На моей прежней работе существовала такая практика: отработал безгрешно 3-4 года – посылают на несколько месяцев на стажировку в одну из зарубежных точек. В большинство этих мест посылали на шесть месяцев, а в Англию только на три, такой там был визовый режим. Тот, кто получал подобную визу, назывался “Queen’s Guest”, т.е. гость Королевы и мог ездить по всей Британии без ограничений, а вот у кого долгосрочная виза была, могли обитать только в пределах указанного населенного пункта, скажем Лондона и без специального разрешения эту границу пересекать не могли.
После института я отработал год и меня начали тягать в военкомат на предмет призыва в СА (Советская Армия) офицером-двухгодичником. Это был 1980 год, Олимпиада…и начало Афганской войны.
Летом 1980 года вызывают меня в военкомат и какой-то незнакомый майор спрашивает:
- Как относишься к сухому и горячему климату?
Я опешил и не понял сначала. У меня же готовое распределение было в Московский округ, начфином. Знакомые моих родителей постарались.
- Правда не совсем по твоей военно-учетной специальности, - добавляет майор, - сопровождающим при транспортных колоннах пойдешь.
Тут только до меня дошло. Это меня в Афган призывают. Я залепетал:
- Товарищ майор, у меня же распределение готовое.
- Тут приказ Родины, а не распределение, - жестко сказал майор. И вдруг как-то хитро подмигнул мне: – Ты во Внешторге работаешь?
Я отвечаю:
- Ну не совсем, но близко к нему.
- У вас там календарики карманные красивые есть?
- Найдем,- отвечаю.
- Приходи и приноси завтра в 15-00. Там посмотрим, что с тобой делать.
Иду домой и думаю: «Может поехать в Афган служить? Интересно, когда еще уведешь такое». Я ведь молодой был, романтики хотелось, но романтику мне дома мама быстро отсекла.
- И не думай, только через мой труп. Это верная смерть.
Как она была права. Это же были наши первые эшелоны, мало кто из них уцелел, тем более из сопровождения грузовых партий. «Духи» именно на такие транспортные колонны в первую очередь и нападали.
Несусь на работу и бросаю клич по отделам: Срочно нужны календарики. На следующий день один коллега приносит целую пачку. Всех видов. Японские красотки на них и подмигивают и раздеваются.. ну просто класс!!!
Несусь в военкомат, под столом кладу их в широкую ладонь майора. Он там же под столом рассматривает их и восхищенно восклицает: «О, ооо, ооооо… ёёё…» и добавляет: «Какой тебе округ вписывать?» Так календарики спасли мне жизнь, а этого товарища я по гроб добрым словом вспоминать буду.
Вообще, мне не очень-то хотелось трубить два года в войсках, но я четко понимал, что только там смогу вступить в партию – а без этого никакого карьерного роста в те времена и быть не могло, особенно если хотел заграницей работать. Там, где работал, вступить было просто не реально, по 50 человек на одну годовую разнарядку в очереди стояло. Разнарядка – это когда сверху спускают разрешение на вступление в партию на одного человека, а уж кого именно выбрать, решает партком и комитет комсомола. Если конечно разнарядка не целевая, то есть не на конкретного счастливчика, но для этого надо было уж очень сильно выслужиться перед партбоссами. Комсомольцы, все кто как мог, пытались в партию вступить. Некоторые даже добровольцами в Чернобыль после катастрофы поехали, только из-за этого. Даже и не знаю, что с их здоровьем потом стало.
Вернулся я из армии, отработал еще чуть больше года и – о, счастье!!! – меня начали оформлять на загранстажировку. Да не куда-нибудь, а аж в сам Лондон! Направляли туда всегда по двое.
Так получилось, что моим напарником оказался Андрей, с которым мы близкие друзья, да еще к тому же и играли тогда вместе в одной группе «Риск». Он на гитаре, а я на клавишах.
