Скрытно разложены по земле силки и западни на дороге
/Ветхий завет/
Вода была угольно-чёрной и совершенно непрозрачной. Солнечный свет в ней не отражался, а поглощался весь без остатка. Насколько здесь было глубоко, я и представить себе не могла, но её устье было таким узким, что можно было легко перепрыгнуть через него. Это была странная река, буквально разрезавшая всё пространство улицы на две половины, на две параллельные дороги, ограниченные с одной стороны водою, а с другой — бесконечною чередой высоких заборов.
Вода цвета смолы медленно и тяжело текла вдоль снежных берегов. И насколько она поражала своей непроницаемой чернотой, настолько непривычно молочно-белым казался снег, лежавший по обеим её сторонам. Земли вовсе не было видно — кругом были только снег и вода.
Я с шестилетним сынишкой Артёмом шла по нетронутому снегу вдоль реки. Было тихо и безлюдно.
«Где же её жители? Ни одной живой души вокруг. Зачем мы пришли сюда?» Растерянность и недоумение начинали затуманивать мои мысли. Но я успокаивала себя, стараясь ничем не проявлять их и не напугать сына. Я посмотрела на него. Артём шёл рядом и молчал, глядя себе под ноги. Ему было просто скучно. Я вздохнула и немного успокоилась. Мало ли, куда могли все уйти, уехать, уснуть, в конце концов.
Придерживая сына за руку и время от времени останавливаясь, я заглядывала в щели забора в поисках хоть какого-то человеческого присутствия. Но было так тихо, что не было слышно даже хруста снега под ногами. Сияющий, белый, нетронутый ещё следами, он покрывал всё вокруг. Окутанные им деревья и дома замерли, поддавшись власти зимнего сна.
«Белый сон. Это нереально. Я, наверное, сплю». И, действительно, мне очень захотелось спать. Свежий зимний воздух кружил голову. Я взглянула наверх и не увидела ни одного облака. Не было даже птиц. Небо, простиравшееся над нами во всём объёме, было абсолютно чистым и пустым. Только солнце, как нарисованный белый диск, равнодушно висело в небе. Тишина оглушала. Белизна ослепляла. Небывалая слабость охватила меня. Вот тогда я и не заметила, как ручка сына выскользнула из моей ладони. Сколько длилось это состояние в поисках времени и пространства, я не знаю. Но лишь один звук мгновенно вернул меня к действительности. А действительность оказалась пугающей.
— Ма-a!..
Я, вздрогнув, обернулась к сыну. Артём растерянно смотрел то на меня, то на воду. Он стоял на другом берегу реки! А река, протекавшая между нами, была уже настолько широка, что перепрыгнуть её он уже не мог! И, казалось, мы продолжали неотвратимо отдаляться друг от друга.
Времени на раздумья не было. Места для разбега не было тоже. Я глубоко вдохнула и резко оттолкнулась от своего берега. Ноги скользнули по предательски мягкому снегу. Прыжок был неловким и нервным, но страшно не было. За себя не было. Что-то другое очень пугало меня. Я не знала, как глубока река, но чувствовала, что она бездонна. Коснувшись снежной полоски противоположного берега, я потеряла равновесие и уже неуклюже заваливалась назад. Мне помог забор. Царапая пальцы и впиваясь ими между досок, я сумела удержаться, к тому же сын изо всех сил крепко потянул за моё пальто.
— Мама! Мамочка, держись! — крикнул он и, весь дрожа, прильнул ко мне.
— Я держусь. Не бойся, —я порывисто обняла его. — Спасибо, мой родной …
Продолжая задыхаться, я огляделась по сторонам и поняла, что произошло. Та дорожка, по которой мы раньше шли вместе, постепенно стала узкой для нас двоих, и Артём, видимо, решил перепрыгнуть на противоположный берег. Когда же поток усилился, русло реки расширилось и развело нас на опасное расстояние.
Артём, прижавшись ко мне, беззащитно озирался вокруг.
— Мама, будь рядом, — прошептал он.
С дрожащих пальцев я вытерла кровь и вытащила занозы. Боли не было. Только ужас и стыд за свою минутную слабость.
