Вместо предисловия к моим переводам
сонетов В. Шекспира
1
Когда человек не в силах смолчать, он вынужден говорить. А если ему нечего сказать, но очень хочется, то, при отсутствии своих умных мыслей, на данный момент, он может прибегнуть (чтобы, так сказать, не изобретать велосипед), уже к готовому. А именно: к светлым и вечным высказываниям известных людей, знаменитых личностей и классиков литературы, наконец. И это будет оправданным шагом, если, конечно же, после озвучивания текста, упомянут сам автор данного выражения. Кстати, это, несомненно, прибавит говорящему, только лишний балл к оценки его эрудиции. «Ведь, мало того, что он знает столь умные вещи, да ещё помнит, кому они принадлежат!» - так, примерно, может отреагировать общественность, в лучшем случае. А в противном, вообще оставит это без внимания. Или, с издёвкой, выдаст отрицательную оценку сему, типа: «Ишь, умник, какой выискался тут!»
Всё это я привел к тому, что, тоже самое, можно отнести к любому виду творчества, а в данном случае – к поэзии. И, уж если быть совсем точным и откровенным, то, именно к моей. Поэтому, я, коснусь в своём творчестве того периода, когда занимался переводами английской классики, а в большинстве – сонетами Шекспира.
Здесь, вы вправе, сразу же задаться вопросом: «А для чего тебе это надо?» Самый простой ответ - таков: «Когда не пишутся свои сонеты и не хватает ума, и ещё много чего, для их создания, то, выход один – решительно взяться за переводы тех шедевров, что уже давно написаны».
Вообще, переводами, именно с английского, я грезил с детства. И в школе, естественно, изучал этот язык. Помню, классная руководитель разделила наш класс на две «иностранные» группы. А мы, уже по своему выбору, решали – в какую именно идти и какой язык учить, английский или немецкий. У меня на этот счёт, сомнений не было сразу. К немецкому у меня была антипатия. В то время я любил фильмы о войне и видел какую-то отрицательную связь между этим языком и фашистами. А вот английский – это совсем другое дело. Это что-то…Загадочный Запад, Америка.…К тому же, я в детстве увлекался записью песен всех популярных зарубежных исполнителей, многие из которых пели на английском языке. И естественно, при выборе иностранного языка, я уверенно остановился на английском.
Забегая вперёд, сейчас, спустя много лет, я пришёл к внутреннему убеждению, что для меня любой иностранный (то есть, неродной) язык – недоступен. И по складу ума, я его просто не воспринимаю, хоть убей меня. Мне, кажется, есть такая категория людей, мне подобных и оспаривать это бессмысленно.
В школе английский мне нравился. И у меня в аттестате даже «четвёрка» стоит. А сейчас из всего курса английского языка, с хорошим русским акцентом, я могу сказать только: «ай лав ю», да «май нэйм из Коля». И, пожалуй, всё! Помню, по английскому у нас была хорошая учительница. Она, кстати, в виде факультатива, после уроков, вела «КИД» («Клуб Интернациональной Дружбы»). В те далёкие, советские времена, подобные занятия для учеников (правда, не всех, а особо одарённых, таких как я), были весьма интересны и даже престижны.
Так вот, на своих уроках «англичанка», в качестве дополнительных занятий, иногда предлагала нам попробовать перевести какие-то незамысловатые стишки с английского на русский. И причём, сделать это так, что бы они, в результате, приобрели бы поэтическое звучание. Естественно, в дословном переводе с английского она помогала, а в стихотворном его переложении на русский - уже нет. Здесь у каждого из нас было своё поле деятельности, полная свобода и собственная инициатива. Не скажу подобного о своих одноклассниках, но именно тогда, я в первый раз, попробовал себя в качестве поэта – переводчика. К тому времени, я уже увлекался литературой, её любил, жадно читал много разных книг и что-то пробовал писать для себя, практикуясь одновременно и в прозе, и в поэзии.
2
Второй раз я себя попробовал в качестве переводчика гораздо позже, когда мне было двадцать лет. И когда я начал достаточно сознательно и более увлечённо писать стихи. Но должен признаться, что, несмотря на все мои усилия, те труды, стихами назвать можно чисто условно, сравнивая с прозой, например. Тем не менее, с той далёкой поры, я испытываю огромную тягу к творчеству, а именно, к написанию стихов.
