Если пылью на лицах
Рисунок неясный
Вновь рисует дорога
Дрожащей рукой,
Значит, близится миг,
Значит, друг мой прекрасный,
Я пришел ненадолго –
За вашей душой
В палате номер семьдесят два больше никогда не зазвучит смех. Никогда вы не увидите здесь радостных улыбок и поздравлений с выздоровлением. Сегодня я умру… Я точно это знаю, знаю и всё… И я давно смирился с мыслью, что никогда более не посещу школу, не повеселюсь на вечеринке у друга, не увижу улыбки мамы… Настоящей улыбки, я ведь вижу, что она улыбается через силу. Она улыбается не мне, а мертвецу! Я давно умер и лишь душа вяло сопротивляется, из последних сил держась за тело, точнее, за то, что от него осталось. От меня убрали зеркала, мне не разрешают посмотреть на себя… И мне очень страшно от этого!... Было страшно. Но я смирился и вот уже как полгода смиренно жду своей кончины. С каждым днём всё больней, я не могу ни есть, ни спать. Мне больно разговаривать, мне даже тяжело поднимать веки. Думаете, я неудачник? Ошибаетесь, я не просто неудачник, я Неудачник с большой буквы!
Меня зовут Эштон Бенерис. Недавно мне исполнилось семнадцать лет. Три года назад врачи обнаружили у меня рак лёгких. Поздно обнаружили, они упустили тот момент, когда рак был легко излечим. Жалкие слуги Гиппократа! Из-за них я с каждым днём теряю силы! Именно из-за них плачет моя мать! Как же я ненавижу врачей! А особенно медсестёр, к ним я питаю особенно «тёплые» чувства… Складывается ощущение, что они специально стараются как можно больнее поставить мне капельницу, как можно больнее ткнуть иглой. Я же ничего не могу сделать. Я всего лишь жалкий пациент-смертник… Сейчас у меня третья стадия. Шансы выжить настолько мизерны, что я их не беру в расчёт. Что значит двадцать пять процентов выживших?! Да ничего, особенно для такого неудачника, как я! Я обязательно умру! Вот увидите…
Сегодня ночью привезли какого-то парня, он так орал от боли, когда его вели в операционную по коридору, что я проснулся. Чёрт бы тебя побрал. Тебе, значит, больно?! Побыл бы ты на моём месте! Химиотерапия превратила меня в полнейшего урода! Да ещё кожа жутко пострадала из-за болезни и теперь её покрывают глубокие рытвины и язвы… Вот, я снова слышу его крик, но теперь уже далеко. Мне сделалось как-то уж слишком погано. Горло перехватило и я судорожно закашлялся. Вот бы хоть сейчас задохнуться, было бы здорово. Каждый день я задыхаюсь, с каждым разом я всё медленнее прихожу в себя от таких удуший. Когда-нибудь я точно задохнусь, если не умру раньше. Недавно узнал про эвтаназию. Вот оно, моё спасение! Моя мечта, мои грёзы. Но пока она нелегальна. Как глупо, что делать таким, как я? Зачем им жить в этом мире, мучаться и мучать своих родственников своим присутствием. Моё пребывание здесь стоит больших денег, а эти деньги, можно считать, родители сжигают в камине, бросают на ветер. Зачем?! Зачем они это делают, если всё равно знают, что я скоро умру??!!
Рано утром ко мне в палату привезли того парня, что орал ночью. Как я узнал? Палаты переполнены. Он не раковый больной уж точно, а ко мне его подселили из-за банального недостатка мест. Глупые люди тратят свои деньги в этой клинике. Считают, что она одна из лучших. Так почему я умру в этой клинике? Почему меня не вылечат эти чудо-врачи??!! Всё это бред, клиника никудышная, здесь все давно хотят моей смерти, ждут, когда я освобожу палату. Бред, бред, бред, бредовый мир, ничтожные люди… ничтожный я… Я подхожу этому миру, жаль, что умру скоро.
- Эй, привет. Почему хмуришься?
Я удивлённо глянул на незнакомо мне парня. Он надо мной издевается? Почему я хмурый, говоришь? А по-твоему я должен радоваться тому, что скоро подохну? Он странный, слишком много улыбается, слишком вежлив со всеми, даже медсёстры улыбались ему. Ненавижу таких. Интересно, чем он болен? Хотя, я догадываюсь по гипсу. Значит, у него сломаны ноги. Ходить он точно не будет, но по крайней мере будет жить. Он меня уже бесит. Бесит тем, что будет жить, когда я умру! Но что ему ответить? Сказать правду? Не смешите, он же не поймёт меня! Уж лучше совру.