Мы шли теперь очень медленно, осторожно переставляя ноги. Сын шёл впереди, а я позади, одной рукой крепко удерживая его за ворот куртки, а другой скользя по деревянному ограждению. Не прошло и пары минут, как перед нами возникла незапертая калитка, которая легко поддалась, пропуская нас во двор. Осматривая его, я увидела многочисленные следы на снегу.
Мы радостно устремились к дому. Входная дверь оказалась тоже приоткрытой, но и за нею не было слышно ни звука. Долго не раздумывая, я потянулась к ней рукою. Но в то же мгновение она сама распахнулась пред нами настежь. Это произошло так неожиданно, что мы с Артёмом одновременно невольно вздрогнули.
Перед нами стоял маленький мальчик. На вид ему было не больше пяти лет. Мальчик был одет в белый комбинезон. У него были растрёпанные светло-русые, почти белые волосы. Его серые глаза смотрели на нас с живым интересом, но без удивления. Он будто уже давно и с нетерпением ждал нас, помногу раз выбегая наружу и оставляя дверь открытой.
Маленький незнакомец, не скрывая радости, широко улыбнулся. Не сказав ни слова, он снова скрылся за дверью. Мы с Артёмом неуверенно вошли вслед за мальчиком. Тот стоял в прихожей, торопливо стягивая с вешалки свою не по сезону лёгкую белую куртку и такую же белую шапочку. Не тратя времени на разговоры, он быстро одевался.
— А как тебя зовут?
Слово «малыш» повисло в воздухе. Его энергичные самостоятельные действия и умный взгляд никак не соотносились с таким обращением. Не отвечая, он продолжал сосредоточенно возиться с пуговицами.
— Как тебя зовут? — ещё раз обратилась я к мальчику, склонившемуся над ботинками.
Громко сопя, он старательно затягивал петли на шнурках.
— Алкан! — бросил он, не поднимая головы.
— А где твои родители? — я продолжала его расспрашивать, очень удивляясь его странному имени. Мальчик снова проигнорировал мой вопрос. И словно больше не замечая меня, он призывно кивнул моему сыну, подбежал к двери и выскользнул наружу.
С весёлым визгом Артём сорвался с места и, подпрыгивая от предвкушения интересной игры, помчался за ним. Мне ничего другого не оставалось, как ускорить шаг и следовать за ними.
Мальчики с криками понеслись по снежной дорожке, которая вывела нас на просторную поляну, щедро предоставлявшую место для игры. Они весело толкались, бросались снежками или, обнявшись, заваливались в сугроб и кружились как волчки в белом облаке снежной пыли. Белая куртка Алкана сливалась со снежной белизной, маскируя его, и у меня временами возникало впечатление, будто мой сын играет в одиночестве. Но их звонкий смех радовал меня и, наблюдая за детьми, я успокаивалась и былое чувство опасности стало удаляться и притупляться.
Маленький мальчик в очередной раз, без усилий вывернувшись из объятий Артёма, с гиканьем понёсся вперёд, и мой сын, увлекшись игрой с новым приятелем, неустанно следовал его примеру. Они убегали от меня всё дальше и дальше и на какое-то мгновение скрылись за поворотом улицы. Я поспешно устремилась за ними вслед, укоряя себя за излишнюю беспечность. Возникшая идиллия игры представилась вдруг обманчивой и сомнительной.
... Алкан стоял у чужого забора и показывал Артёму пальчиком на соседский двор. В заборе зияла широкая щель, сквозь которую в глубине двора были видны занесённые снегом качели. Маленький озорник тут же начал протискиваться в узкий проём. Забор был высоким, но, благодаря широким, почему-то горизонтально прибитым перекладинам, его легко можно было перелезть. И Артём, не раздумывая, ринулся наверх.
— Чур, я первый! — крикнул он, торопливо поднимаясь по перекладинам.
Пока Алкан кряхтел, съёжившись и упрямо продолжая протискиваться в щель, которая была явно для него мала, Артём уже перекинул ногу на внутреннюю сторону забора и победно засмеялся:
— А я первый!
Поднимая вторую ногу, он не заметил, как зацепился за торчавший гвоздь и заныл, пытаясь высвободиться и разрывая штанину. Артём замешкался, но именно этого времени было достаточно, чтобы я, рванувшись к нему и, взлетев по перекладинам, ухватила его за ногу. Тревога вернулась, и меня снова обдало холодом.
— Не лезь туда!.. Это чужой двор!..