Оформление в те времена было делом не быстрым. Встречи и собеседования в комитете комсомола и парткоме на работе, потом в ЦК КПСС, потом у куратора КГБ, короче, заняло все это вместе с долгим сбором всех медицинских справок из нескольких поликлиник и диспансеров около полугода. Потом предстояло занять очередь на билеты в международные кассы аэрофлота на Калининском (Новый Арбат), это не очень долго – максимум 3 дня и билеты твои. Дольше ждать визы, на это ушло месяца три. Начали меня оформлять в январе 1984 года, а вылетели мы с Андрюхой только в середине октября. Это считалось нормальным.
Нас заранее проинструктировали старшие товарищи что и в каких количествах с собой можно брать. Водки - 2 бутылки, икры – 2 банки, побольше черного хлеба – это для подарков нашим ребятам, которые там работали в долгосрочных командировках по три-четыре года. За рубежом же нет такого черного хлеба, как у нас и считалось, что все без него там ну просто ужасно скучают, и будут рады есть пусть и несвежий хлеб, постепенно превращающийся в сухари.
Сели мы в самолет. Я первый раз за границу летел. Андрей – второй, он уже был один раз в Болгарии, и поэтому считалось, что он путешественник с опытом. Нам подали холодную жесткую курицу «в мурашках» с рисом из холодильника и всем разлили – о, чудо загранрейса! – по пластиковому стаканчику сухого вина, кажется «Каберне». Меня всегда удивляло, почему в самолетах именно куриц разносят, причем совершенно невкусных, холодных. Если уж им так лень разогревать или аппарат для подогрева пищи у них постоянно не работает – раздавали бы просто бутерброды, или котлетки какие-нибудь. В этой курице вечно измазюкаешься весь, а толком не наешься. Вот и сейчас все руки после еды были жирные. Хоть и сказала героиня Инны Чуриковой в бессмертном фильме «Начало»: «Дичь можно есть руками», она, очевидно, не имела ввиду общепитовского цыпленка как из гербария, которым насытиться как следует нельзя, а вот измазаться по полной программе вполне можно. Тем более, если его поедать в походных условиях советского Аэрофлота с ненавязчивым сервисом. Я не преминул сказать об этом своему напарнику и для убедительности показал измазанные жиром руки.
Андрей, как человек с опытом, поучает меня зеленого:
- Ты, Сань, забывай про старые привычки, тут все по-буржуазному. Вот сейчас воду принесут руки помыть.
И точно, не успел он это сказать, возникла милая стюардесса с подносом, заставленным пиалами с водой.
- Халтурят, - сказал Андрей, - воду с лимоном должны подавать, чтобы запах и жир смыть.
Мы гордо помыли в пиалах руки и бросили туда использованные для вытирания салфетки. Сидим, ждем, когда чай или ещё что попить принесут. Долго ждали, минут двадцать. Ничего не принесли. Наконец появилась та же девушка и стала собирать использованные подносы у слегка задремавших пассажиров. Когда она подошла к нам, мы в один голос спросили:
- А пить будут разносить?
- Вы что, мальчики? – Удивленно подняла брови стюардесса, - я же вам только что воду принесла.
- Даааа, - протянули мы, - а мы в ней руки помыли, думали она для этого…
- Другого питья не предусмотрено, - отрезала воздушная красавица и удалилась, мерно покачивая бедрами и слегка задевая ими пассажиров, сидящих на крайних к проходу местах. Получалось это у нее удивительно ловко: сначала заденет того, что справа сидит, потом в следующем ряду левого, потом опять правого через ряд…
Немного разомлев после всей посадочной нервотрепки, ужина и вина я немного задремал. Меня разбудил голос Андрея, на котором недавний прокол с водой для омовения рук никак не отразился:
- Шур, это куда же мы с тобой летим? Это ведь самое логово капитализма.
- Меня сейчас больше другой вопрос волнует, - отозвался я, - самолет то задержали на три часа. Наши ребята, наверное, уже замучались нас в лондонском порту ждать.
В порту Хитроу ждать багажа нам пришлось очень долго. То ли его негласно проверяли, то ли потеряли, но час мы там точно промаялись. Наконец багаж появился и поплыл по ленте транспортера. Мы бросились каждый к своим чемоданам. Андрей ухватил свой и отнес его в сторону. Я тоже хотел схватить свой, но не смог. У него отсутствовала ручка, пропала...