В молодости я много читал книг, среди которых, естественно, была и поэзия, а уж тем более – тома Пушкина и Лермонтова. И тогда, имея под рукой достаточно полные собрания сочинений указанных авторов, я нашёл у наших классиков интересные, на мой взгляд, стихи. Дело в том, что и Пушкин, и Лермонтов, несколько стихотворений написали на французском языке. Они так и были опубликованы в собраниях сочинений, на языке оригинала, а в конце данного тома, следовал их подстрочный, естественно прозаический, перевод. Идея их перевода меня тогда сильно заинтересовала. И я сделал несколько своих вариантов, хотя, те мои стихи, вряд ли вообще можно считать переводами, а не просто баловством. У меня сохранились по два таких стихотворения - перевода из Пушкина и Лермонтова.
У Александра Сергеевича есть стихотворение «A son amant…» (собр. соч. в 10 т, М., «Правда», 1981 г., т.1, стр.288), которое имеет следующий перевод (там же, стр. 353):
Любовнику Аглая, без сопротивления,
Уступила,- но он, бледный и бессильный,
Выбился из сил, наконец, в изнеможении,
Совсем запыхавшись, удовлетворился…поклоном.
Ему Аглая высокомерным тоном:
«Скажите, милостивый государь, почему же мой вид
Вас леденит? Не объясните ли причину?
Отвращение?» – «Боже мой, не то. –
«Излишек любви?» -
« Нет, излишек уважения». (фран.)
Вот как я тогда изложил его в стихотворной форме:
Любовнику Аглая без стисненья,
Недолго думая, любовно отдалась.
А он, измучась с ней, в изнеможеньи,
Поклоном низким удовлетворяясь,
Всё бросил, с горьким сожаленьем.
Ему Аглая говорит:
«Что вам мешает? Отвращенье?
Быть может, вид мой леденит?
Излишек чувств?» - «Излишек уваженья!»
И ещё одно стихотворение у Пушкина. Оно называется: « Mon PORTRAIT» («Мой портрет»). Основной текст на стр.62, в первом томе вышеуказанного собрания сочинений, а его перевод на стр.350. Стихотворение состоит из восьми четверостиший. Я и этот прозаический текст зарифмовал, правда, до сего дня, у меня сохранилось всего лишь восемь строк моего перевода.
У Пушкина подстрочный перевод стихотворения, выглядел так:
первое четверостишие –
Вы спросите у меня мой портрет,
Но, списанный с натуры,
Дорогой мой, он сейчас же, будет готов,
Но только в миниатюре.
И шестое четверостишие –
Спектакли, балы мне очень нравятся.
И, коли уж признаться,
Я сказал бы, что ещё люблю…
Если бы не был в Лицее.
Я срифмовал этот текст так:
Портрет вам очень нужен мой,
Написанный с натуры.
Сейчас он будет, дорогой,
Слегка в миниатюре.
Люблю балы я не без цели.
Уж коли признаваться,
Сказал бы, только не в Лицее,
Мне нравиться…
У Лермонтова я тоже нашёл себе занятие. Вот уж по истине, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не повешалось! В четырёхтомнике классика (М., «Худ. лит.», 1983 г., т.1, стр.305), есть стихотворение на французском языке: «Non si…». А на стр.410, в этом же томе, его подстрочный перевод: «Нет, если верить моей надежде, меня ожидает лучшее будущее. Несмотря на расстояние, я буду с вами в воспоминаниях. Блуждая на другом берегу, я издали буду следовать за вами; и если над вами разразится гроза, позовите меня, - я вернусь».
А вот, что я написал в виде перевода:
Нет, если верить моей надежде,
Всё будет лучше, чем было прежде.
И сквозь любые расстоянья,
Я буду с вами в воспоминаньях.
Блуждая в тоске на другом берегу,
Я издали следом за вами иду.
И если в небе гроза разразится,
Меня позовите – смогу к вам явиться.
Говорят, что в жизни любого человека ничто не проходит бесследно. И, может быть, поэтому я, почти двадцать лет спустя, опять взялся за переводы.
3
В двухтысячном году, в моей личной жизни был такой период, который подтолкнул меня или послужил причиной для серьёзной, как я сейчас считаю, каждодневной поэтической работы. С этого времени и по сегодняшний день, я написал всё то, что, по праву, могу назвать своими стихами, а с прошлого года, ещё и прозой.
Уже не вспомню, что явилось причиной моего огромного интереса, именно к переводам английской классики в целом, а к сонетам Шекспира, в частности. Может быть то, что мне в руки попался сборник «Английская поэзия в русских переводах, XIV – XIX века» (М., «Прогресс», 1981 г.). В нём, на каждой чётной его странице, размещался оригинальный текст стихотворения. А на нечётной, соответственно - перевод, выполненный одним из поэтов – классиков.
