Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор. А.С. Пушкин
Штормовой ветер неистово рвал листья деревьев на побережье, ударял в лицо, беспокойно разбрасывал кудри идущего по скалистому подъему юноши. Он шел торопливо, к небольшому замку на вершине, нависающей над вздымающимися морскими волнами. Уже мелко накрапывал дождь. Такое иногда случается. Но осенью, когда и так становится холоднее, чем обычно, даже в столь теплом уголке мира, как Испания, это все казалось особенно тоскливым и неприятным. Хотя, с понятием холода здешние жители вообще мало знакомы.
Вот остался позади подъем, скрипнули, будто поежившись, ворота, а после и парадные двери, впуская пришедшего. Его встретили несколько слуг, торопливо сняли пальто. Юноша небрежно поправил растрепанные черные, как зрелые итальянские оливки, волосы, и, мимоходом заглядывая в зеркало, прошел в большой приемный зал. К слову, обстановка здесь была скромная, если не сказать скучная – молодой дон только недавно перебрался в свою загородную резиденцию, постройку которой завершили всего несколько лет назад. В старом отцовском замке оставаться не хотелось. Приелось. Здесь, в Каталонии, у него еще оставалось несколько участков и неплохих домов, но городская жизнь и, в то же время, жизнь в глубинке, ему порядком надоели.
- Николас! – по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, сбежал другой, на вид первый оборванец, паренек. Внимательный же взгляд различил бы на нем и дорогую одежду, и пару-тройку золотых украшений. – Я думал, что умру здесь со скуки с прислугой. Виды моря конечно прекрасны, но здесь совершенно, совершенно…
- Если ты желаешь вернуться в город, то я не буду тебе мешать, - дон сбросил перчатки на скамью у стены, прошелся к буфету, устало выбрал там бутылку вина, налил, предложил другу бокал с темным напитком. – Бургундское.
- Благодарю, - молодой маркиз понюхал содержимое бокала, задумчиво глядя на него. – Нет, знаешь, одному как-то не хочется. Ну что я там один буду делать с псами Мухтарелли?
- Как обычно – пустишься бегать по улицам, сшибая на кого-нибудь торговцев с овощами, только теперь не на меня. Пачкать рубашки. Завывать серенады под окнами донны Греты… - они дружно засмеялись, отпили вина, прошли в соседнюю комнату, маленькую гостиную с твердыми диванами, будто на них и не было обивки. – Филичио, тебе ли не знать, что делать!
- Давно пора сменить здесь мебель…
- О, прекрасная донна Грета… И почему она досталась моему родственнику такой молодой и красивой, такой, что он успеет испортить ей жизнь. Вроде бы, думаешь, отец Греты что-то не выплатил моему дяде, был осужден Его Величеством, вроде бы по правде, и девушку отдали в самые «дельные» руки. А теперь, кажется, дядя и сам жалеет, что не мне, - Николас задумчиво уставился в потолок, сидя в кресле. – Я не понимаю, почему нельзя дать волю сердцу. Почему нельзя отгулять молодость с молодыми, а после вместе с ними стариться же. Почему, Филичио? Где справедливость для наших прекрасных леди и для нас? – он снова засмеялся, с горчинкой так. Позвали слугу, чтобы налил еще вина.
- Деньги, дорогой мой друг, деньги. Не поверишь, но иногда эти «леди» сами их выбирают. Тогда они могут не отказывать себе ни в чем и всего лишь отдаваться страсти с всякими дряхлыми стариками, тем более что те долго не выдерживают.
- Но ты же знаешь, что она не такая.
- Она – да. Именно поэтому считается первой красавицей испанского побережья…
- Хотя господа с улицы ей не нравятся. Тут она тоже показывает воспитание. Как взглянет на тебя… - он, казалось, не слышал друга.
- Эй! Николас, я понимаю, что если бы не доброта твоего отца когда-то, ничего бы не было сейчас у меня. Но я не виноват, что мои родственники все либо странным образом умерли, либо растворились в разных направлениях. Что люблю красиво жить, пить только лучшее, целоваться только с лучшими, спать только на мягком и есть так, чтобы до тяжести. Я люблю все это! И неважно теперь, какими путями буду добывать.
