Девушка оказалась очень милая, тоненькая, стройная, с улыбчивыми глазами и ямочками на щечках. На десять лет меня младше (и его - на двадцать пять лет). Она смотрела с аватарки немного исподлобья, задумчиво намотав на изящный палец прядь длинных волос. Русалка, приплывшая из Атлантиды; богиня, сошедшая на землю.
Мне стало больно.
Я нечаянно влезла в их переписку. Вообще-то я сидела за его компом (выходные проводила у него дома) и собиралась печатать свой диссер. Захотелось между делом влезть в социальную сеть пообщаться с друзьями. А тут - то ли он забыл закрыть свою страничку, то ли не знал, что мне понадобится интернет - я открываю сообщения, думая, что страница моя. ...Читаю: такой шквал нежности - ути-пуси! Пуси-ути. Так мне он никогда не говорил. "Мой зайка", "Любовь моя", "Так хочу вас", "Скучаю...", "Когда увидимся?" и прочее. Набор стандартных для влюбленных фраз отхлестал меня по щекам наотмашь, плюнул в лицо, больно ударил в пах, опрокинул на диван и наконец согнул пополам в рыданиях.
Милый что-то печатал за вторым компом в своей комнате. Он еще не знал, что я все знаю.
Я закрыла окно. Потом открыла его снова. Буйством воспаленного мозга осознала всю жестокость ситуации, ощущение собственной использованности как старой тряпки (надо же, мной затыкали дыру...), прочувствовала потоки нежности, предназначенные НЕ МНЕ. Оказывается, я еще могу выносить запредельную боль... Не подавая виду.
На кухне я доваривала нам суп и поставила чайник. Прогорклый кофе спас меня от полуобморочного состояния; действительно, на мгновение пол закружился под ногами. Милый с кем-то переговаривался по аське. Вернувшись в комнату, я заглянула в его и ее статусы: действительно, оба в сети.
"Наверное, я уже взаправду ничего не стою как женщина и как человек - если можно уже так... внаглую, при мне", горько подумалось.
Что-то во мне оборвалось. Допив кофе, я хладнокровно стала собирать вещи: вынула флешку из компьютера и положила ее в сумку; собрала свои свитера и ночнушки вместе с сушащимися в ванной трусиками... крема, лосьоны, мази. Пачку таблеток. Сменную обувь - еще из больницы, где ОН недавно навещал меня после операции. Что я должна брать, а что оставлять? - механически подумалось мне. Оставила в ушах подаренные им сережки, аккуратно сложила сделанные для него картины с рамками. Выключила суп, понимая, что не доварю его. Хотелось убежать.
Я постучала в его комнату. Разговор затих, но не прекратился. Должно быть, он был в наушниках. Позвонила на мобильный, он услышал вибрацию и взял трубку.
- Слушаю, моя помешанная? - в своей манере отшутился он.
- Выйдите, пожалуйста (мы были с ним на "вы" по его привычке).
Он удивился, увидев меня одетую в прихожей. Я стояла уже со всем готовым, собранная, в зимней куртке и с вещами: маленькая сумка и большой пакет с нетбуком и свитерами. "Я, пожалуй, пойду", классической фразой героев-любовников сказала я.
Не совсем ожидая такого сюжета, он сразу нашелся: "Вас проводить?", я согласилась.
До метро шли молча, он нес мой пакет. Я не хотела обвинять, хамить, выплескивать гнев, ревность и боль. Сказала, что есть некто, кто меня более ценит. "А, так у вас там уже все налажено?", успокоился он. НЕ было налажено. Но я была рада, что он понял именно так. Вспомнила эпизод из рассказа Киры Грозной "Прощайте, клоуны!"- где она с помощью женатого друга детства инсценировала в аналогичной ситуации "уход к другому"; тогда друг подыграл ей, "найдя" ее в кафе, где она прощалась с изменявшим ей бывшим, и демонстративно поцеловал ее. Я не хотела спектакль, на душе было опустошенно и противно.
Попросила не входить со мной в метро и попрощаться на улице. Он решил, что внутри меня кто-то ждет.
По пути домой мучили суицидные мысли. Потом я хотела убить его. Затем решила - а почему я? Из-за нее ведь тоже произошло многое. После сообразила, что она, как и все мы - а нас оказалось немало втянутых в его своеобразную жизнь женщин - в некотором роде тоже жертва... обстоятельств, своей наивности и невинности даже. Да, дело было именно в этом. Он всегда мечтал о невинной девушке, и он ее нашел.
Это была уже запредельная боль, я больше не могла соображать.
На мое счастье, дома не было соседки, моей приятельницы К. Рыдать я уже не могла - я кричала и наматывала на кулак сопли еще по пути из метро к дому. Под дождем и некрасивым зонтиком в монотонном шуме моторов прохожие не могли видеть, как мне плохо. Я впервые плакала на людях.
- Почему я? Почему она? За что он так со мной?
Я уже знала, что сделаю. Решила это еще на пол-пути в метро.
Села за комп и в аффекте задушенной страсти судорожно написала ЕЙ - той, которую он выбрал:
"Девушка, милая, мне вас жаль..."
Далее следовало подробное описание наших встреч. С указанием паролей-явок и с фотографиями. Со ссылками на его предыдущих. С описанием его коварства и моей боли.
Заканчивалось все пожеланиями счастья - "Девушка с такими глазами не может не сделать правильные выводы..." и удачи. И это было искренне - только я за них обоих решила, что является ДЛЯ НИХ счастьем .