Наши заждавшиеся друзья, похоже, были даже удивлены, что мы все таки появились. То, что самолет задержался – было объявлено, но после посадки то прошло почти два часа.
По ночному Лондону мы проехали быстро, практически ничего не разглядев. Удивил только руль машины, расположенный справа и сама машина, после советских «Жигулей» показавшаяся чем-то из волшебной сказки. Да и вообще мы были полностью ошарашенные и возбужденные.
Подкатили к двухэтажному особняку с мансардой. Это был дом Генерального директора нашей лондонской точки. У всех порядочных домов в Англии есть собственные имена, а не презренные номера, которые закрепляют на углу строения. Тут имя дома пишут большими крупными буквами и закрепляют над входной дверью.
После звонка дверь долго не открывали. Наконец за ней послышались слегка шаркающие шаги, она отворилась и мы увидели нашего начальника, заспанного и в нижнем белье с легким начесом.
- Где вас носит, коллеги? Все уж спят давно, – ворчливо встретил нас он.
- Рейс задержали, - ответили мы.
- Рейс, рейс, - продолжал ворчать директор, - вон и чемоданы у них без ручек,- обратил он внимание на меня, тащившего злополучный багаж под мышкой, - марш на третий этаж в мансарду, завтра поговорим.
Стараясь не скрипеть старой широкой деревянной лестницей, мы поднялись в свою мансарду, где нам предстояло прожить три месяца. Она состояла из спальной комнаты со скошенным потолком и двумя кроватями. Еще там стояли 2 небольших письменных столика для занятий, пара тумбочек и шкаф. Через малюсенький коридор в 0,5 квадратных метра располагалась маленькая кухонька, из нее вела дверь на чердак.
Мы распаковали самые необходимые вещи, остальное оставили на завтра. Надо ли говорить, что к числу необходимых вещей относились туалетные принадлежности и пара бутылок водки, которые незамедлительно и не сговариваясь, мы принесли на кухню, прихватив из привезенных запасов сухой колбасы и многострадальный черный хлеб. Вот он и пригодился!
- Давай наливай по маленькой, - шепотом проговорил Андрюха.
- Ща, только закусон нарежу, - отозвался я.
Мы выпили по первой. Потом по второй. По телу разлилась теплая нега, и мир вокруг показался совсем обычным и совсем не капиталистическим. Все равно, как на привычной кухне в Москве. Тут со стола упал нож.
- Тихо!!! – Зашипел на меня Андрей, - всех разбудишь, потом опять пистон от начальника получать.
Мы в ужасе замерли, боясь пошевельнуться. Тут наши взгляды случайно упали на стену у малюсенького кухонного стола, за которым мы сидели, почти соприкасаясь головами. Прикрепленные к стене кем-то из наших предыдущих братьев-стажеров, висели две вырезанные из бумаги фигурки мышек, умиленно державшие друг друга за лапки. На одной из них было написано «Это ты», а на другой «А это я». Мы посмотрели на них, потом на себя – и дружно рассмеялись. Правда, не в голос.
Утро встретило нас прохладой. Зима еще не наступила, и в целях экономии отопление еле-еле работало. После легкого завтрака (все той же колбасой с черным хлебом) я начал собираться на работу, а Андрей присел на кухне выкурить сигаретку. Не успел он сделать и пары затяжек, как снизу раздался голос директора: - Это кто там курит? В доме нельзя. На улицу идите.
Уже потом мы узнали, что ни он, ни его жена дыма не выносили. Рассказывают такую историю.
Всем известно, что в те времена за всеми советскими гражданами в Лондоне был негласный надзор. Бывало, на пример, что кого-то из наших догоняла машина за пределами Лондона, куда виза в то время не распространялась, и им тактично говорили, что следует вернуться в город. Могли осматривать и дома во время отсутствия русских семей. Как-то раз возвращаются наши домой. Жена директора, поводит носом и говорит. – Дорогой, у нас кто-то курил.
Тот отвечает: - Это наверное дым не успел выветриться, вчера же у нас небольшое пати вечером было с нашими ребятами.
- Нет, что ты, - возражает жена, - это не наши. Тут же хорошим табаком пахнет.