- Врачи сказали, что у тебя рак – не дождавшись моего ответа, протянул парень – Но ведь это чепуха. Понимаешь, это испытание, что ты должен пройти достойно. Всё, что ни делается, то к лучшему, понимаешь меня? Никогда не сдавайся, слышишь? Никогда!
Да он сумасшедший! Кого ко мне подселили! Я не хочу, умирая, слышать вопли этого умалишённого, типа: «Ещё не всё потеряно, реинкарнацию никто не отменял!» Он действительно уверен, что моя болезнь излечима? Он точно надо мной издевается! Я ненавижу его! Зачем он смеётся надо мной?!
Я сам не заметил, как солёные капли заскользили по моим щекам, скатываясь по подбородку и охлаждая шею. Я думал, что мои слёзы все давно высохли ещё год назад. Но нет, он заставил меня заплакать. Этот сукин сын заставил меня вновь плакать из-за своей болезни! Я ведь уже смирился! Зачем он третирует меня, хвастается тем, что он будет жить?! Зачем говорит такими громкими, но пустыми фразами?! Зачем он вновь даёт мне надежду на выздоровление?! Я ненавижу тебя, слышишь! Терпеть не могу за то, что ты будешь жить! Я хочу, чтобы ты сдох вместо меня! Чтобы я так тебе заявлял: «Главное - верить». Хочу, чтобы ты так же, как я кашлял до кровавых соплей, задыхался каждую ночь и не мог от этого уснуть! Сдохни!
- Видишь, слёзы означают, что ты до сих пор живёшь. Плачь, смейся, грусти и улыбайся! Доказывай всем, что ты будешь жить! Знаешь, что я услышал от врачей? Они сказали, что ты не жилец, что ты больше не реагируешь ни на что-либо, не ощущаешь никаких эмоций. Они говорят, что даже твоя душа умерла! Разве можно такое говорить, тем более врачам! Докажи им, что ты живёшь и будешь жить, докажи, что не разучился улыбаться. Вот увидишь, всё будет! Мы вместе со всем справимся, слышишь? Они говорят, что к тебе давно не заглядывали друзья…
-… Они похоронили меня. – Внезапно даже для себя, я услышал свой сиплый, грубый голос. Я ненавижу тебя, парень, но раз уж мне всё равно скоро умирать, я поделюсь с тобой своими секретами, раз ты так этого желаешь. Смотри, не пожалей. – Все похоронили, до одного. Родители сказали им, что я умер ещё год назад.
Мой сосед по палате глянул на меня, как на неведомую зверушку, даже рот приоткрыл. Было видно, что он был возмущён таким поступком моих родителей. Боже, да он ещё совсем ребёнок. Хоть и выглядит моим одногодком, у него моральный и нравственный уровень пятилетнего! Похоже, он совсем не знает настоящей жизни, витает в облаках. Я даже ему завидую. Я тоже хочу витать в облаках и не замечать той грязи, коей полно в нашем мире компьютеров и выхлопных газов!
- Я Джилл. Джилл Радклиф моё полное имя – Джилл приподнял спину от кровати и присел на ней, зажмурившись от боли, но он тут же взял себя в руки и, поглядев на меня, улыбнулся мне такой искренней улыбкой, что я вздрогнул.
- Швы могут разойтись, тебе лучше лечь – смущённо пробормотал я, отворачиваясь от парня. Я уродлив, почему ему не противно говорить со мной, зачем он смотрит на меня? Зачем улыбается? Он улыбается МНЕ! Искренне, не фальшиво! Лишь мне! Зачем он это делает, мне больно видеть такое. В его улыбке нет ни капли жалости ко мне, лишь дружелюбие, почему он смотрит на меня, как на обычного парня? Как на… живого человека?! Ему больно, а он продолжает улыбаться МНЕ.
- Улыбнись. Я хочу видеть твою улыбку – хрипит Джилл. Ему же больно, зачем он это делает?! И ради меня? Он точно сумасшедший! Я… я боюсь за него! Швы могут разойтись, он же только что с операции! Его ярко-синие глаза наполняются слезами, а он продолжает улыбаться. Дурак!
- Да как я могу улыбаться, когда тебе больно?! Ты совсем придурок, да? – кричу я, тоже срываясь на хрип. Слёзы вновь меня душат. Но теперь они мне чужды. Я не знаю, от чего я плачу. То ли от сочувствия к парню, то ли от жалости к себе, то ли от радости, что мне улыбнулись такой искренней улыбкой. Мне! Лишь мне! Понимаете? Не кому-то другому, не ещё кому-то, а мне! Мне страшно смотреть ему в глаза. Они такие живые у него, яркие. А мои мёртвые, как и всё остальное. Лишь сердце всему назло продолжает биться.