Быть может, мой интерес подкреплялся ещё и тем, что моя жена в те годы работала учителем английского языка. Скажите, ну как тут не заняться переводами? Только ленивый мог отказаться от столь интересного дела, имея «под рукой» такого консультанта.
В то время, мне нравились сонеты Шекспира в переводе Маршака. (Да и как могло быть иначе, если других вариантов перевода у меня тогда не было, а почитать Шекспира хотелось? Это сейчас, в моём компьютере около десяти разных переводов всех сонетов английского драматурга, и я считаю, что это ещё не предел. И вы если захотите, то можете найти и больше. Поэтому, мне есть с чем сравнивать). И тогда я для интереса, решил попытаться перевести некоторые сонеты по своему, тем самым, испробовав себя в качестве поэта-переводчика.
Жена мне сделала подстрочные переводы нескольких сонетов. А точнее, тех, что были в сборнике, о котором я упоминал ранее. Всех сонетов Шекспира на английском языке, у меня тогда не было. И такую книгу я нигде, в ту пору, не мог найти. Сейчас я этому даже рад, потому, что все те свои переводы, которые я сделал в начале нашего века, теперь считаю крайне неудачными. И, спустя десять лет, мне пришлось их полностью отредактировать.
Поскольку знания моей жены, в области английского языка, у меня никогда не вызывали сомнений, то я всегда старался запоминать всё, что она мне говорила о переводах. Ведь для неё это дело тоже было новым и, к тому же, полезным.
Вот, что я узнал. Поскольку сонеты Шекспира создавались на рубеже XV – XVI вв, а впервые были опубликованы в 1609 году, то, естественно, писались ещё на староанглийском языке. А четыре сонета, которые Маршак перевёл в первую очередь (с. 54, 65, 77, 130), вышли в свет в 1947 г. И, оказывается, на качестве их перевода, отражается сама техника перевода, именно со староанглийского на современный английский. А потом, и на русский, если так можно выразиться. Я в этом не спец, но уже тогда попытался поглубже вникать в суть дела, внимательно слушая всё то, что рассказывала мне жена.
Да, Маршак действительно знал английский. И неважно, лучше моей жены или хуже. Всё дело в том, что знания в технике перевода со староанглийского, за период с 1947 по 2000 г, естественно, шагнули вперёд. И это дало возможность переводчикам более точно и правильно читать шекспировские оригиналы.
Тут я задумался, посмотрев на прозаические тексты сонетов Шекспира, которые представляли собой подстрочный перевод на современный русский, выполненный моей женой и на сонеты Маршака. И увидел между ними разницу. Как мне показалось, Маршак, как поэт-переводчик, допустил явные отклонения от оригинала текста, процентов так на двадцать пять–тридцать, если здесь вообще уместны математические сравнения. Это, несомненно, придало сонетам Шекспира, в переводе советского классика, видимую окраску, поэтическое благозвучие, ритмику и даже - напевность. И все они получились настолько хорошо, что, кажется, лучше Маршака уже и не переведёшь. Да и зачем? Лучшее – враг хорошего.
Но меня это только заинтриговало. И возник целый ряд вопросов, на которые от самого Маршака ответов я, естественно, не получу. Специалистов, досконально разбирающихся во всех тонкостях подобных переводов, среди моих знакомых не имелось, и я захотел до всего докопаться самостоятельно. При этом, твёрдо решив, что свой вариант переводов сонетов английского драматурга, я делать, всё-таки, стану! Но, прежде чем взяться за столь важное и непростое дело, надо было, сначала, вспомнить, что есть сонет вообще. (Дабы не ударить, впоследствии, «лицом в грязь», теперь уже перед двумя, поэтами-классиками.)
Итак, сонет это особая форма стихотворения, при написании которого, должны соблюдаться несколько условий, а именно: он должен состоять из четырнадцати стихов (строк), в строгой форме которого, рифмуются первая строка с третьей, а вторая – с четвёртой. Или, первая с четвёртой, а вторая с третьей. Сонет должен быть написан только пятистопным ямбом и в нём не должны (!) повторяться знаменательные (самостоятельные) части речи. А, проще говоря, не одно слово, кроме союзов, междометий и местоимений. Именно этот запрет, я считаю, и придаёт сонету такое красивое звучание. И, главное, передаёт всю глубину мыслей автора, без повтора одних и тех же слов.