И громко так говорит: - Господа, когда зайдете к нам в дом в следующий раз не курите, пожалуйста.
Больше запаха дыма в их доме не было: услышали и приняли к сведению, благо аппаратура на вооружении тогда уже была хорошая.
Шеф забрал нас с собой и мы в первый раз поехали на наше новое место работы. Лондон поразил. Даже мало сказать поразил… ошеломил. Мы ведь ничего подобного не видели - ни чистых улиц, ни сверкающих витрин, ни вежливых водителей автомобилей, уступающих друг другу дорогу и с улыбкой раскланивающихся при этом. Про обилие товаров я просто промолчу.
Инструктаж начался еще в машине и продолжился на работе: по одному не ходить, по-русски не говорить, что русские тоже говорить не надо, первое время без наших опытных коллег в город не выходить и пр. Самое главное, чтобы вообще никогда никуда не ходить одному, только вдвоем. Это закон.
На этот счет тоже есть забавная история. По окончании стажировки или любой другой загранкомандировки необходимо было собрать характеристики на этого человека: как он жил, как работал, с кем общался. КГБ этим занималось. За несколько лет до нас стажеры жили в частном секторе. У хозяек. Наши, естественно, всегда по двое жили.
По окончании стажировки приходит КэГэБист к хозяйке и спрашивает: - Как они себя вели эти три месяца? Не ругались ли?
- Ну что вы, - отвечает та.
- ...не дрались?
- Нет, конечно...
- Всегда были вместе?
- Ну что вы за вопросы странные задаете, они же гомосексуалисты...
Бедная хозяйка просто не могла поверить, что два парня могут всегда быть вдвоем и не иметь отношений. Надеюсь, сотрудник был с юмором и нормальную характеристику написал, иначе этим ребятам был бы конец.
В соответствии с указаниями мы неукоснительно ходили исключительно парой, соответственно посещали одни и те же магазины и, как следствие, часто покупали похожие вещи. В результате к нашей с Андреем славянской внешности, русым волосам и голубым глазам прибавился и очень похожий внешний вид. А точнее сказать почти идентичный. Помню, заходим в овощной магазин, а совершенно незнакомый продавец-хозяин громко нас приветствует: «Оооо, мистер Андропов энд мистер Черненко. Плиз, плиз.» Ужасно неудобно было, все сразу обернулись, смеются.
С шоппингом это вообще отдельная история. На третий день после нашего приезда в Лондон наш фин. директор решил нас с системой покупок познакомить и вообще обучить, как себя следует в магазине вести.
- Главное, - говорит, - как только вошел в магазин, сразу громко скажи – Just looking around. А то замучают продавцы своей назойливостью. Я так всегда делаю.
Приехали на Оксфорд, это одна из основных торговых улиц Лондона. Заходим в приглянувшийся галантерейный магазин. Сразу же к нам летит продавец с вопросами. И тут мы, не сговариваясь, в один голос, встав по стойке смирно, буквально орем: Джаст лукинг эраунд! Искренне испугавшийся продавец кажется упал, а мы гордо прошествовали вперед. Никто к нам больше действительно не подошел. А фин. директор кричал громче всех.
В другой раз мы уже были в магазине одни. Нам уже тогда разрешили самостоятельно в город выходить, мы к тому времени где-то месяц в Лондоне жили, да и вообще не такие маленькие были: мне 27 лет, Андрею - 29. В тот период работала установка: при случае говорить, что мы русские. И вдруг новая приходит – ни в коем случае не выдавать, что мы русские. Уж не знаю почему так и кто кому там на мозоль наступил, но пришлось перестраиваться. Это слово еще тогда не приобрело того смысла, которым буквально через 2-3 месяца наделил его Михал Сергеич.
Андрей подыскивал себе дубленку, и мы прочесали добрую половину Оксфорда. Заходим в очередной магазин, к нам на всех парах несется продавец, миловидная женщина лет 45-50. После нескольких фраз, она понимает, что мы явно не англичане и спрашивает, откуда мы? До этого нам еще не приходилось НЕ русскими называться, установка-то новая была. Мы опешили, переглянулись, и Андрей ляпнул первое, что на ум пришло в соответствии с нашей явно славянской внешностью: мы - поляки. Тут продавщица жутко обрадовалась и как начала на польском лопотать. Иммигрантка из Польши оказалась, а нам пришлось быстренько ретироваться. Стыдно было ужасно.