Он ложится, но улыбаться не прекращает. Странно, но это выглядит совсем не глупо, а даже мило в какой-то степени. Джилл молча продолжает оглядывать меня, изучать каждый миллиметр моего омерзительного тела. Почему в его взгляде я не замечаю ни капли брезгливости? Закрываю глаза, расслабляю напряжённо сжатые губы и… они непроизвольно начинают разъезжаться в глупой улыбке. Замечая это, я стараюсь закусить нижнюю губу как можно больнее, чтобы лишь дурацкая улыбка прошла. Но, словно наперекор мне самому, улыбка делается лишь более открытой и широкой. От досады, что ничего не могу с этим поделать, горько усмехаюсь. Ты выиграл, Джилл.
- Улыбайся всегда – я отчётливо слышу его шёпот. Почему он шепчет? Боюсь открывать глаза, боюсь вновь увидеть больничную палату, что стала моим пристанищем вот уже как три года. Проклятое место, особенно запах здесь невыносим. Запах отчаяния. Запах смерти. Запах безысходности… К горлу подступает комок, и я вновь начинаю задыхаться в кашле. Смешно, на секунду я поверил в своё выздоровление. Улыбки вновь нет, есть лишь стремительно развивающаяся болезнь. Этот Радклиф… похоже, он хочет моей смерти. Он просто хочет надо мной поиздеваться, посмеяться, повеселиться… Сволочь, какая же ты сволочь, Джилл. Терпеть тебя не могу.
- У тебя прекрасная улыбка, всегда улыбайся – продолжает шептать Джилл. Этот чёртов подонок. Открываю глаза, надеясь застать того врасплох и увидеть в его глазах хоть немного презрения к моей личности. Ну или хотя бы ехидной усмешки. Но нет, парень смотрит на меня с детским восторгом. Я растерянно оборачиваюсь, подумав, что за моей спиной находится, наверное, тот объект, что так очаровал Радклифа… нет. За моей спиной белая, чуть облупившаяся стена…
- Эштон Бенерис – выдавливаю я из себя, опускаясь на подушку. Соседство обещает быть занимательным, вот только не для меня.
На следующий день к нам в палату зашёл врач. Он обратился не ко мне, а к Радклифу. Так как врач хотел пообщаться с Джиллом те-а-тет, он задёрнул за собой полупрозрачную белую шторку, что хоть как-то могла разделить комнату и на время позволить нам с соседом побыть в относительном одиночестве. Естественно, я слышал всю беседу и остался ею крайне поражён. Врач с прискорбием сообщил Джиллу, что его травма очень серьёзна, и ходить он больше никогда не сможет. Знаете, что ответил на такое заявление мой сосед? «Поживём – увидим». Нет, он точно чокнутый! Неужели в самом деле думает когда-нибудь встать на ноги? Просто курам на смех! Но вот только…
Уже на завтрашний день, после беседы с врачом, Джил начал стараться шевелить пальцами ног, растирать ноги, тыкать и стучать по ним пальцами, а потом прислушиваться к болевым ощущениям. Безуспешно… ничего не выходило, ноги не собирались реагировать на прикосновения их обладателя, они упорно отказывались шевелиться, слушаться хозяина. Я лишь усмехался, наблюдая за такой белибердой. А когда на лице парня, буквально на мгновение, промелькнуло досадливое выражение, чуть ли не заликовал в голос. Будет знать, как витать в своих облачках! Это жизнь, а не мультик для дошколят, где все обязательно выживут, даже если одного из героев переехал асфальтоукладчик.
Тут Джилл резко глянул в мою сторону, а я стал показательно усмехаться, показывая своё презрение к соседу. Тот же скорчил такую умилительную гримасу недоумения, будто был невероятно удивлён моей реакцией на его «зарядку для ног». На лбу у парня мгновенно появились забавные складки, а губы зажались чуть ли не в «нитку». Он аккуратным движением заправил за ухо непослушную светлую прядку волос и немного срывающимся голосом спросил:
- Что ты в этом смешного находишь?
Я молчал, лишь ещё больше продолжая криво усмехаться. Мне было приятно доставлять этому недоумку дискомфорт, смущать его, осмеивать. Око за око, зуб за зуб. Ты насмехаешься над моей болезнью, а я буду насмехаться над тобой. Твоя наивная надежда на выздоровление здорово развлекает меня.
- Я обязательно выздоровлю, вот увидишь. Тебе назло выздоровлю. Мы с тобой ещё румбу спляшем, обещаю – улыбается Джилл. Вновь его оптимистичная и такая искренняя улыбка. Станцуем? Я умру не сегодня-завтра. Если только на том свете, где ты будешь со здоровыми ногами. Как же это всё забавно. Вот только от мыслей, что я никогда более не потанцую, мне вновь становится невыносимо тоскливо. Одно радует – не смогу потанцевать не только я.
