля, в полной тишине, словно в немом, расцвеченном от руки флуоресцентными красками, фильме кривлялись, делали акробатику и танцовали крохотные зелененькие танцовщики. Они были малюсенькие – не больше детской ладони. И светились тем самым, необыкновенно приятным глазу, иссиня зеленоватым светом.
Приглядевшись повнимательней, не очень-то сведущая в хореографии Лиза все-таки сумела определить, что маленькие плясуны исполняли что-то навроде восточного танцовального мотива, называемого в балете Arabesque. Они прижимали ручки к груди, приседали на корточки, задирали крошечные ступни к небу и совершали презабавные прыжки, ударяя при том ножкой о ножку.
Зрелище настолько заворожило Лизу, что она и думать забыла о том, что в глухом дворе ее может подстерегать опасность. И напрасно. Потому что всякая порядочная, пребывающая в юных годах, живущая в большом городе девица, не должна терять обыкновенно присущую этому возрасту бдительность и осторожность. Никогда не угадаешь, где тебя ждет неожиданный подвох или каверза.
***
Нынешние военные действия не имеют ничего общего с благородным противустоянием армий прошлых лет. С тех пор, как британцы не придумали ничего лучшего, нежели сменить пристойный, как вооруженному кавалеру, так и пешему военному, красный викторианский мундир, на сливающийся с придорожной пылью и жухлой травой khaki, война перестала вестись по рыцарским правилам и обернулась вульгарной кровавой мясорубкой, проворачиваемой чудовищной безжалостной рукой современной нам истории.
Куда, как лучше и достойнее выглядел поединок двух венценосцев на специально выбранном для того поле брани. Сами короли в битве принимали, конечно же, опосредованное участие, предпочитая отправлять на смерть от пули меча и стрелы сыновей своих пастухов, кухарок, каменщиков и конюших. Но, Боже мой! – что за прелесть, сидя на высоком холме, наблюдать, как стройные каре твоих верных солдат, выставив перед собой оружье, храбро маршируют навстречу врагу! Как сладок и певуч звук боевой, начищенной мелом трубы! Как приятен слуху дробный грохот полковых барабанов!
***
- Ну, и что ж ты, неугомонная, опять вертишься? Уснуть не даешь! Нет от тебя покоя ни днем, ни ночью.
- Болит, рука-то?
- А ты, как, блеть, думала? Живое дело-то, вот и болит.
- Бедненький…
- Скажи спасибо, что успела голову твердую вовремя подставить! А то убил бы нахрен, тварь!
- За что убил бы, Валер?
- Опять, «за что»! Ты не маленькая, понимать должна – последнюю долю, по-любому, мужик пьёт!
- Да я, Валер, нечаянно. Задумавшись…
- Во, бля! «Нечаянно»! За нечаянно бьют отчаянно. Спи, давай, дура-баба!
- Да сплю я, сплю. Не сердись…
2.
Легкий танец зелененьких человечков вконец заворожил ее. Она не видела ничего вокруг. Изящные па крохотных танцовщиков происходили в колдовском ритме. Скоро Лизины веки отяжелели, руки налились свинцом, ноги стали ватными. Она попыталась было прогнать внезапно навалившуюся дремоту, взмахнула рукой перед глазами, но тщетно – голова закружилась, рот налился приторной горечью, всё вокруг поплыло; Лиза попробовала закричать, позвать на помощь, но уста ее немствовали. На нее тяжко навалилась колючая войлочная чернота. Девушка повалилась навзничь и лишилась чувств.
***
1. Дуэль может и должна происходить только между равными.
2. Основной принцип и назначение дуэли — решить недоразумение между отдельными членами общей дворянской семьи между собою, не прибегая к посторонней помощи.
3. Дуэль служит способом отомщения за нанесенное оскорбление и не может быть заменена, но вместе с тем и не может заменять органы судебного правосудия, служащие для восстановления или защиты нарушенного права.
4. Оскорбление может быть нанесено только равным равному.
5. Лицо, стоящее ниже другого, может только нарушить его право, но не оскорбить его.
6. Поэтому дуэль, как отомщение за нанесенное оскорбление, возможна и допустима только между лицами равного, благородного происхождения. В противном случае дуэль недопустима и является аномалией, вторгаясь в область судебной компетенции.
7. При вызове дворянина разночинцем первый обязан отклонить вызов и предоставить последнему право искать удовлетворения судебным порядком.