- Нашел во мне золотую жилу? – Николас усмехнулся.
- Нет, друг, что ты! Старая дружба не подвергается оценке ни в какой валюте.
Буря бушевала всю ночь, а к утру от неё остался только скупо накрапывающий, словно уставший, дождик. Он надоедливо стучал по окнам. Николасу не спалось. То ли вина было слишком мало, то ли новая спальня, в которую он только сегодня перебрался, не навевала ему снов о прекрасных придворных дамах и их секретах, которые они кокетливо скрывают за краской, веерами, лукавыми улыбками.
Молодой дон вышел в зал второго этажа, подошел к уже давно затухшему камину. Сколько времени они тратят на женщин? На их белые, по началу робкие тела и пушистые ресницы, алые губы, корсеты в полутьме. Зато сколько воспоминаний. Сколько лиц, запахов, вкусов. Николас улыбнулся, все еще глядя на остывшие угли. Он вспоминал, как еще, будучи мальчишкой, вместе с Филичио бегал на виноградники, объедать увесистые сладкие грозди и подглядывать за девушками на отдыхе от работы. Как учился пользоваться оружием и радовался своему первому попаданию в цель – теперь он мужчина. Так ли это?
От раздумий его отвлек звук колес и подков по мощеной дворовой дороге. Кто это? Прислуга за продуктами в город? Нет, обычно они делают это по четвергам, а сегодня лишь вторник. В голове молодого человека промелькнула мысль, что не одному ему сегодня не спалось ночью, было скучно и тоскливо. А еще, что кто-то слишком нетерпеливый и невоспитанный…
Экипаж сильно трясло на неровной дороге. Или ему только так казалось? Филичио на выезде еще мучился угрызениями совести по поводу того, что вот так оставил друга, да еще и прихватил с собой немного из его денежных запасов и богатств винного погреба. Кстати, одно из них сейчас, в тряске, уже забрызгало ему накрахмаленный воротничок рубашки. Маркиз глотнул еще вина и поморщился, после чего приоткрыл окошко и выбросил бутылку, еще наполовину полную. Послышался звон бьющегося стекла.
- Прости друг, но я по-другому не могу, - тихо сказал он сам себе. – Здесь мне скучно, здесь нет девушек и вообще… - он икнул, - почему я должен следовать за тобой как верный пес? Я никому ничего не должен! Я все долги давным-давно отдал… Ик! Временем…
Так он разговаривал еще с полчаса, после чего его укачало, и маркиз заснул крепким, почти детским сном. Сказывалось качество винограда. А за темной бархатной занавеской светало. Солнца видно не было, тучи еще не уступили ему места на небе, но становилось все светлее и светлее, затихли звуки ночи, осталось позади шуршащее и шепчущее море.
Маркиза разбудил голос кучера – приехали. Филичио выпрямился, протер глаза и попытался вспомнить, куда и зачем он собирался. Ах, да, в город, проведать светское общество и, конечно же, навестить донну Мухтарелли. Эта дама беспокоила умы многих, но, как считал маркиз, он был особенным поклонником. Только он мог совершать поступки, не мирившиеся ни с законом, ни с вообще чем-либо, отчего ему часто доставалось. Но рядом всегда был друг, которого теперь он почти подло оставил одного.
- Господин, - дверца открылась, показалась голова кучера. – Высаживайтесь, я должен вернуться к хозяину.
- Конечно, - Филичио бодро выпрыгнул из экипажа и огляделся, вдохнув теплый городской воздух. Здесь еще слегка пахло морем, береговая линия недалеко. Это опять привело к нехорошим мыслям. – Передавай Николасу от меня доброго здравия и скажи, что я обязательно верну ему ту бутылку.
- Слушаюсь.