- Не веришь, да? – уже смеётся Радклиф, то и дело приглаживая свои непослушные густые волосы к затылку – Ты просто слабак, а я нет. Спорим, через два месяца я смогу встать на ноги?
Я не устану этого повторять! Он сумасшедший! Он сказал два месяца? Это нереально!
- Если не встану, я брошу попытки снова когда-нибудь ходить, но если у меня выйдет, Эш, если выйдет, то ты будешь бороться вместе со мной. Ты со своей болезнью, а я со своими ногами. Идёт? Как тебе такое пари, Эш? – бормочет, словно детскую считалочку, Джилл. Его глаза лихорадочно блестят, он то и дело облизывает потрескавшиеся губы и теребит волосы. Бросишь попытки? Два месяца? Для меня это слишком много, я не выживу. Но почему бы лишний раз не доказать свою правоту? Почему бы не спустить этого парнишку с небес? Заманчивое пари.
- Согласен – улыбаюсь я. Точнее, мне кажется, что я улыбаюсь, а на самом деле это выглядит, наверное, очень безобразно и омерзительно.
После обеда Джилл выпросил себе коляску и куда-то уехал. Не было его довольно долго, я даже успел забеспокоиться. Нет, вы не подумайте, ну просто если он вдруг ещё что-нибудь себе сломает, то уж тогда точно встать не сможет и победа автоматически будет моей, а так не интересно. Мне хочется понаблюдать за тем, как с каждым днём надежды Радклифа будут рассеиваться. Одна за другой… пока все до одной не разобьются о суровую реальность. Я прямо представляю, как мой сосед будет, размазывая сопли по лицу, проситься у меня прощения. Говорить, что он был не прав и нужно было слушаться меня. А вот и он, кстати. Вернулся. Как всегда с будто приклеенной улыбкой последнего идиота. Увидев меня, он заулыбался ещё шире и начал что-то безостановочно тараторить. Будто мне интересно, что ты мне хочешь рассказать! Я научился не слушать людей, когда те сильно мне надоедали. Вот и сейчас Джилл лишь беззвучно раскрывал и закрывал рот, пока я беззастенчиво разглядывал его. Мне жаль даже его, такой красивый парень, а ходить больше не сможет. Он очень мило морщит свой чуть длинноватый прямой нос, улыбается, обнажая ровные белоснежные зубы, а ещё немного щурится. Должно быть, у него не очень хорошее зрение. За эти неполные три дня в клинике он стал выглядеть ещё более живым и весёлым. Кожа приобрела здоровый оттенок, глаза стали блестеть ещё более задорным блеском, чем раньше. У Джилла уж слишком чётко очерченные скулы и длинные тонкие пальцы. Мысленно я тут же представил, как я выгляжу рядом с парнем. Лысый, с ужасной кожей и потухшим взглядом. Ужасно, ведь когда-то у меня тоже была шикарная шевелюра и хорошая кожа. Я был полон жизни и желаний. Вот только болезнь не советуется с теми к кому наведывается. Она приходит внезапно и решительно рушит все планы больного. Вот такой печальный финал. Вот такая она, реальная жизнь.
- …И тебе просто обязательно нужно выходить гулять вместе со мной! – последнюю фразу парня я всё же услышал и спокойно поинтересовался:
- Куда?
- Ты меня не слушал! – с досадой протянул Джилл и вновь стал пересказывать свой рассказ. Всё это время он гулял по больнице, пока не обнаружил некую оранжерею, где пели замечательные разноцветные птички, Джилл ещё обнаружил парк на территории больницы, а ещё там есть пруд, где плавают забавные утки и плавают рыбки. Всё это я пересказываю вам так, как тараторил мой сосед, употребляя несочетаемые и глупые прилагательные. Но всё же я уловил суть и быстро замотал головой в знак протеста. Никогда не выйду из палаты, меня могут испугаться другие больные. Раковые больные, как правило, не гуляют вовсе.
Странно, парень не стал меня уговаривать или упрашивать, лишь грустно улыбнулся, пробурчал что-то вроде: «Ясно» и покатил коляску к своей койке.
Сегодня ночью умер ещё один раковый больной. С каждой смертью мне всё страшнее ждать своей, ведь я слышу тихие всхлипы, а то и горькие рыдания их родственников и на душе становится очень тяжело. Хотя сегодня я слышал плач не только родственников умершего. За той самой шторкой, что кое-как отделяла наши койки с соседом, я слышал тихие всхлипы. Джилл плакал. Не знаю почему, но я был не то что рад этим его слезам, совсем наоборот. Я пришёл в ужас от того, что услышал. Конечно, ноги парнишки совсем отказываются его слушаться, но при всех он радостно улыбается, уверяет, что скоро будет бегать. И вот я слышу то, что подсознательно боялся услышать.