Затем я позвонила своему одногруппнику. "Сереж, приезжай, мне нужна помощь... психотерапевтическая". Он когда-то набрел на меня в вузе в состоянии "феодальной раздробленности", даром что историк. Тогда я, опаздывая на работу, утешала его как могла: ушла девушка, не понимают родители, не пишется диссер...
Кто бы утешил теперь меня? Это никому не под силу.
Он приехал и ждал меня под дождем. Было приятно, что моя душа в тот вечер хоть кому-то была нужна - именно душа, а не тело.
Мы сели в кафе и меня понесло.
- За что он меня так, Серж? За что...
Не стесняясь отдыхающих, я рыдала у него на плече, он поглаживал меня по спине и утешал как мог. "У меня тоже такое было... Не плачь, успокойся, все пройдет!".
Предложил сходить на исповедь. Я вспомнила. как сбежала с исповеди перед крещением в 20 лет, а сейчас в 30 после моих признаний от меня сбежит священник.
Сережа не знал, как меня утешить. Но одну умную фразу мой отключившийся от горя разум-таки воспринял:
- А ты не подумала, что, написав ей письмо, ты сделаешь больно именно ЕЙ? Что у вас с Николаем уже ничего в любом случае не будет, вы расстались. А вот она - со свойственным ее возрасту идеализмом, с ее "наивными чистыми детскими глазами", как ты выразилась, - будет способна понять и принять его таким, какой есть? Со всеми его ошибками, неудачами и разочарованиями? Может, именно у них все сложится?
Мне снова было больно. Потому что у НИХ все МОЖЕТ получиться, а у НАС уже нет. И потому что мне стало жаль девчонку. Вдруг она сейчас режет вены, глотает таблетки или прыгает с этажа из-за моего письма? Но, когда я уходила, она была не в сети, значит письмо еще не прочитала. И потом, что я могу изменить?
Меня осенило.
- Серж, спасибо большое! Не подумай, ты не моя жилетка для плакания - просто сегодня мне реально было не к кому пойти за утешением.
Попрощавшись у метро, я набрала ЕГО. Он сбросил вызов. Я написала смс: "Это было в состоянии аффекта. Я хочу помочь все исправить. Пожалуйста, набери ее номер, и я скажу, что придумала все из ревности". Ответа не было.
Я приехала домой и бродила в прострации. Позвонили родители и в день матери я поругалась с мамой. Они не поняли моих переживаний, я не посочувствовала им. Все было грустно и гнило, как никогда.
В мою жизнь неожиданно вернулась Свобода. Не та, о которой мечтала в семнадцать лет, а та, что приходит одинокими холодными вечерами и душит за горло, говоря: "Ну что, хотела меня? Получай!" - и бьет наотмашь. Или та, которая заполнена обрыдлыми бытовыми хлопотами: "Так... купить это и то-то. Позвонить тому-то. Сделать кое-что". Я искренне не знала, что теперь мне делать с такой свободой. Однако она окружила меня белым облаком, вернее туманом, который душил меня.
Вспомнилось, как в кафе Серж вставлял мне в уши свой плейер с шансоном. "Это клевые песни, такой драйв!", радовался он, заражая меня позитивом. Я не могла ничего воспринимать, слушая его как во сне. Однако общий запал мне передался. "Ты понимаешь, именно в зоне заключенные понимают наконец, что такое есть Свобода, которую мы не ценим в обыденной жизни...". Я вяло соглашалась.
Да, наверное, свободу ценят полноценно именно заключенные и больные, чье передвижение ограничено. Противный "Владимирский централ" из наушников Сержа однажды был не противным. Обычно эта песня преследовала меня всегда в поездах - именно на верхней полке, когда из динамика поездного радио неслось:
- Владимирский централ, ветер северны-ы-ый!
Этапом из Твери...
Но однажды, когда мы гостили у подруги в пустынях Калмыкии, на рассвете в бесконечной тиши и глади земного пространства папа подруги, заядлый любитель этого жанра и водитель со стажем, включил Михаила Круга. Тогда "Централ" заголосил на всю Вселенную. Клянусь Богом, тогда это было более чем в тему. Бесконечные песочные просторы и ощущение безграничности пространства - несмотря на песню от лица людей, лишенных свободы перемещения.
Тогда было так хорошо... Так легко и свободно!
Теперь наедине с собой мне было грустно и пакостно от того, что я натворила. Нет, девочка вечером была онлайн, значит все в порядке. Но мне все равно было тяжело от того, что я сорвалась с катушек.
В конце концов я поняла, почему все это время терпела Николая. Я терпела его издевательства над собой, мотивируя это тем, что "любят даже преступников". На самом же деле я просто ПРИВЫКЛА терпеть унижения, привыкла быть брошенной. Я ЗНАЛА, к чему приведут эти отношения и ХОТЕЛА этого. Странная, как бред сумасшедшего, истина внезапно открылась мне. Я знала все это заранее - но не знала, почему я не прерываю игру, не прекращаю издеваться над собой. Ведь чувствовала же, что не все гладко в этих отношениях, много пафоса и тумана. И оставалась в них.
Осознав, что дело было во мне, мне нужны были эти драмы и дьявольские откровение и прозрение после, поняла, что все это время невольно убивала себя. Точнее, безвольно. А я... во мне есть что-то хорошее. Я не заслуживала такого обращения с собой, которое сама позволила. Сама! Нелюбимое слово мужчины, который меня бросил, но от которого я САМА ушла.
То есть выбираю все-таки я. А значит, концепция свободы не так уж и плоха.
"В конце концов любят даже преступников", подумала я о себе.