Маркиз двинулся по мощеной камнем дороге, разглядывая дома, в которых только недавно проснулась жизнь. Где-то здесь его враги и его возлюбленная. Что ж, выбирать не приходится. Вот знакомая клумба с какими-то ярко-красными цветами. Сколько раз ходил мимо неё – все время думал об одном: вот бы сорвать эту нездешнюю диковинку и отнести Ей. Сравнить с цветом Её губ, таких же алых, таких же чувственных, прекрасных и манящих. Эта навязчивая идея отдавалась мелкой дрожью в теле, словно изнутри тысячи иголок пронзали кожу, требуя одного – овладеть Ею.
- Чертовка, - тихо заметил Филичио. – Скольких мужчин свела с ума, а я давно умалишенный и все никак не отступлюсь. Может быть и правда любовь?! Как же там это называл мой благородный друг…
Цветы давно остались позади, но теперь встречались все чаще какие-то знакомые детали, напоминающие обо всех тех чувствах, которые когда-то приходилось переживать. Но спокойствие никогда не бывает действительно продолжительным. На до боли знакомой улице маркиз столкнулся нос к носу с Джеком, англичанином, дворовым псом дона Мухтарелли.
- А, смотрите-ка, кто к нам пожаловал! – просипел грубый, крепкий мужчина, щетина которого напоминала скорее щетку, чем какую-то естественную растительность. Он был хромой на одну ногу – неудачная дуэль молодости – но это только прибавляла ему грозности. Филичио опешил.
- Я… Неужели в этом маленьком городке просто нельзя проходить мимо? Я же, право дело, никого не трогаю, серенады не завываю…
- Щенок, да тут любая крыса знает, зачем ты появляешься на этой улице. По тебе гильотина плачет, да слишком добрый у нас Король, - он усмехнулся. Маркиза так дернуло от этой усмешки, будто водой холодной окатили. – Но я смотрю, ты без своего друга. Может, все же стереть пыль с плахи?..
- Пусть покоится в мире, а я, пожалуй, пройду дальше, куда шел, - он попытался обойти грузную фигуру Джека, но тот крепко поймал его за руку.
- Уезжай отсюда, ведьмин сын, уезжай, пока мой дон не скормил тебя на обед своей жене, в качестве изысканного блюда.
- Ох, теперь я знаю, какая у вас кухня, - нервно выдавил из себя Филичио и, высвободив руку, торопливо засеменил дальше по улице. Он успел украдкой бросить взгляд на балкон Греты, но девушки там не было. Былое желание тела поутихло, а вот тоска где-то глубоко внутри осталась, хотелось увидеть Её.
Неприятности в одиночку не приходят. Из-за угла, с крепкими дубинками, как обычно, появились еще несколько прихвостней местного обличия зла. Похоже, дону Мухтарелли не терпелось избавиться от маркиза. Филичио же с таким ходом событий был не согласен. Он рванул было назад, но там были еще. Зажали. Ища выход, он поднял взгляд на все тот же балкон. Полезть в самый улей – это, конечно, замечательная идея. А главное, самая веселая.
Недолго думая, парень ловко стал взбираться по стене наверх. Он всегда мысленно благодарил того, что посадил здесь крепкое вьющееся растение, столько раз выручавшее его. И сейчас тоже. Оказавшись на балконе, маркиз быстро вошел в комнату через открытую дверь и, к своему великому счастью, обнаружил там Грету. Она сидела на кровати, укрытой шелковыми покрывалами, и расчесывала волосы. Как любил он украдкой вдыхать аромат этих золотистых локонов, впитавших в себя жар испанского солнца и влюбленные взгляды окружающих.
Девушка вздрогнула, когда в её комнате вдруг неожиданно кто-то появился. Когда этот кто-то, подлетел к ней и жадно поцеловал, будто давно не видел, она и тогда не поняла, кто это. Только потом, после того как загадочная фигура скрылась за дверью, донна вспомнила эти глаза, всегда сопровождавшие её таким едким взглядом, словно прогрызающим всю её суть и доходящим до самого сокровенного. Столь неожиданные и быстрые события стали маленьким потрясением для Греты в этот день.