8. При нарушении права дворянина разночинцем, несмотря на оскорбительность его действий, первый обязан искать удовлетворения судебным порядком, так как он потерпел от нарушения права, но не от оскорбления.
9. Если, несмотря на это, дворянин все-таки пожелает драться, то он имеет на это право не иначе, как с формального письменного разрешения суда чести, рассматривающего, достоин ли противник оказываемой ему чести.
10. Между разночинцами дуэль возможна, но является аномалией, не отвечая своему назначению.
(В. Дурасов. Дуэльный кодекс, 1912)
***
Он рассчитал верно, и выстрелил первым за шаг до барьера. Противник еще не успел занять позицию – боком к стрелявшему. Движимая пороховыми газами круглая свинцовая пуля вылетела из ствола и понеслась к цели...
***
- Главное, чтобы ступка для стирания была непременно из черного гранита…
- Почему именно из гранита, Валер?
- Потому что ни мрамор, ни бронза или латунь для такого дела не годятся – слишком мягкие. А от этого не достигнуть необходимой для конечного результата чистоты.
- Давай я потру. У тебя ведь рука…
- Отвали, женщина! Для этого дела мужской глаз и умение требуются. Это тебе не куличи к Пасхе месить.
- …
- И нефик обижаться! Кто в прошлый раз готовый агент на кота вывернул?!
- …
- То-то же!
***
Чтобы восстановить здоровье необходимо смешать любые два из следующих ингредиентов: болотный тростник, виквит и канифоль. При правильном приготовлении результат не заставит себя долго ждать.
Простое снадобье для снятия усталости - смешать скрибовое желе и скаттл. Чтобы снадобье было сильнее, вместо желе используй мясо гончей собаки. Однако, оно придает смеси отвратительный вкус. Обыватели обычно предпочитают вкусные снадобья более эффективным.
Лечебные снадобья от простых болезней пользуются популярностью. В Варденфелле, ингредиенты достать не составит труда, так как могильной пыли здесь предостаточно. Смешайте равные части могильной пыли и зеленого лишайника. Подогрейте на медленном огне, пока смесь не станет коричневой.
Примечание: кожа даэдра также эффективна, но ее непросто достать. При крайней необходимости можно использовать удушайку.
Единственное более-менее эффективное снадобье для излечения гнилостных болезней – смесь скриб-желе и солей пепла. Ингредиенты найти не сложно, но надо поработать над пропорциями.
Снадобье, позволяющее дышать под водой, делается из светящейся сыроежки, рифового гриба с Горького Берега и листьев хакльлоу. Истолките грибы и листья, а затем добавьте немного воды. Можно добавить еще что-нибудь для улучшения вкуса.
Снадобье, позволяющее летать, можно сделать из цветов коды, смешав их либо с перьями крылатого сумрака, либо с корнями трамы.
Не смешивайте перья с корнями трамы!..
***
Чьи-то руки подняли ее в воздух. По движению воздуха Лиза чувствовала, что ее несут в сторону реки. Страха не было. Она хотела было открыть глаза с тем, чтобы рассмотреть того, кто ее нес, однако, веки не слушались, и она только тщетно напрягала брови…
***
- Полеты лучше всего начинать над водой…
- Вале-ера-а! Ну, можно я полета-аю?
- Отвянь, женщина! Летать могут только непорочные девы. А какая ж ты, с позволения сказать, дева, когда у тебя под глазом «бланш» и водкой на километр разит? Опять? Я же предупреждал!
- Вале-ер! Ну, я только чуточку. Для тонуса.
- От твоего «тонуса» невинный человек может погибнуть ни за что, ни про что. Не бей копытом-то! И сопли подбери. Стой спокойно и смотри...
***
«...Потом он заговорил о крыльях: крылья вырастут из скул. Он сказал, что они твердые и жесткие и причиняют боль. Он скомандовал раскрыть крылья. Он сказал, что они должны быть как можно шире, я должен расправить их во всю длину, иначе не смогу летать. Он сказал, что крылья уже появляются - широкие и красивые, и велел ими махать, пока они не станут настоящими крыльями.
Затем он заговорил о темени и сказал, что оно еще очень большое и тяжелое, в полете его вес будет мешать. Он сказал, что его можно уменьшить мигая; с каждым движением век голова будет уменьшаться. Он приказал мигать до тех пор, пока тяжесть совсем не исчезнет и я смогу прыгать легко и свободно. Потом он сказал, что я уменьшил голову до размеров вороньей, и теперь нужно пройтись и поскакать, чтобы освоиться.