Со временем мы стали в очень хороших отношениях с семьей Генерального директора, он сам и его жена оказались очень интеллигентными и приятными людьми. Супруга его вообще сказала, что если бы у нее была дочь, то она бы ее за меня выдала. Во как! Но курить в доме Андрею по–прежнему не разрешалось. На улице было уже весьма прохладно и моему другу приходилось прибегать к различным уловкам. Андрей приспособился курить на чердаке, дверь на который, как я уже говорил, находилась у нас в кухне. Он там оборудовал топчан рядом с отопительными бойлерами, где, полулежа, предавался курительным удовольствиям и легким размышлениям. Не смотря на соседство с бойлерами, под крышей на чердаке без батарей было довольно прохладно, тем более что борьба за экономию горючего продолжалась - надо же было экономить бюджетные деньги. Поэтому Андрей там старался подолгу не задерживаться, ну или, по крайней мере, одевался тогда потеплее. Как-то раз я сидел и писал отчет по стажировке, а Андрей куда-то вышел. Я негромко включил музыку и написал очередную пару страниц отчета. Была суббота, мы были свободны и собирались прогуляться. Перед уходом я решил приготовить в дорогу несколько сэндвичей и вышел на кухню поджарить гамбургеры и сварить картошку. Нам нравилось во время долгой прогулки по городу присесть в каком-нибудь тенистом сквере на лавочке и немного перекусить. Не смейтесь, скромный бюджет стажера, не мог понести регулярных походов в МакДоналдс или Бюргер Квин, хотя на пару пинт прекрасного английского битера, который стоил тогда почти целый фунт, у нас денег всегда почему-то хватало.
Прошло не меньше 20 минут, пока я все приготовил, и только тут вспомнил про Андрея. Мы никогда не разлучались с ним так на долго в последнее время. Пока шипели на сковородке гамбургеры, я ничего не слышал. Да и музыка играла, хотя и не громко, но все же ощутимо. И тут вдруг я различил звук - легкий шорох, или скорее поскребывание. Я начал искать, откуда он раздается. Неужели из-за двери на чердак? Открываю – там стоит мой друг, дрожащий и полностью замерзший. Он пошел покурить, дверь случайно захлопнулась, и Андрей простоял там больше получаса, боясь позвать, чтобы не выяснилось, что он курит в доме.
Вы спросите, а почему мы так себя вели, почему были такие послушные? Все очень просто. Наши руководители тоже писали на нас характеристики, и было достаточно одного жесткого отзыва, чтобы навсегда «зарубить» карьеру на всю жизнь. Так что лучше уж потерпеть.
Когда человек готовится стать чемпионом по легкой атлетике и следит за своей формой и постоянно тренируется – это нормально? Когда балерина или фотомодель следит за своим рационом и боится поправиться на 100 граммов – это нормально? Когда канатоходец в цирке боится выпить лишнюю рюмку за день до выступления – это нормально? Так почему же вызывает саркастические улыбки то, что человек, готовящий себя к работе в системе загран. аппарата вынужден тоже идти на определенные ограничения? Каждая профессия, если к ней относишься серьезно, требует определенных жертв, с этим надо мириться и к этому себя надо готовить.
Знаете, что является непреодолимым яблоком раздора для многих молодых семей? Думаете квартирный вопрос? Не угадали. Вопрос о вкусной и здоровой пище. А точнее сказать вопрос о том, кто в молодой семье готовит, насколько хорошо и главное насколько это соответствует понятиям другого супруга о вкусной пище. Молодые мужья зачастую хотели бы видеть на столе блюда если уж не на все 100 процентов похожие на произведения их любимой мамы, то уж, по крайней мере, приготовленные на тех же принципах. Сколько неоперившихся семей разбилось, так и не успев взлететь, столкнувшись с преградой кухонной плиты. Нам повезло. Я любил готовить, а Андрей был признательным едоком. У нас под окнами росла огромная груша с плодами в два кулака. Я приспособился экономно готовить курицу, из половинки которой я варил бульон, а вторую запекал с этими грушами. Уже на второй день стряпни, я удостоился величайшей похвалы из уст моего друга. Отведав курицы с грушами, он торжественно изрек: «Приеду домой – жену заучу, как надо готовить». Мне было приятно.