— Мама! — он настойчиво захныкал. — Отпусти! Я хочу на качели!
— И я! — пискнул маленький Алкан.
Еще миг и Артём, упрямо отталкивая меня, прыгнул бы вниз, но, неожиданно услышав совсем тихое, еле сдерживаемое рычание, на мгновение замер. Во дворе, у самого забора, словно из снега вырос совершенно белый, огромный бультерьер. Только красные глаза его, налитые злобой и нетерпением, горели на белой морде. Он не лаял, а тихо рычал, будто подзывал к себе, готовый наброситься в любой момент.
Алкан охнул и вывалился наружу, с недетской силой качнув забор. Но я уже прочной хваткой держала сына за ногу, да и он, отшатнувшись от пса, сам быстро повалился ко мне на руки. Мы, обнявшись, вместе упали в снег. А пес, уже не сдерживаясь, бешено залаял и в бессильной ярости кинулся на нас, сотрясая деревянную ограду.
Артём вздрогнул и, заикаясь, прошептал:
— Злая собака!
Дрожащими руками он потянул меня подальше от забора, в то время, когда его маленький приятель стоял неподвижно, глядя на пса без страха, со спокойным презрением. Он набрал снега и, вылепив снежный ком, запустил его в проём забора. Мне показалось, что не снег, а увесистый камень попал в собачью морду. Пёс заскулил и попятился прочь.
Некоторое время мы шли молча. Потом Артём обратился к мальчику.
— Ты знаешь, чей это двор с качелями?
Тот едва заметно передёрнул плечами.
— А чей пёс?
— Не знаю! — зло сказал Алкан. — Дулная собака!
Мы продолжали идти вдоль реки. Здесь улица заканчивалась, разросшийся дикий кустарник и каменистые выступы окружали нас со всех сторон. Дома и заборы остались далеко позади.
Дети снова затеяли свою игру. Юный подстрекатель что-то таинственно прошептал Артёму на ушко, и они вместе задорно засмеялись. Мальчики быстро закружились на одном месте, старательно притаптывая снег и этим создавая приглаженную тропинку в снежном сугробе. Потом Артём улёгся на снег, а приятель покатил его как брёвнышко перед собой.
Я начинала уставать от этого бессмысленного путешествия. Пережитые опасности всё сильнее раздражали и настораживали меня. В моей груди всё сильнее пульсировал страх. Необъяснимый и непреодолимый. «Что происходит? Где мы? Куда мы идём?» Эти вопросы кружили в моей голове всё быстрее и быстрее. И у меня действительно закружилась голова и, поскользнувшись на притоптанной детьми тропинке, я внезапно жёстко упала. Острая, нестерпимая боль растеклась по правой руке. «Сколько раз в своей жизни падала и всегда на эту руку. Никакой координации!» — мысленно отругала я себя. С чрезвычайным усилием преодолевая боль, мне удалось подняться и отряхнуться от снега. Я оглянулась вокруг, цепенея от бессилия и гнева: Артём и Алкан вновь пропали из поля моего зрения. Тяжело дыша, расстегивая на ходу пуговицы пальто, я понеслась по оставленным следам на снегу.
...Мальчики непринуждённо играли в реке. Вода была им почти по пояс. Хлопая по водной поверхности ладошками и загребая в стороны, они упорно шли против течения. На ходу сбрасывая пальто, я подбежала к реке.
— Сейчас же выйдете из воды! Тёма, вернись!.. На берег!.. Артём! Ты простудишься!
Маленький Алкан ему снова что-то зашептал и торжествующе засмеялся.
— Здесь совсем не холодно… И не глубоко… — равнодушно отозвался Артём. — Не мешай мне играть.
Не раздумывая, я шагнула в чёрную воду. Она была действительно не холодной! Но ноги стянуло густой массой словно трясиной.
— Артём!.. Будь осторожен! Там могут быть подводные ямы! А ты не умеешь плавать! — не унималась я.
Дети были недосягаемы для меня. Рыдающая и обезумевшая, я боролась с течением, но не приблизилась к ним ни на метр. Внезапно дно под ногами пропало, и я провалилась в воду с головой. На миг мне показалось, что я безнадёжно тону. Тяжёлая вода неумолимо давила и затягивала, но голос сына, ставший уже таким далёким и слабым, привёл меня в полную боевую готовность и, сгруппировавшись, я вынырнула, судорожно вдохнула и поплыла. Ничего не видя перед собой, я кинулась вперёд, на звук его голоса. Нестерпимая, резкая боль в руке мешала плыть. С трудом переводя дыхание, я всё же сопротивлялась течению чёрной реки.