Теперь, сказал он, для полета осталось еще одно. Это изменение самое трудное, нужно быть особенно внимательным и постараться исполнить в точности все, что он скажет. Осталось научиться видеть как ворона. Твой рот и нос, сказал он, уже вытягиваются между глазами и вот-вот превратятся в сильный клюв. Вороны видят в обе стороны, сказал он и скомандовал повернуть голову и посмотреть на него одним глазом. Чтобы взглянуть другим глазом, нужно просто тряхнуть клювом вниз - это движение позволит уже другим глазом смотреть в том же направлении. Он приказал поупражняться в переключении с одного глаза на другой. Наконец он заявил, что я готов к полету, и для этого осталось единственное - сейчас он подбросит меня в воздух...»
К.Кастанеда «Учение дона Хуана. Путь знания индейцев яки. Глава 10»
***
- А если нас кто-нибудь застукает? Не проще ли было притащить ее домой и попробовать для начала там?
- Ну, не дура ли? В помещении левитация небезопасна. При резком возвышении можно приложиться к потолку, а оттуда с легкостью навернуться вниз. Костей потом не соберешь. А если она в воду упадет, то ничего. Тем более – я ее подстрахую.
- Валер, как она?.. Дышит?
- А что ей сделается? Она ведь падала в гипнотическом состоянии. А это все равно, как если бы она под мухой была. Ты вон, сколько пьяная с лестницы летала – прям, женщина-космонавт Валентина Терешкова. И ничего.
- …
- Да, кстати! Ты вертеп-то весь ли собрала? Ничего не оставила?
- Собрала, собрала. Вся в фосфоре перемазалась. Теперь руки неделю не ототрешь.
- А перчатки?
- Дома забыла.
- Тетеря!
- …
***
Явление левитации известно испокон веку. Летают все, кому не лень. Но, как говорится, влез высоко – падать будет больно.
Наиболее известным летающим человеком XIX века был Дэниел Дуглас Хьюм. Редактор одной американской газеты так описывает его первый знаменитый полет: «Хьюм вдруг стал отрываться от пола, что явилось полной неожиданностью для всей компании. Я взял его за руку и видел его ноги - он парил в воздухе в футе от земли. Борьба самых разных чувств - попеременные всплески то страха, то восторга заставили Хьюма содрогнуться с ног до головы, причем было видно, что он потерял дар речи в этот момент. Через какое-то время опустился, потом снова взмыл над полом. В третий раз Хьюм поднялся к самому потолку и слегка коснулся его руками и ногами».
Позже Хьюм научился левитировать по собственному желанию. В течение сорока лет он демонстрировал свое уникальное искусство перед тысячами зрителей, в числе которых были многие тогдашние знаменитости: писатели Теккерей и Марк Твен, император Наполеон III, известные политические деятели, медики и ученые. И ни разу не был уличен в мошенничестве.
Сам Хьюм так описывал свое состояние во время левитации: «Я не чувствовал никаких рук, поддерживающих меня, и, начиная с самого первого раза, не испытывал страха... Обычно я поднимался вертикально; часто мои руки вытягивались над головой и делались негнущимися, как палки, когда я ощущал неведомую силу, которая медленно возносила меня над полом».
Чаще всего, публичные полеты – ловкие фокусы или оптические иллюзии с основательной технической подготовкой. Тезка героя Диккенса, англичанин Дэвид Копперфилд, довольно ловко обставил свое эффектное парение. Красавец-иллюзионист подвешен к крану-лебедке на системе из пучков тончайших, но чрезвычайно прочных тросов. Номер отрепетирован настолько точно, что у стороннего зрителя создается впечатление, что пройдоха-англичанин и действительно летает. Но, увы, это всего лишь профессионально показанная иллюзия полета. Ловкий жулик просто дурит головы обывателям. И стрижет на этом купоны. Хотя он, кажется, и не настаивает на том, что действительно летает.
Другое дело – экстатическое парение тибетских монахов, а так же, подъем и транспортировка основательных грузов на большую высоту, практикуемые в том же Тибете местными жителями. Они используют для того издаваемые горлом специальные звуковые группы, «лишающие» громадные камни их веса.