Не понимая, что собираюсь делать, зачем и для чего, пытаюсь встать с кровати. Усмехаюсь, понимая, что не пройду и шагу, ноги атрофировались, я не встаю уже около полугода совсем. Тяжело выдыхаю, но всё же сажусь, от чего начинает безумно кружиться голова и тошнить. Зажимаю рот руками, стискиваю зубы и… опускаю ноги на холодный кафель. Зажмуриваюсь, ещё сильнее зажимаю рот и даже закусываю губу… встаю… Чувствую себя Русалочкой из сказки Андерсена. А что, вполне похоже, она в конце тоже умирает, как и я. Ноги пронзают тысячи игл, а я лишь стою. Ещё раз вздохнув, открываю глаза и иду, опираясь о стену к той самой шторке, откуда доносятся всхлипы. Иду я, кажется, вечность. При этом я стараюсь не стонать от жуткой боли, но, самое главное, не упасть. Меня жутко шатает из стороны в сторону, пол кажется живым и ему явно не стравится то, что я на него ступаю. Наконец я достиг цели, с силой срываю штору, но не рассчитываю силы и она с треском срывается с петель, падая к моим ногам. Всхлипы затихли, я поглядел на кровать Джилла. Он удивлённо и немного испуганно глядит на меня красными от слёз глазами, шмыгая носом.
- Прекрати – шепчу я, опираясь о стену и тут же по ней съезжая к полу – Не ты ли обещал мне через два месяца встать на ноги? Не ты ли пообещал мне выздороветь? Кто из нас слабак, Джилл? Не плачь, тебе не идут слёзы.
Пытается улыбнуться мне, но выходит плохо, и он начинает морщиться, стараясь справиться с новым потоком слёз. Я гляжу на всё это с печальной улыбкой. Вот оно как. Оказывается, слабак здесь всё-таки я, как ни печально. Этот парень встанет на ноги. Не верю, что я это говорю, но он встанет. Обязательно начнёт ходить.
- Я не беру своих слов назад, Эш. Сегодня умер мой друг, он покончил жизнь самоубийством. А виноват, похоже, в этом я. Боже… - Радклиф, хватая из-за спины подушку, утыкается в неё носом и начинает жалобно скулить.
- Расскажи мне, как вышло, что ты попал сюда – смотрю на него я, ожидая, когда парень перестанет плакать и ответит мне.
Джилл медленно отстраняет лицо от подушки, шумно сглатывает, вытирает тыльной стороной запястья глаза и начинает тихо, но внятно рассказывать. Я слушал его, буквально затаив дыхание. Пока парень рассказывал, по моему телу то и дело бродил полк мурашек, а в горле постоянно пересыхало. Этот парень… он действительно Человек с большой буквы. Я стал восхищаться им, но презирать его друга.
Была пасмурная погода. Дождь лил, словно из ведра, отчего видимость была просто отвратительной. Джилл вместе со своим другом ехали к загородному дому их общей подруги, чтобы повеселиться там на вечеринке, которую она устраивала в честь отсутствия родителей. Дорога была очень скользкой, машину то и дело заносило. Не знаю каким образом, но их каким-то чёртом занесло на встречную полосу… Дальше Джилл вспоминает всё, как отдельные кадры из фильмов. Стремительно едущую на них машину, гудки, гримаса ужаса, застывшая на лице друга, взвизг тормозов… жуткая боль… Водитель действовал неосмысленно. Чисто автоматически он вывернул руль и поставил под удар своего пассажира. Моему соседу зажало ноги, в то время как его друг не пострадал совершенно. Родители Джилла намеревались подать в суд на друга их сына, но Радклиф с трудом отговорил их это делать. За всё время незадачливый водитель так и не навестил своего друга. Похоже, он боялся смотреть, что стало с Джиллом, он чувствовал огромную вину, отчего впал в глубокую депрессию, закончившуюся суицидом. В этом происшествии никто не виноват, такая судьба у Джилла, это его испытание...
- Ну и бред ты несёшь! – не выдержал я в конце концов и перебил моего соседа – Ты ещё карму припомни. Просто есть категория неудачников, к которой мы с тобой, к сожалению, относимся. И больше ничего, просто фортуна нас не особо жалует, а вероятно и вообще не знает о нашем с тобой существовании!
- И на нашей улице настанет праздник – вдруг улыбнулся Джилл и стал всматриваться мне в глаза – Завтра, пожалуйста, пойди со мной в парк, прошу.