Как я уже говорил, мы вынуждены были экономить, и покупали в супермаркете продукты на неделю, прямо скажем, не самые дорогие. Однажды вечером, я застал Андрея за тщательным изучением толстой газеты, которая вся пищрела мелкими цифрами. Он не только внимательно читал, но и делал на ней пометки ручкой и даже что-то выписывал.
- Чем это ты там занимаешься? – поинтересовался я. – Биржевые сводки читаешь?
- Почти, - отозвался Андрей, - вот смотрю, какие продукты самые дешевые у них тут по категориям.
- Ну и что обнаружил?
- Обнаружил, что мы правильно с тобой делаем, что курицу берем. Она у них тут самая дешевая. Еще ливерные части не дорого стоят. А рыба – самое дорогое.
- Как они тут живут, бедные, - засокрушался я, - у нас рыба - самое дешевое.
Как я тогда был наивен, уже скоро настали времена, когда рыба у нас тоже стала дороже мяса, а курица дешевле их обоих. Все течет, все меняется.
- В следующий раз в супермаркете будем на ливерное налегать, - решил Андрей. – Ты умеешь из печёнки готовить?
- А что там уметь? – отозвался я. – Обжарил слегка с лучком, потом протушил со специями. Немного водички, сливок за неимением сметаны и подливка готова.
Да, сметаны в этом городе изобилия нам найти так и не удалось. Мы долго искали ее по всем магазинам, и нашли продукт, который назывался Smatana, но эту жирную безвкусную массу сметаной назвать никак нельзя было. Нашли мы и черный хлеб. Он был упакован в пластиковые пакеты по четыре маленьких ломтика в каждом. На вкус он оказался совершенно пресным и влажным. Гадость. Понятно, что наши ждали посылок с Родины с НАШИМ черным ржаным, пускай и черствым.
В пятницу мы долго ковырялись в магазине, выбирая ливерные изделия. Наконец нашли на полке целый ряд банок, на которых было написано что-то про ливер. Мы тогда еще с обиходным английским языком только знакомились, и наших академических знаний языкового вуза для этого было явно недостаточно. Накупили как всегда два огромных пакета продуктов на всю неделю и пару вожделенных баночек с ливером.
В этот же вечер я начал готовить. Все сделал, как описывал выше. Сварил картошку до полуготовности, смешал с подливкой и протушил. Запах был очень аппетитный. Мы уселись за стол, открыли двухлитровую бутылку с йоркширским биттером, разлили по рюмочкам водочки. Выпили, с удовольствием закусили кусочком копченой курочки и моей тушеной картошкой. Незаметно слопали всю кастрюльку. Андрей покурил на чердаке, и мы спустились вниз на первый этаж в телевизионную комнату. Развалившись в мягких обволакивающих креслах, мы вполглаза смотрели ТВ и переговаривались.
- Необычный какой вкус у местной печенки был, - заметил Андрей.
- Там наверное не только печенка присутствовала, может еще почки, или еще что из внутренностей, - предположил я.
- Скорее всего, - согласился мой друг, - и консистенция печенки тоже необычная, какими-то крупчиками, но все равно вкусно было.
- Особенно под водочку с пивком, - добавил я.
- Надо будет еще купить, когда мы и вторую банку съедим.
- Пойдем, хоть переведем по словарю, что мы ели то? – предложил я.
Поднявшись к себе, мы взяли оставшуюся банку и стали изучать. Андрюха притащил толстый словарь, и мы занялись переводом. Получилась какая-то тарабарщина. Текст на банке гласил: «Прекрасные и удивительные любимцы».
- Это что еще за любимцы такие? – удивился Андрюха.
Мы еще тогда не знали и не встречались с такими продуктами. Откуда советскому человеку было знать, что слово Pet на консервной банке означало ласковое название маленького мяукающего питомца, а не ливерного любимца.