Но Шекспир в своих сонетах, как известно, допустил самую свободную форму их написания – три четверостишия и, заключительное, двустишие. И, кстати говоря, у него (в оригинале), достаточно часто, почти в каждом сонете, повторяются знаменательные части речи. Забегая вперёд, и прежде чем перейти к анализу переводов сонетов Маршака, я хочу заметить то, что советский поэт, тоже, допускал подобные вольности. Причём, он дублировал такие же слова, и в тех же строфах, как это и было в шекспировском оригинале. Может быть, поэт-переводчик как раз этим и задумал предать некую точность своему переводу? Но тогда он пренебрёг одним из обязательных правил написания сонетов вообще. И, следовательно, такие маршаковские переводы (где встречаются эти отклонения от нормы), в полной мере, сонетами уже и не назовёшь. А, скорее всего, некой поэтической версией или свободным стихотворением, на тему данного сонета Шекспира.
Я не собираюсь целиком и полностью анализировать, а тем более, критиковать творчество Маршака, как переводчика. Для этого у меня не хватит ума, да и совсем нет на то желания. Но всё это я пишу для того, чтобы неподготовленный читатель смог бы ознакомиться с некоторыми тонкостями не только моего занятия, но и перевода вообще. И увидел бы разницу между моими переводами и маршаковскими.
Поскольку я поставил перед собой цель – добиться, по возможности, максимальной точности при переводе сонетов Шекспира, то не могу позволить себе вольности не в чём. И решил: вообще отказаться от глагольной рифмы (идёт-ползёт, смеяться-прощаться и т. д.). Переводить каждую строфу сонета именно так, как она написана в оригинале, то есть, если предложение у Шекспира, к примеру, вопросительное, то значит, в моём переводе таким его и делать. И именно данное предложение, а не последующее или предыдущее. Также, полностью отказаться от повтора знаменательных частей речи, и избегать банальных рифм (любовь – кровь, друг – вдруг, роза – мороза и т. д.). И конечно же, чтобы каждая строка сонета имела своё логическое завершение и выражала бы законченную мысль. Об этом, рассматривая конкретные примеры, я поговорю чуть позже. И ещё я должен, при наличие, в строке контекста, ключевого слова, например: «Время» или «Увядание», обязательно использовать его в своём переводе.
В начале двадцать первого века, я перевёл около десяти сонетов Шекспира. И на этом, моя работа хоть и не закончилась, но приостановилась, и надолго. И послужили тому две причины: во-первых, как я уже говорил, в то время у меня не было оригинального текста, на английском языке, всех сонетов Шекспира. Да и жена уже больше не могла мне помогать в их переводе. Какая причина была основной, а какая второстепенной, я теперь уже не вспомню. Но факт остаётся фактом – к переводу сонетов я вернулся только лишь сейчас, спустя восемь лет.
4
А теперь, мне бы хотелось рассмотреть некоторые переводы Маршака и немного над ними поразмышлять. Скажу сразу, что я не придерживаюсь цели, в чём-либо обвинить классика советской литературы или придирчиво отнестись к его работе над сонетами, абсолютно уверенный в том, что для этого не найдётся повода. Я всего лишь, попытаюсь сравнить свои варианты переводов, с переводами известного поэта. Согласитесь, ведь всё познаётся в сравнении, и знания лишними не бывают. А раз так, то, прямо сейчас, я и отмечу те сонеты Маршака, которые в техническом плане их перевода, местами, и больше остальных, вызвали у меня безответные вопросы.
Читая их, я сразу вспомнил те свои сонеты, которые перевёл в 2000 – 2003гг, где тоже допускал такие же приёмы. (О них я подробнее изложу чуть позже). И даже обрадовался и был приятно удивлён тем, когда увидел подобное у Маршака, сразу подумав о том, что в то время, я всё-таки, был не так далёк от истины. Что, в общем - то, потешило моё самолюбие.
Правда совсем недавно, те свои ранние работы, я самолично раскритиковал, посчитав, что такие переводы, как у меня, вообще не характерны для сонетов Шекспира, поскольку, они выставляют творения английского драматурга не в лучшем, и в невыразительном виде. И максимально отредактировал их, сохранив при этом, дату их перевода.
В начале второго тысячелетия, я разместил свои переводы в Интернете, желая узнать мнение читателей. И оно не заставило себя долго ждать. Однажды, я получил письмо, где у меня просили согласия разместить мой перевод сонета № 66, на специальном сайте, на котором его авторы собирали всевозможные переводы, причём на разных языках, именно этого сонета Шекспира. В то же время, в одной из газет нашего города, была напечатана большая статья, с моим интервью, где я рассказывал о своей работе над переводами. И журналисты тогда выразили неподдельный интерес к новому прочтению бессмертных творений Шекспира, несмотря на то, что автором их перевода являлся ваш покорный слуга. Я не стану приводить в пример слишком большое количество сонетов, переведённых Маршаком. И остановлюсь лишь на некоторых из них.