Я снова помотал головой.
Так прошла целая неделя. К нам в палату то и дело приходили знакомые Радклифа, привозили кучу всего нужного и ненужного, съедобного и несъедобного… Мы с Джиллом почти не общались, он с утра до вечера пропадал то в парке, то в оранжерее. Я с усмешкой наблюдал за тем, с какой лёгкостью и непринуждённостью он знакомится с новыми людьми, заводит друзей, смеётся… а по ночам я иногда слышу, как он тихо плачет от чего-то. Больше я его не трогаю, не мешаю плакать. Только каждый раз, когда я вслушиваюсь в приглушённые всхлипы, моё сердце будто сжимает в тиски и становится очень трудно дышать. Семь дней для меня пролетели мгновенно. Говорят, когда ты ждёшь смерти, дни, кажется, тянутся годами. У меня совсем наоборот. Каждый день до безумия похож на предыдущий. Я даже не знаю, какой сегодня день недели, не знаю числа. Кажется, недавно был январь, а сегодня вот уже поют птицы за окном. За эти семь дней я всё же набрался смелости и согласился посетить оранжерею вместе с моим соседом. Было очень страшно и отчего-то стыдно выходить из комнаты, что вот уже как год была всем моим миром. Мы сели в инвалидные коляски. Джилл уверенно вёл меня к пункту назначения, без умолку болтая, отвлекая и расслабляя меня таким образом. Он на ходу пожимал руки почти всем, с кем мы встречались по пути, представлял меня его знакомым, а я лишь неловко улыбался и кивал в знак приветствия. На лицах больных я не увидел ни ужаса, ни презрения, когда они знакомились со мной. Некоторые из них выглядели просто ужасно, но… они улыбались мне, улыбались Джиллу, улыбались, казалось, всему миру, они не стеснялись своей внешности, не боялись болезни. Я поймал себя на мысли, что эти люди, хоть и выглядели до ужаса безобразно, не походили на больных. Я был просто уверен, что такие, как они, обязательно выкарабкаются из любой напасти, им уж точно ничего не страшно. Под конец пути даже я перестал чувствовать себя больным, на моём лице застыла глупая, но безумно счастливая улыбка. Радклиф, как только мы добрались до оранжереи, тут же позвал меня поглядеть на птиц в клетках. Пение пташек разносилось по всему помещению. Оно не раздражало, а наоборот, действовало успокаивающе, словно колыбельная. Птицы были прекрасны. Синие, красные, жёлтые, такие красивые… я за всю жизнь не видел ничего более прекрасного. От всех пережитых за день эмоций, я стал невольно глотать слёзы безумной радости. Джилл, заметив это, очень испугался и стал меня зачем-то утешать. А я не мог вымолвить ни слова, лишь заикался пытаясь сказать ему лишь одно слово… Через некоторое время, когда мы уже ехали назад в палату, я обрёл способность говорить и наконец прошептал, но так, чтобы Радклиф услышал это:
- Спасибо.
Парень ничего не ответил, он лишь насмешливо хмыкнул и, поглядев на меня, подмигнул, а потом и вовсе рассмеялся. Я с удивлением глядел на то, как мой сосед заливается смехом и ничего не понимал. А ещё я вдруг понял, что у Радклифа безумно заразительный смех, и я поневоле стал тоже улыбаться и немного посмеиваться. Спасибо тебе, Джилл, спасибо…
Сегодня меня разбудили крики Джилла. «Смотри, Эш, скорее смотри!» - слышал я сквозь сон, морщась от таких громких звуков. Я решил не обращать внимания на возгласы парня, но тот стал кричать лишь ещё громче. Пришлось проснуться и поглядеть на то, что так сильно взволновало Радклифа. Я открыл глаза, чуть приподнял голову от подушки и… онемел… Шторку так и не приладили на место, так что я отчётливо видел Джилла, который лежал на кровати. Он шевелил пальцами ног. Не сильно, еле заметно, но он ими шевелил!
- Как такое возможно? – не отрывая взгляда от ступней парня, невнятно пробормотал я, абсолютно поражённый увиденным.
Через час нашу палату заполнили различные врачи, выражали своё удивление, радовались, назначали Джиллу различные процедуры…
- Это просто невероятно!
- Фантастика!
- Чудо! По-другому и не назвать!