Филичио же поспешил дальше. Он пробежался по коридору, надеясь, что все городские дома донов идентичны, и он не заблудится. Действительно, следующий поворот вывел беглеца к черной лестнице, по которой он буквально слетел и оказался в маленьком дворике. Тут его хотели поймать, но он перемахнул через низкую калитку и бегом рванул по узкому переулочку, выходящему на оживленную торговую улицу. По старой привычке маркиз снес торговца томатами, чем предупредил остальных о своем появлении. Филичио бежал, не оглядываясь, испачканная вином и овощами рубашка прилипла местами к телу, стало жарко, солнце поднималось над городом все выше и выше. Вперед, вперед, да только в уме оторопевшее лицо донны, а не эти благородные бандиты, преследующие его по пятам.
На площади маркиз притормозил и проверил, есть ли еще погоня. Довольно улыбнувшись тому, что в очередной раз так ловко ушел от этих собак, Филичио прошел к фонтану и присел на мраморный бортик, передохнуть. Про себя он решил, что хочет повторить это ночью, когда Мухтарелли будут стараться воздержаться от вина и ждать его. Им никогда не удавалось этого сделать. Кто-то советовал дону заменить испанцев русскими, мол, те и напьются, и защитят, но он всячески отвергал эту идею, не доверяя иностранцам. В общем, Филичио занял выжидательную позицию.
Николас мягко побранил кучера, который помог его другу, усмехнулся на замечание про бутылку и попросил приготовить ему коня – ну нельзя этого оболтуса оставлять в городе одного. Не просто же так она забрал его с собой сюда, желая отдохнуть. Король милостив, да тоже не станет терпеть беспорядков от того, кто ему должен. И молодой дон это понимал. К тому же, именно он нес перед дядей ответственность за Филичио.
В городе Николас оказался на закате. Уже слышно было, как начал народ развлекаться после работы, дневная жара потихоньку теряла силу, вновь отдаваясь осенней легкой прохладе. Осведомившись, не намечается ли каких балов и, получив твердое заверение, что сегодня господа изволят сидеть дома, Николас отправился туда, где вернее всего было искать его друга в темное время суток. А Филичио действительно был там, в небольшой забегаловке недалеко от дома Мухтарелли. Он всегда именно в этом месте готовился к «ночным налетам» с тех пор, как под венец ушла донна Грета. Николас не считал то, что испытывает его друг, любовью. Да и что он сам – тоже. Это было увлечение, горячее увлечение, еще не доставшаяся им девушка. Мало кто отказывал этим слугам Амура, а если и отказывал, то ненадолго. Да и не всех пробовали они. Такой образ жизни, как говорила старая нянечка дона, до добра не доведет: «Помрете в самом цветении, завянете от кутежной болезни, вот то-то радость будет!» Что за кутежная болезнь женщина не поясняла. Да и не вдавались маркиз с доном в подробности.
- Ты забрал мое любимое, - опустился в кресло напротив Филичио Николас. – Оно стоит больше, чем все это заведение.
- Ну, извини, друг, не настолько я в этом разбираюсь, да и спешил очень.
- Чего ты ждешь в этот раз? Опять намечается концерт или что похлеще?
- Понимаешь, Ник, - как-то необычно задумчиво глядя в бокал сказал Филичио. Тут только дон заметил, в каком состоянии внешний вид его друга. – Я сегодня уже побывал там. Думаю, Мухтарелли подготовится лучше. Я не хочу петь, черт возьми! Я хочу Её! Впервые коснувшись этих губ, я понял, что ничего и никогда так страстно не желал. И пусть меня после заберут на плаху, я все равно сделаю это, или я не маркиз Филичио дель Кватро!
- А я не дон Николас Пьяченцо, если позволю тебе это сделать… - Филичио, уж было, зло посмотрел на него, - в одиночку, - закончил тот и из горла глотнул вина, поморщившись. – Что ты пьешь?
- Не важно! В путь, друг мой!
- В путь!