В сонетах №3,4,6 – советский поэт, смело и уверенно рифмует слово «судьбою», то с «тобою», то с «собою». В третьем сонете – «новь» с «любовь», а в пятом – «роз» с «мороз». Поэты, уважающие свой труд и дорожащие своей репутацией, давно уже отказались от подобных – банальных и избитых рифм. И, тем не менее, в поэзии, такая практика не наказуема. Но опять же, если это касается только своих стихов. А когда речь заходит о переводах сонетов, да ещё и – Шекспира, тогда, позвольте возразить. Сонеты Шекспира – это высокий уровень мастерства, эталон, если хотите. И об этом не следует забывать.
Я уже говорил, что Маршак «не брезговал» глагольной рифмой. В том же, третьем сонете, к примеру, он красиво, рифмует «видишь» с «обидишь», а «поспешишь» с «лишишь». И в сто восьмом сонете, можно увидеть тоже самое – «передать» рифмуется с «рассказать», а «прибавить» с «прославить».
Причём, он делает это всё в одном четверостишие, тем самым, используя, так называемую, кольцевую глагольную рифму – приём начинающих или неудавшихся поэтов. Такие вольности, не только облегчают технику перевода, но и делают сам сонет красивым по звучанию и примитивным по своему построению.
Меня это только порадовало, потому как, раньше я тоже любил так рифмовать и можно сказать, что уверенно «шагал в одну ногу» с советским классиком. Но сейчас решительно от этого отказался. И в данном случае, они позволительны, наверное, только мастеру слова, кем и является Маршак.
В семьдесят третьем сонете, он, наверное, пытаясь, таким образом, придать точность переводу, или облегчить свою работу, четыре раза в одном и том же времени, использует глагол «видишь». А в двадцатом сонете, употребляет однокоренные слова – «женщины», «по-женски», «женщиною», «женщин», в обоих случаях безжалостно повторяя знаменательные части речи.
В сорок девятом сонете, я нашел для себя интересную вещь. (Вообще, переводы советского классика, для меня, как мастер-класс.) В самой первой строке, видно для красоты перевода, он даже скобки использует: «В тот чёрный день (пусть он минует нас!)». Я сейчас, навскидку, не приведу сонеты других поэтов, которые бы в контексте пользовались скобками. В шекспировском оригинале, эта строка состоит из повествовательного, правда незаконченного предложения. А почему Маршак именно так, решил украсить данный шедевр великого англичанина – не ясно.
Есть у меня ещё вопросы к советскому классику. В шестьдесят пятом сонете, Маршак допускает непростительную вольность для написания сонета вообще, и перевода в частности, рукой такого маститого поэта, каким он и является. Дело в том, что в сонетах, строка не должна быть разорванной. То есть, она должна выражать законченную мысль (ещё и из-за этого, я переделал все свои ранние переводы). А у Маршака, девятая строка выглядит так: « О, горькое раздумье!.. Где, какое…». Скажите, есть ли в этой строке – смысл? А в предпоследней? «Надежды нет. Но светлый облик милый…» У меня нет надежды на то, что вы что-нибудь поняли. И не уверен, что «светлый облик» шекспировского сонета не померк в ваших глазах.
В семьдесят восьмом сонете, также тринадцатая строка, звучит так: «Поэзия – в тебе. Простые чувства…». А в сто восьмом сонете, пятая строка выглядит следующим образом: «Нет ничего, мой друг. Но свой привет…» И опять таки, я в ней не заметил законченную мысль.
5
Чтобы придать точность своим переводам, я поставил цель: «тупо» следовать оригиналу и, по возможности, не отклоняться от него. Должен признаться, что не везде мне это удалось, по причине того, что я наотрез отказался от повтора знаменательных частей речи и «дружбы с глагольной рифмой». Чем не только осложнил свою работу, но, в отдельных случаях, почти завёл её в тупик, тем самым, лишив свои переводы «маршаковской» красоты звучания сонетов Шекспира.
Сонеты №54 и 20 – практически невозможно перевести без повторов однокоренных слов. Попробуйте сами подобрать синонимы к существительному «женщина», в двадцатом сонете. Причём, именно к «женщине», а не к «девушке», к примеру, или к «матери», к « любимой» и так далее. И самое главное то, что данное существительное, в сонете должно фигурировать, следуя контексту оригинала, не менее четырёх раз.