Артём со странным безразличием смотрел в мою сторону. Будто какая-то невидимая пелена обволакивала и обездвиживала его, не позволяя принять важного решения.
— Артём!.. Здесь глубоко!.. — я начала захлёбываться и от безысходности истошно закричала: — Господи!
Артём конвульсивно вздрогнул и беспокойно замахал руками:
— Мама, я здесь! Держись!
Мне явно стало легче. Я проверила ногами дно и осторожно встала. Вода была мне по пояс. «Каким чудом дети обошли эту яму?» — подумала я. Когда же наконец я добралась до сына, нам обоим стоило большого труда, чтобы успокоиться. Артёма лихорадило так, что он не мог произнести ни слова. Теперь и я почувствовала, какой холодной стала вода. Я возмущённо посмотрела на Алкана.
— Алкан, это была твоя идея?
Он недовольно приблизился к нам, хлопая ладонями по воде и вызывая неприятные брызги прямо мне в лицо, так что невольно приходилось отводить взгляд.
— Вы играете в опасные игры! — сказала я сердито им обоим.
Крепко держа за руку продрогшего Артёма, я осторожно направилась к берегу.
— Алкан, держись за меня, — предложила я незнакомцу.
— Я умею плавать! — он надменно усмехнулся и изо всех сил хлопнул по воде.
На берегу я сняла с сына промокшую куртку, ставшую сейчас совершенно ненужной. Он вылил из сапожков воду и виновато обнял меня.
— Я больше не буду… Ма-ам…
— Артём! Ты меня слышишь? —произнесла я шёпотом.
— Да.
— Я не разрешаю тебе с ним играть!
Алкан стоял поодаль, впившись в меня мрачным взглядом. Не сводя с меня глаз, он медленно расстегнул свою промокшую куртку и отбросил её в сторону. Мне тоже зачем-то захотелось снять сапоги. Я села в снег и стянула их с ног. Рука снова напомнила о себе стойкой болью.
Артём косо посмотрел в сторону Алкана и съёжился. И в этот момент Алкан подбежал и, схватив его за рукав, резко потянул к себе. Теперь я ясно услышала его властный призыв: «Впелёт, за мной!» Вредный мальчишка вдруг непостижимо быстро помчался, начиная новый марафон.
Артём мгновенно забыл данное мне обещание. Он, не раздумывая, вновь устремился вслед за Алканом, увлекаемый им неудержимо и безрассудно. Сапоги надевались теперь с трудом, и я ругала себя, за то, что так нелепо упустила драгоценное время. Упрямый смутьян даже не оглядывался. Он уверенно начал прокладывать новый путь, резко петляющий и ведущий круто в гору. А я с ужасом поняла, что нельзя было смотреть ему в глаза.
Начинавшее успокаиваться сердце опять забилось набатом в моей груди. Я набрала в лёгкие воздух и, что было сил, крикнула вслед сыну:
— Артём, стой! Сто-ой!
Но теперь я была уверена, что он не слышит, а вернее — не хочет слышать меня. И, уже теряя рассудок, я вскочила и рванула с места, не позволяя себе вновь упустить их из виду.
Они неслись, мелькая между высокими валунами, взбираясь вверх по отвесной горной дороге, которая поднималась всё выше, становилась всё круче. Далеко внизу в молчаливой неподвижности растворялись, теряя свои очертания, безжизненные улицы и дома. Гора вставала снежной стеной и росла прямо на глазах. Замёрзший кустарник путался в ногах. Снег ослеплял и мешал бежать, затягивая по колени в сугроб.
Как они быстро бежали! Алкан впереди, Артём позади, почти не отставая. «Так не бывает, они такие маленькие!» Я скользила и падала. В голове звенела только одна мысль — поймать! Это было похоже на охоту — догнать! Это был звериный инстинкт тигрицы — отобрать своего детёныша у врага и, обхватив его крепко, но осторожно своими клыками, унести далеко и впредь зорко держать под своей защитой.