Наверное, о том, что его тогда заставило поддаться пьянящему рвению, положиться на удачу и отправиться вместе с маркизом к донне, Николас задумался впоследствии не скоро. Потому что удача в эту ночь действительно была на их стороне. Два молодых человека осторожно пробрались через уличную охрану и, вместо былого завывания серенад, стали сразу взбираться на балкон. Растение выдержало двоих с честью, этот маленький путь они преодолели без происшествий. У Греты горела свеча. Сама она уже лежала, с книгой в руках. Почему-то гостям не показалось странным, что девушка спит отдельно от мужа. Парочка без предупреждения ввалилась в спальню, знаками показывая, чтобы она не кричала. А она и не думала.
- Что вы здесь делаете? – шепотом спросила Грета, поднимая одеяло повыше. – Уходите!
- О, милая донна Грета! – буквально на коленях подполз к кровати Филичио и потянулся за её рукой, чтобы поцеловать. Однако девушка не спешила подавать её, только сильнее зажималась в подушки. – Что же вы, боитесь? Я столько ждал, столько ждал.
- И я… - пробубнил Николас, подходя к двери и прислушиваясь.
- Мы столько ждали этого момента, когда сможем оказаться с вами наедине, - в то время как маркиз изъяснялся, дон отправился к другой двери. За ней он услышал некий шум и хотел подать знак другу, чтобы тот замолчал, но получил этой самой дверью по лбу и отшатнулся назад. Грета в страхе воскликнула:
- Муж!
- Ждал я вас, щенки. Да только надеялся, что охрана приведет, - в комнате появился со шпагой наголо дон Мухтарелли, крупный, массивный мужчина лет пятидесяти, с острыми, колкими чертами лица, тоненькими усами и маленькой бородкой с проседью. Он ехидно ухмылялся, как ухмыляется охотник, глядя на трясущегося зайца в силках.
Филичио тоже трясся. Вот только было непонятно, от чего. То ли от злости, то ли от страха, то ли еще какое-то чувство вогнало его в нервную дрожь, но он сидел вот так и смотрел на своего заклятого врага. Николас же не растерялся и выхватил свою шпагу.
- Предлагаю бой! Моя победа – мы мирно уходим, и никто ни о чем не узнает, ваша – вы сами решаете, что с нами делать.
- Тебя я трогать не буду, тебя король не простит, если трону. А вот его…
- Нет-нет! Я сам вызываю вас, дело чести. Если откажетесь, то посрамитесь, сами знаете.
Дон Мухтарелли не стал ждать приглашения, он просто атаковал. Его выпады были резкими, быстрыми, казалось даже чересчур быстрыми для обладателя такого тела. Однако вскоре Николас заметил, что эта скорость работает только на определенной площади и если уйти из неё, то противник становится неповоротливым боровом. Он отступил немного в сторону, налетев на туалетный столик, и теперь заставлял соперника кружиться по комнате, постоянно отступая вправо. Чем-то это напоминала вальс, только с оружием. Старый дон стал постепенно уставать, а молодой искать момент поудобнее, чтобы сделать мгновенный прыжок влево и нанести последние несколько ударов. И такой шанс у него появился. Он ловким движением ушел в противоположную своему обычному движению сторону, шпага Мухтарелли просвистели мимо, а острие шпаги Николаса оказалась у оплывшего жиром горла.
- Мы уходим.
- Я до вас еще доберусь, щенки, - с одышкой сказал дон Мухтарелли. Филичио, до этого наблюдавший за схваткой, быстро дотянулся до Греты и снова, как и днем, поцеловал её.
Два друга ехали в экипаже, снаружи по-ночному тихо плескало море. С самого города не было произнесено ни слова. Но сейчас, наконец, первым решился заговорить маркиз.
- Спасибо, Ник.
- Не за что. Не мог же я отдать ему тебя на растерзание, зная, что ты не дружен со шпагой.
- Извини, что в очередной раз втянул тебя в такую передрягу. Он ведь теперь наверняка сообщит обо всем твоему дяде. Наша честь…
- Не расскажет этот пёс ничего. Боится он.
- Спасибо, друг.
- Не за что. Брат за брата, друг за друга…
- У тебя ведь еще осталось Бургундское?..