Всё в таком же духе продолжалось достаточно долго, и я успел устать от суеты и беготни, что творилась в палате. Но с другой стороны я был безумно рад и горд за Джилла. Я глядел на его счастливое лицо и… мне безумно захотелось жить. Должно быть, я проиграл наше пари. Но отчего я только рад такому повороту событий? Почему на моём лице сияет странная улыбка? Всё стало как-то неважно, все проблемы, что терзали меня несколько лет, все тревоги просто превратились в ненужную пыль. Я решил для чего буду бороться за свою жизнь, решил, что обязательно выживу. Ведь мне все семнадцать лет, у меня всё впереди. Он же обещал мне…
Два месяца Джилл с упорством выполнял все упражнения и процедуры, что прописывали ему врачи, много улыбался и смеялся. Его родные и друзья были просто на седьмом небе от счастья. Приятели почти каждый день приходили разные, так что скоро у меня возникло ощущение, что у нас побывало как минимум полгорода. Я тоже времени даром не терял. Ко мне хоть никто и не приходил из приятелей, причину я уже объяснял и не хочу её вновь озвучивать, мне неприятны эти воспоминания, а самое главное, что родители считали меня уже тогда покойником, я знакомился с теми, кто приходил к моему соседу. Я перестал стесняться своей внешности, попросил принести мне зеркало и взглянул на себя… На меня смотрел достаточно взрослый юноша с ярко-карими глазами, что были настолько живыми, будто у него в жизни никогда не случалось ничего плохого. Отсутствие волос меня не слишком испугало, тем более, что за это время они всё же успели чуть отрасти и топорщились «ёжиком». Я смотрел на себя очень долго, разглядывал чуть ли не каждую ресничку, любовался собой и своим взглядом. Врачи не переставали удивляться, ведь мои анализы пришли практически в норму, болезнь стала стремительно отступать. Когда это рассказали моим родителям, они решили, что это шутка, но когда встретились со мной лично после почти трёх месяцев разлуки, были невероятно поражены. Мы вместе долго плакали, только не как раньше, от горя, а наоборот, от счастья. С Джиллом мы стали чуть ли не лучшими друзьями, казалось, что он радуется моему выздоровлению ещё больше чем я сам. Он постоянно твердит мне, как я похорошел, стал безумно симпатичным и весёлым парнем, что я обязательно подтяну школьную программу, поступлю в институт и, конечно, мы с ним просто непременно станцуем румбу, сальсу и танго. Я пока лишь смеюсь на эти его заявления, но где-то в глубине души я точно уверен, что это ну просто непременно случится.
Сегодня я как обычно гулял с Джиллом в парке после его утренней зарядки. Я неторопливо катил его коляску по аллее, а он как всегда что-то весело тараторил, не давая мне вставить в его словесный поток и слова. Хожу я пока плохо и очень медленно, боясь споткнуться, так что наши прогулки затягиваются на два, три, а то и все пять часов. Слава Богу, наступило лето и быть на улице можно хоть до самого вечера, не рискуя простудиться. Джилл продолжал что-то забавно жестикулировать, а потом вдруг резко замолк. Я остановился и уже хотел спросить не случилось ли чего, но тут Радклиф тихо и с отчаянием всхлипнул:
- Два месяца прошло, а я так и не встал на ноги. Похоже, ты был прав, Эш, это невозможно. Теперь ты сдашься? Но я так не хочу вновь видеть тебя подавленным, я также не хочу прекращать тренировать свои ноги… Но ведь я проиграл, так? Мне придётся сдаться?! Эш, не молчи, ты сдашься? Ты выиграл ведь, но тогда ты был другим, ведь тогда…
Я удивлённо глядел на Джилла, что начал вдвойне быстрее тараторить, чем обычно. Чем больше он говорил, тем более дрожащим у него становился голос, нос начал краснеть, глаза парень стал щурить, стараясь таким образом не заплакать от обиды и несправедливости. Поневоле мои губы стали разъезжаться в нелепой улыбке. Я уже и забыл об этом дурацком споре. Сильно сжимаю ручку коляски, да так, что кровь перестаёт поступать в кисти и они белеют. Сам не понимая что делаю, обхожу моего соседа и приседаю так, чтобы я мог видеть его лицо около своего. Минуты две слушаю его спутанные бормотания, рассматриваю лицо Джилла, хмурюсь и хмыкаю в ответ на что-то, чтобы создался эффект того, что я внимательно слушаю Радклифа, что на самом деле абсолютно не так. Всё это время я борюсь с необъяснимым желанием и каким-то чуждым мне ранее чувством. Сердце стало неприятно покалывать, стало трудно дышать, а во рту пересыхать. Нет, это не вновь разыгравшаяся болезнь, эти чувства более приятные, они даже мне нравятся в какой-то степени. В конце концов не сдерживаюсь. Легонько касаюсь щеки Джилла и убираю за ухо его прядь волос. Парень замолкает и теперь с неприкрытым интересом смотрит за каждым моим движением. Он не сопротивляется, ничего не говорит, лишь редко и тяжело дышит, стараясь даже не моргать. Я пытаюсь сглотнуть, но этот маневр у меня не выходит из-за сухости в горле. Усмехаюсь и довольно резко, но в то же время осторожно касаюсь губ Радклифа. Лишь касаюсь, всего лишь на мгновение, и тут же быстро отстраняюсь, смотря в глаза парню. Тот, кажется, вовсе не удивился, а даже наоборот ждал чего-то подобного этому. На его лице застывает идиотская улыбка, а сам он застыл, словно статуя.