Я стиснула зубы, из последних сил набирая скорость. Ещё пару шагов, и я почти настигла своего сына. Вытянув вперёд обе руки и уже задыхаясь, я сделала последний решающий рывок вперёд и прыгнула на него. Мне удалось сбить его с ног. Артём повалился лицом в снег, неистово крича и упрямо стремясь освободиться. Тяжёлый снежный ком ударил мне в лицо. Это Алкан запустил его. В этот момент Артём изловчился и вывернулся, но не смог вскочить на ноги и, лёжа на спине, стал отчаянно отбиваться руками и ногами. Он безжалостно и яростно боролся, рыча и царапаясь, а в глазах застыл ничего невидящий, ледяной взгляд.
— Артём! Это же я! Твоя мама! Ты слышишь? — закричала я.
Артём не отвечал, только озлобленно размахивал кулаками. По моему исцарапанному лицу текла кровь. Но я не чувствовала боли, я видела только чужие, ненавидящие глаза сына. Сейчас я твёрдо знала, что ни мольбой и ни тем более силой мне не удержать его. В невыразимом отчаянии крепко его обняв, я поцеловала его. Артём надрывно и дико закричал. Но вдруг он перестал сопротивляться, совсем обмяк и стал заваливаться как подкошенный лицом вниз. Я вовремя подхватила его и удержала от удара об замороженную землю. Он поднял голову и недоуменно посмотрел на меня.
— Мама?
Он указал в направлении бегущего мальчика.
— А там кто? Я думал, это ты… Ты звала меня…
Я крепко прижала его к себе.
— Мама, у тебя кровь…
— Ничего страшного, — я вытерла пятна крови, оставленные на его щеке.
Подняв на мгновение голову, я проводила взглядом Алкана, который с диким воплем понёсся дальше. Вдруг он исчез из виду и затих. Вероятно, поскользнулся и упал в снег.
Крепко сжимая руку сына, я подняла его и повела за собой. Он измучено семенил следом, громко сопя и повторяя:
— Я устал, куда мы идём?
— Кто там тебя звал? — сжав губы, спросила я.
Мы поднялись к тому месту, где пропал маленький мальчик.
То, что явилось моему взору, потрясло меня, и я в изумлении резко отшатнулась назад, чуть не опрокинув стоящего позади Артёма. Передо мной разверзлась глубокая пропасть. Внизу тяжело бурлил поток гигантской, непроглядной как ночь, реки. Мы находились на крутом обрыве, а под нами, в нескольких десятках метров, на реке стоял старый, чёрный корабль.
Я не видела, как тело мальчика ударилось о палубу корабля. Мой взгляд застыл на распростёртом маленьком тельце. Алкан лежал лицом вниз, неестественно изогнув руки.
В замешательстве я повернулась к сыну и, не скрывая своего ужаса, задыхаясь, выдавила:
— Он упал… Он бежал и не заметил пропасти… Он не успел остановиться…
Сын непонимающе хлопал глазами, он стоял за моей спиной и поэтому ничего не видел. Я обернулась обратно в сторону корабля. И… не поверила своим глазам.
На абсолютно ровной палубе корабля кроме множества скрученных канатов, сваленных беспорядочной грудой, ничего не было. Из-за этой груды появилась одинокая согбенная фигура старика. А мальчик, вначале неподвижно лежащий, стал медленно переворачиваться на спину. Я увидела его лицо, обращённое прямо ко мне. Оно исказилось от злости и досады. Старик тоже поднял взгляд. Его восковые глаза выражали безграничную скорбь и вражду. К мальчику подбежал белый бультерьер и лизнул в руку. Алкан с презрением отмахнулся от него: «Дулная собака!» Пёс смиренно поджал хвост и тихо заскулил. Повернувшись к старику, мальчик виновато взглянул на него.
Мы с Артёмом, крепко обнявшись, замерли на краю обрыва. Старик и мальчик находились от нас очень далеко, но в этом странном мире не существовало расстояний так же, как и времени, поэтому мы отчётливо услышали весь их разговор.
— Плости, я не смог... Если б не она... Я сталался с ним иглать… Я делал всё, как ты сказал. Но она…
Он запнулся и заплакал. Заплакал как маленький испуганный ребёнок. Старик молчал. Алкан жалобно спросил:
— Когда будет следующий?