Конечно же, Сыне Божий в свое время мог бы набрать в карманы побольше ликоподия с тем, чтобы, улучив момент, бросить горсть волшебного порошка в огонь и скрыться с глаз Марии и других приглашенных за нарочно для того приготовленной занавеской или большим камнем. Однако, нам представляется, что в том как раз случае всё было по-честному. И Спаситель вознесся в небо под восторженные крики поклонников на самом деле, а не понарошку.
***
- Вале-ера!
- Чего тебе опять?
- Я уста-ала и есть хочу…
- Господи! Как ты мне надоела! Потерпи, скоро доберемся до места…
3.
Ветер лениво перебирал теплыми своими пальцами спутанные серые волосы одиноко растущей над озером плакучей ивы. В воздухе стоял ровный, ни на секунду не прекращающийся скрип цикад. Казалось, что кто-то большой наверху назло всем проводил мокрым пальцем по чисто вымытому стеклу. Небо сияло тем необыкновенным оттенком синего, называемого живописцами «берлинской лазурью».
Судя по всему, путники, наконец, добрались до нужного «места». Неделю назад они обустроили на берегу, как раз под ветлой, небольшой тайный шалаш, куда сволокли все необходимые для предстоящего полета вещи и снадобья. Тяжело дыша, мужчина осторожно спустил на соломенный мат свою драгоценную ношу. Лиза так и не пришла в себя. Она находилась в состоянии ровного гипнотического обморока.
- Ты не переусердствовал с гипнозом-то? – женщина озабоченно склонилась над Лизой, - Смотри, «вольф мессинг», как бы она не того…
- Не бздюмо, Тамара! – мужчина спокойно взглянул на спящую девушку и удовлетворенно пожевал губами, - Всё в порядке с ней. Я однажды одного старого инфарктника под гипнозом неделю держал, так у него спайки на сердечной мышце рассосались. Будь спок! Фирма, как говорится, веников не вяжет. Фирма делает гробы! – мужчина усмехнулся собственной шутке видимо, найдя ее своевременной и остроумной.
Женщина на карачках забралась в убежище. Через некоторое время она появилась и, пятясь задом, вытащила на свет Божий всё, что было необходимо для камлания: горшок с летательной смесью, выбеленные солнцем человеческий, коровий и собачий черепа, веник сушеных трав, снизку кроличьих и куриных лапок, банку с сушеными жабами, жестянку с могильной пылью и прочий «волшебный» приклад.
Небо стало светлеть и пошло лиловыми полосами.
- Пора! – объявил мужчина, перекрестился на алеющий горизонт, ловко освободил Лизу от одежды и, творя заклинание, стал натирать ее тело крепко пахнущей, добытой из горшка зеленоватой мазью.
***
Лиза очнулась с ощущением необыкновенной легкости в теле. Ей было тепло и уютно. Оглядевшись кругом, она поняла, что продолжает спать. Дневное светило поспешно взлетало в посветлевшее до золотистого оттенка небо. Однако в вышине над Лизиной головой было черным-черно. И весь небесный бархат был усыпан разноцветной звездной карамелью. Лиза парила высоко над землей. На ней не было ни лоскутка одежды. Но во сне она часто летала нагишом. Так что, ничуть не удивившись, девушка подставила солнцу спину, подтянула коленки к животу, оттолкнулась от невидимой тверди, взмахнула руками и поплыла навстречу звездам…
ЭПИЛОГ
- Отправь дуру Богу молиться, так она и лоб себе расшибет! – мужчина плюнул в сердцах на прибрежный песок и полез в карман засученных выше колена штанов за папиросами.
- Вале-ера! Ну что ты, в самом-то деле?! Что я повинна, что ли, что она так шибко вознеслась? – надула губы женщина и виновато зашмыгала носом.
- «Шибко»! – передразнил подругу мужчина, - Ты лучше, голова твоя садовая, признавайся – смешала траму с перьями сумрака?
-Да…- еле слышно отвечала «садовая голова».
- Так я и знал! – мужчина хлопнул себя руками по коленям, - Вот и доверься после этого бабе! Я ж тебе русским языком сказал никогда не смешивать перья летучего сумрака с трамою! Вот д-дура!
- Я, Валер, думала, так погуще будет…
- Индюк, блять, тоже думал! Скажи на милость, где теперь я еще одну девственницу тебе достану? А?!
- Ну, Вале-ера-а…
- Ай! Ну тебя совсем! Свяжешься с… Собирай, нахрен, вещи в тайник. Пойду теперь пробовать Пушкина от Дантесовой пули спасать. Только и остается…
СПб, апрель, 2011 г.