- Отомри – помимо моей воли усмехаюсь я и продолжаю осторожно проводить рукой по щеке Джилла. Тот ничего мне не отвечает, лишь прикрывает глаза и судорожно выдыхает.
Так прошёл целый год. Всё это время мы исправно лечились. Думаю, я не стану вам объяснять, что не смотря на то, что я выиграл пари, уговор мы не выполнили, а наоборот стали ещё более усердно стараться идти на поправку?! Каждый день у нас был расписан: Утром зарядка, завтрак, прогулка в парке, опять различные процедуры, прогулка по оранжерее и ещё куча различных упражнений. Джиллу для ног, а я занимался поправкой своего здоровья. А по вечерам мы целовались. Это уже вошло в нашу с ним личную традицию. Каждый вечер перед сном мы, боясь, что нас может кто-либо увидеть или услышать, осторожно касались губ друг друга и так застывали минуты на три. Нам этого хватало, мы были абсолютно счастливы. У меня появилось много друзей, как в больнице, так и среди друзей Джилла. Его родители подружились с моими и теперь наведываются к нам только вместе. Или же, когда его или мои родители в разъездах, заботятся о нас обоих. Полгода назад Джилл стал на ноги. В честь этого в больнице был устроен шикарный праздник. Все, и врачи и пациенты, веселились до ночи. А ещё к нам приезжали журналисты и брали интервью. Мои друзья, что считали меня умершим, прибежали в тот же день, как только нас показали по телевизору. Всё это было так неожиданно. Я познакомил их с Радклифом, мы много смеялись, я рассказывал им обо всём, что я пережил, о судьбе Джилла. Они лишь охали и ахали, боясь перебить меня. Также очень много людей стало нас поддерживать, люди из разных городов стали присылать нам различные подарки и горы писем с тёплыми пожеланиями и восхищениями. А ещё я больше не чувствовал себя больным или убогим.
Сегодня Джилл уже спокойно ходит. Теперь я не веду его коляску на прогулках, мы ходим за руку. Очень много и часто ходим, почти не сидим на месте. А ещё я нагнал-таки школьную программу и подумываю о поступлении на психолога. Теперь я мечтаю помогать людям, что попали в трудные ситуации. Ведь по-настоящему может помочь лишь тот человек, что всё это пережил и переборол. Теперь я понимаю, что в таком случае просто необходима поддержка и моральная помощь, ведь именно мой сосед оживил меня, заставил бороться, победить свою болезнь, когда шансы на выздоровление были так малы… Сейчас я занят по горло: Тренировки, процедуры, зарядки, подготовка к поступлению, а ещё, самое главное, на данный момент я стараюсь переубедить Джилла становиться каскадёром. Пока безрезультатно, ведь врачи сказали – ещё полгода и Радклиф сможет бежать марафон. И как мне теперь отговорить его, а? Всё же я не люблю врачей до сих пор, они то дают практически несбыточную надежду, то полностью отбивают желание продолжать лечение. Ведь не будь мой сосед таким упёртым, он бы ни за что не встал на ноги. Так бы и разъезжал в инвалидной коляске всю жизнь. Ан нет, он ещё и меня вёл к выздоровлению, всячески поддерживал. Меня многие спрашивают, что я буду делать дальше, не думаю ли я о своём будущем. Так вот, абсолютно нет. Меня совершенно не волнует, что будет потом. Зачем загадывать заранее? Ведь жизнь такая непредсказуемая штука. Пока я встречаюсь с самым лучшим парнем на планете, у меня много друзей, болезнь почти побеждена, я уже и забыл о том, как раньше из-за неё мучился, теперь о ней уже ничего не напоминает. Но врачи боятся пока меня отпускать, так как с таким чудесным выздоровлением они сталкиваются впервые, но я совсем не возражаю, ведь таким образом я могу проводить почти всё своё время с Джиллом. О чём ещё можно желать? Наверное, лишь об одном: Чтобы каждый, кто отчаялся настолько, что готов свести счёты с жизнью, встретил такого, как Джилл и никогда не отпускал. Поверьте, с такими людьми, как он, любая болезнь излечится! Никогда не сдавайтесь, ведь умные люди не зря придумали пословицу: « Надежда умирает последней»!