Но Маршак – не дурак! Он не мог и не хотел, как я, «тупо» делать свои переводы. И вносил в шекспировские оригиналы свои коррективы. В тридцать третьем сонете, советский классик рифмует первые строки с четвертыми, а вторые с третьими. Что придаёт сонету особый смысл звучания, указывающий прежде всего на то, что в оригинале - рифмуются первая строка с третьей, а вторая с четвёртой. Но Маршаку вот так захотелось поэкспериментировать. А ещё, он мог при переводе, укоротить шекспировский оригинал, убрав из него, к примеру, одну строку. Я имею ввиду – девяносто девятый сонет. Он и сто двадцать шестой, необычные у Шекспира.
С переводом девяносто девятого сонета, состоящим из пятнадцати строф, Маршак, решил сильно не «заморачиваться», и оставил первое его четверостишие в классическом варианте. И не обременил «лишней» - пятой строкой, как того «требует» шекспировский оригинал, и что мне кажется, не очень правильным. Вот как у советского поэта выглядит начало столь непростого сонета:
Фиалке ранней бросил я упрёк:
Лукавая крадёт свой запах сладкий,
Из уст твоих, и каждый лепесток
Свой бархат у тебя берёт украдкой…
Немножко непонятно, да? «Крадёт свой запах, берёт свой бархат»…Обратите внимание на третью, разорванную строку. Она, едва ли, содержит какой-то, отдельный смысл. Для вас приведу эти же строки из оригинала: «Раннюю фиалку так я бранил/«Милая воровка, откуда ты украла свой сладостный аромат,/Если не из дыхания моего возлюбленного?/Пурпурное великолепие, которое стало цветом своей нежной щеки,/Ты слишком сгустила в венах моего возлюбленного».
Учитывая все тонкости маршаковского перевода, и дабы не копировать его, я сделал свой вариант:
Весеннюю фиалку я бранил:
«Воровка, ты взяла свой аромат,
Не у того ли, кто мне очень мил?
И, став ещё нежнее во сто крат,
Ты друга моего лишила сил».
Но Маршак – признанный мастер перевода. И в третьем четверостишии данного сонета, он, как бы заранее желая «утереть нос» всем тем, кто решится после него на столь непростое занятие, пишет:
У третьей розы – белой, точно снег,
И красной, как заря, - твоё дыханье.
Но дерзкий вор возмездья не избег…
Третью строку я перечитал несколько раз. «Не избег»…Вообще - то, правильней будет – «не избЁг, буква «ё» всегда под ударением. Да и орфографическим словарём подтверждается моя правота. «Возмездия не избёг»? Разве так говорится? Может быть – «не избежал»? Но не стану придираться к классику. А насчёт ударения замечу, что в некоторых словах, сейчас допускается свободная форма его расстановки, лишь бы было понятно, о чём идёт речь. Правда, всегда ли это будет понятно? А, может быть, тогда, Маршаку, для разнообразия, или в качестве литературного эксперимента, следовало бы сделать иначе:
У третьей розы – белой, точно снЁг,
И красной, как заря, - твоё дыханье.
Но дерзкий вор возмездья не избЁг…
Скорее всего, мастер перевода таким образом, пользуется, одному ему известным, каким-то особенным, приёмом в поэзии. Потому, что в шестнадцатом сонете, он, что бы сразить меня «наповал», и теперь уже до «конца», в седьмой и восьмой строфе пишет:
Твой нежный облик повторить готовы,
Как не повторит кисть или резец.
Где, следуя ритму стиха, «не повторИт», вынужденно прочитывается – как «не повтОрит». Чему здесь я могу поучиться у знаменитого поэта? Он не просто дублирует самостоятельные части речи, но и меняет ударение в слове, там, где ему нужно. И причём, делает это преднамеренно. Потому как, если, например, «кисть» написать перед «не повторит», то строфа станет звучать уже по другому, по-русски и правильно: « Как кисть не повторит илИ резец». Но и это еще не всё. Прочитайте ту строку, что я взял в кавычки, повнимательней. Теперь у Маршака идёт сбивка ритма и, соответственно ударения, в союзе «или». Да, понимаю, поставить его, ох, как, хочется! Но, не получается!
Вот я над такими «мелочами» и ломаю голову. А самые оптимальные варианты, которые подошли бы в данном случае, я думаю, такие: «Как кисть не в силах (не может) сделать и (иль) резец». В этих случаях, у Маршака не было бы повтора глагола «повторить», замени он его на «сделать» или на «не может».
Этот сонет у мастера переводов вообще, очень интересный, с точки зрения высокой поэзии. В третьем четверостишии, но лихо рифмует между собой глаголы: « изувечит – увековечит». Что звучит так же замечательно, как, к примеру: «двадцать пять – тридцать пять», или «ботинок – полуботинок». И также как «навеки – в человеке», что является банальной и избитой рифмой, но которую использует Маршак в последних двух строфах шестнадцатого сонета.