Мы не всегда экономили, бывало, что даже играли в автоматы, куда надо бросать монетку в 10 пенсов и ждать пока их там накопится целая груда и потом рухнет вниз в приемный лоток с будоражащим звоном. Когда выиграть не удавалось, я шел на запрещенный трюк и риск: проходя мимо перегруженного монетками аппарата легонько, как бы случайно, задевал его задней частью, и вся мошна монет проваливалась в лоток. Потом мы на них с удовольствием пили пиво в ближайшем пабе.
Как-то раз мы гуляли по городу, и Андрею захотелось съесть чего-нибудь нового. Не то чтобы чего-то необычного, а просто не того, что мы готовили каждый день. Я его очень хорошо понимал, но, во-первых, режим экономии, во-вторых, ничего особенного на глаза не попадалось. Вдруг Андрей радостно вскрикнул и побежал к торговому прилавку, расположенному на тротуаре невдалеке. Это был лоток мясника. В запечатанных целлофаном пластиковых тарелочках красовались разные кусочки и вырезки мороженой свинины, говядины и еще чего-то. Андрей выбрал увесистую упаковку, в которой было что-то аккуратно сложено в несколько слоев.
- Это – натуральная свинина, - сказал он, любовно разглядывая покупку, - очень вкусная. Сейчас придем, я быстренько поджарю с яйцами и съем. А ты экономь и туши свою курицу часами.
По дороге мы взяли пиво, и голодные поднялись к себе. Я начал готовить курицу, а Андрей, не снимая куртки, бросился накалять сковороду, налил туда масла и выложил весь кусок свинины. Минут через пять он вытащил из холодильника пачку яиц и собрался разбить парочку в сковородку.
\\ - Погоди, - остановил его я, - еще мясо не разморозилось до конца. Дай хоть поджарится.
- Ты можешь терпеть, а я не могу, - возразил мой друг, но яйца разбивать воздержался, а решил пока что размяться пивком. – Вот ты еще целый час будешь со своей курицей возиться, а я через 5 минут буду свининку с пивом употреблять.
Не успел он договорить, как со стороны плиты раздался треск и яростное шипение подгорающего масла, крышка, которой была накрыта сковорода, с грохотом слетела на пол, и на ее месте стало что-то быстро расти и возвышаться над плитой. Мы бросились к сковороде и с удивлением обнаружили, что на ней лежит огромное свиное ухо, причем еще в остатках шерсти.
- Жаль, что ты его не успел яичком залить, - съязвил я.
Андрей брезгливо взял сковородку за самый кончик ручки и выбросил шкварчащее содержимое в помойку. Потом повернулся ко мне, миролюбиво улыбнулся и сказал:
- Шур, там твоя курица еще не готова? А то пиво выдыхается.
Ну, экономили на еде и прочих излишествах не только мы с Андреем. Все наши стажеры этим отличались. Да и не мудрено. Стажерскую зарплату по английским меркам нам платили очень не высокую – чуть больше трехсот фунтов в месяц. На эти деньги надо было и питаться, и одеваться и домой много чего привезти. Говорят, один из стажеров за несколько лет до нас сошел с ума, постоянно рассчитывая, что ему купить и где выгоднее. Метался так, метался и чрез пару месяцев свихнулся. Может это и не правда, но вот с какой ситуацией я встретился сам.
Еще в первую неделю нашего пребывания в Туманном Альбионе я обнаружил, что вода в раковине на кухне не проходит и оттуда довольно сильно воняет. Лезу в слив - там все протухшей вермишелью забито. Прочистил. Спрашиваю потом у наших старожилов, в чем дело?
- А-а-а, - отвечают, - понятно. До вас жили мужики и на всем экономили. Они суп варили в раковине кипятильником. Деньги экономили на кастрюле.
А вообще, как только выяснилось, что мы с Андреем музыканим понемножку и даже в группе играем, то нас быстренько приобщили к самодеятельности. Впереди были ноябрьские торжества и Новогодний вечер. Пришлось репетировать все свободное после работы время, но все равно это была самая незабываемая поездка в моей жизни, а я много где побывал.
Январь, 2008 год