В сто восьмом сонете, третья и четвёртая строка, в подстрочном переводе, вот какие: «Что мне припомнить, что мне рассказать?/ Чтобы твои достоинства прославить?» Не знаю как вы, но я, на одном дыхании, последний вопрос прочёл: «Штабы твои достоинства прославить?» А второго дыхания, просто не хватило…
6
В двадцать третьем сонете у Маршака, последние две строки, которые, как правило, делают вывод всему вышеизложенному, - вопросительные. Хотя, в оригинале у Шекспира они повествовательные. Я, естественно, постарался их перевести так, как нужно. Давайте, сравним. У Маршака:
Прочтёшь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?
У меня:
О, научись читать ты между строк.
Меня глазами, чтобы слушать мог.
И, наконец, в оригинале у Шекспира: «О, научись читать то, что написала молчаливая любовь,/умение слушать глазами – часть тонкого ума любви». Ну и что? – скажете вы. А ничего. Как говорится, почувствуйте разницу. Я имею в виду близость к первоисточнику и точность подстрочного перевода сонета. Не стану утверждать, что у меня безупречный перевод, просто покажу вам ещё один пример.
В двадцать втором сонете те же заключительные строки, в подстрочном переводе выглядят так: «Не рассчитывай получить своё сердце, если моё будет убито;/Ты дал его не для того, чтобы я его возвращал». Маршак перевёл это, следующим образом:
Одна судьба у наших двух сердец:
Замрёт моё – и твоему конец!»
Всё, вроде бы, правильно. Но я задумался, почему «у наших двух (!) сердец»? В контексте об этом ничего не говорится. Да и так понятно, что у каждого человека одно сердце, а на двоих – естественно, два. Это и двоечник сможет подсчитать. Но Маршак уточняет: именно «двух (!) сердец». Чтобы, не дай Бог, кто-нибудь из читателей, не допустил мысль, что у двоих людей, в сумме, может быть и три сердца, а то и четыре…
Поэтому, я перевёл здесь иначе:
Погибну, только сердце не отдам.
Вручил его ты мне, однажды, сам.
При переводе тридцать второго сонета, Маршак, опять таки, использует свои скрытые таланты поэта – классика. Первое четверостишие он рифмует с помощью глаголов: «переживёшь – перечтёшь». И это только начало, разбег, так сказать. В седьмой строке, он пишет: «Но пусть я буду ПО МИЛУ хорош…». И здесь у меня возник, вполне резонный вопрос: Это как, вообще, понимается? «По милу», значит по доброму, да? По доброму – хорош… А можно быть добрым (милым) ещё и по плохому?
Я заглянул, для разъяснения, в шекспировский контекст. Первое четверостишие, данного сонета, в переводе советского классика, ещё как-то схоже с оригиналом. А дальше, ничего общего с подстрочным переводом, я не нашёл, как не старался. И смысла, естественно, не уловил. Судя по всему, мой подстрочный перевод, сильно отличается от того, что был у Маршака. И это, теоретически, можно понять. Ведь классик – хорошо знал английский. Но…
Я считаю, что для того то и делается перевод, чтобы на родном языке, доступными словами, ни у кого не вызывающими вопросы, передавать основной смысл контекста. Тем более, если поэт-переводчик, в совершенстве владеет языком оригинала. Но в данном случае, этого не произошло. И я, прежде всего, как читатель, желающий насладиться красотой шекспировской речи, ничего не понял. Хотя, я могу в чём-то и заблуждаться… Третье четверостишие, вышеуказанного сонета, также, не точно, передаёт шекспировский оригинал, потому, что в нём Маршак рифмует первую строку со второй, а третью с четвёртой. Так видно мастеру удобно переводить, хотя, должен вас заверить, что у английского драматурга,
во всех сонетах, кроме девяносто девятого и сто двадцать шестого, о которых я упоминал ранее, чётко рифмуются в каждом из трёх четверостиший – первая строка с третьей, а вторая с четвёртой. Но и это, в общем – то не так важно, по сравнению с тем, как по своему построению, выглядит маршаковский перевод сонета вообще. А в нём, первые два четверостишия рифмуются – АБАБ, а третье, как ни странно – АББА. Я сейчас даже и не вспомню, у кого из других поэтов встречается подобное построение сонета.
В заключительной части своей статьи, целью написания которой послужило то, чтобы вы поняли для чего и почему, я, на протяжении десяти лет, мечтал сделать свой вариант перевода всех сонетов Шекспира, рассмотрю поподробнее один из сонетов английского драматурга, вернее, его современный перевод.
Вот как переводятся в пятнадцатом сонете, последние две строки: «И в решительной борьбе со Временем, ради любви к тебе,/То, что оно будет отбирать у тебя, я буду прививать тебе снова». Обратите внимание на слова в контексте: «Временем» и «прививать». Это, так называемые, «ключевые» слова, присутствие которых, обязательно в поэтическом переложении сонета, потому, что именно они заключают в себе основной смысл данных строф. По крайней мере, я так думаю. А Маршак, с высоты своего полёта, видно, считал по-другому. Вот его перевод этих двух строк:
Но пусть мой стих, как острый нож садовый,
Твой век возобновит прививкой новой.
По-моему, эти два стиха, не совсем точно передают содержание подстрочного перевода, в котором, кстати, нет таких слов, как: « стих, острый садовый нож, век». Я так перевёл это место в пятнадцатом сонете:
Сражаясь с Увяданием сурово,
Тебе прививки сделаю я снова.
Сложный текст сонета, но бесспорно, глубокий. И «прививки» здесь, как вы сами понимаете, вовсе не медицинские. В контексте, слово «Время» повторяется два раза. И, чтобы избежать при переводе, вынужденного повтора имён существительных, я, в предпоследней строке, заменил одно ключевое слово на другое – «Временем» на «Увядание». Считая, что в моём варианте перевода пятнадцатого сонета, по смыслу, эта замена допустима.
Кстати, видно после того, как советский классик победоносно завершил свою работу над переводами сонетов английского драматурга, он, как и положено, по неписанной русской традиции, решил это дело отметить. Но не так, вернее, не только так, как вы можете подумать, а написанием своего, собственного сонета. И это вполне оправданный шаг. Ну, посудите сами: с таким усердием переводить чужое – а где же своё? И вот оно: сонет под названием, точнее, под «нумерацией», (а почему бы и нет? Раз у Шекспира, да и у Петрарки тоже так?) - «1616 – 1949».
Название многообещающее…Сейчас, в нём, мастер перевода, ещё раз, покажет свой класс… И действительно, он проявился в самой первой строке: «Я перевёл Шекспировы сонеты». Но мне, здесь не совсем понравилось, третье слово – Шекспировы…Вот я бы, в этой статье, везде бы, «крыл»: сравним Маршаковы сонеты, прочтём Маршаковы переводы… И как бы вам это понравилось? Мне кажется, чуть-чуть измени Маршак первую строку в своём сонете, и она зазвучала бы по другому: «Я перевёл Шекспира ВСЕ сонеты». Здесь бы советский классик, лишний раз подчеркнул, что он перевёл именно все сонеты, а не какую-то их часть, как это часто встречалось в творчестве других поэтов, ещё до того, как Маршак задумал взяться за свою работу. Да и фамилию английского драматурга, не исковеркал бы.
Как известно Маршак мастерски переводил не только, и далеко не одного, Шекспира. Советского читателя он познакомил и с творчеством шотландского поэта – Роберта Бернса. Но и тут Маршак хорошо постарался, для увековечения своего имени, в качестве переводчика. И в советские времена, родилась достаточно известная эпиграмма, посвященная Маршаку, которая явилась подражанием одного известного стихотворения Бернса, в маршаковского переводе. Возможно, вы её слышали: «При всём при том, при всём при том, при всём при том, при этом, Маршак остался Маршаком, а Роберт Бёрнс – поэтом». И, заметьте, это не я сказал! Я лишь приведу в пример, перевод одного стихотворения Бернса. А вы сами сделайте вывод.
«Пробираясь до калитки…», именно это стихотворение шотландского поэта я вспомнил. В переводе Маршака, второе четверостишие звучит так:
Очень холодно девчонке,
Бьёт девчонку дрожь.
Замочила все юбчонки,
ИДЯ через рожь.
Ну и как вы прочли последнюю строку? Правильно, так, как она написана. И я оставлю её без комментариев. А мой друг, поэт, узнав, что я пишу статью, имеющую отношение к переводам Маршака, подарил мне вот такую мини-пародию:
И какая вам забота,
Если вдоль межи,
Шла идЯ она иль Идя,
Вечером, во ржи.
Закончить свои размышления о переводах советского классика, мне бы хотелось цитатой из вступительной статьи В. Смирновой - «Поэт, драматург, переводчик С.Я.Маршак», напечатанной в двухтомнике известного поэта, в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. «В своих переводах Маршак иной раз поражает нас точностью интонаций и полным ритмическим соответствием стиху оригинала. Образцами такой ритмической и интонационной точности могут служить переводы из Бернса и Китса…».
Май,2011