— Не скоро, — старик встал и подошёл к нему. — А у меня осталось так мало времени! Ты очень подвёл меня.
— Плости меня... Я ещё посталаюсь… Я найду для тебя…
— Это была твоя последняя попытка! Ты проиграл. Спи! — крикнул старик мальчику, затем обратился к псу: — И ты тоже спи!
На моих глазах мальчик побледнел и издал стонущие звуки, а белый пёс глухо и протяжно завыл. Они болезненно извивались, пока не преобразились в длинные белые канаты, скрученные петлёй, и стали одними из тех, которыми была полна вся палуба корабля. Старик отвернулся от них и медленно побрёл прочь. Вдруг он снова поднял голову и надолго, будто оценивающе, уставился своими колющими щёлками на Артёма, который ещё сильнее прижался ко мне. Сухими губами старик твёрдо произнес:
— Да, игра была интересной. Ещё десять шагов, и я мог быть тобой, мальчик!..
Он горько усмехнулся.
— У тебя хорошая мама, — сказал он и, вздыхая, добавил: — к моему сожалению...
…Корабль медленно погружался в свинцово-чёрныe воды.
Страшная, обжигающая мысль пронзила мою голову: «Алкан!» Мальчик Алкан не выговаривал букву «Р». Его звали... Аркан! Петля…»
…Голова закружилась, я очнулась и открыла глаза. Когда я, наконец, осознала, что нахожусь дома, в своей белоснежной постели, судорожно сжав одеяло руками, мне хотелось разрыдаться. Продолжая тяжело дышать, я импульсивно закрыла рукою рот, чтобы заглушить крик, готовый вырваться наружу: «Это был кошмарный сон! Только сон и ничего более!»
Яркий солнечный свет прогнал остатки мрачных сновидений, когда меня с колоссальной силой понесло к окну, в надежде снова увидеть мир, к которому я привыкла. Какую же неописуемую радость испытала я, охватывая взором летающих в небе птиц! Деревья пестрели разноцветьем осеннего наряда, оживлённо играя зрелой широкой листвой. С каким тёплым радушием, по-новому смотрела я на суетливых прохожих, по своему обыкновению спешащих на работу, на учёбу…
Они не знают, что есть и другой, чёрно-белый мир. Мир, в котором для того чтобы выжить, злу необходимо ловко маскироваться и расставлять силки в надежде поймать заблудшую одинокую, слабую, как у ребёнка душу и подчинить её себе. Мир, опутанный сетью, явной и тайной, что манит, ослепляет и одурманивает иллюзией жизни. А может, этого мира вовсе и нет? Это был всего-навсего жуткий сон, который необходимо быстрее забыть. Я закрыла глаза, но на мгновение мне показалось, что я снова задыхаюсь и, не чувствуя под собой ног, несусь по снежному пути…
Я стряхнула преследовавшее видение и снова взглянула на чудесный мир за стеклом. Мне захотелось отворить и распахнуть настежь окно, чтобы окончательно убрать стоящую между нами преграду.
— Ма-ма! — раздался напуганный голос Артёма.
Я обеспокоенно устремилась в комнату сына и застала его лежащим в постели, укрывшимся одеялом до самых глаз. Увидев меня, Артём откинул одеяло и дрожащим голосом произнёс:
— Ма-м, я видел плохой сон.
Я обняла и прижала его к себе.
— Ничего страшного...
С тех пор, как мой муж погиб, и я осталась с сыном одна, мне приходилось много работать. На общение друг с другом оставалось всё меньше и меньше времени, но, уверяя себя, что всё это преходяще, признавала, что никто кроме меня самой не исправит этого положения. Время уходит безвозвратно, а с ним и связь, исконная и жизненно важная. Ещё немного, и потеря неизбежна.
Артём крепко прижался ко мне, вздрагивая всем телом. А я успокаивала то ли его, то ли саму себя:
— Тёма, Тёма, это всего лишь сон. Не бойся. Всё хорошо.
Тут моё внимание привлекла небольшая пластиковая упаковка, лежащая на письменном столе. Серебристо-холодным блеском переливалась нанесённая готическими буквами надпись: «Чёрный корабль».
— Артём, что это? — замерла я, не веря своим глазам.
— Это? — он повернул голову в сторону упаковки. — Компьютерная игра. Мне один мальчик дал поиграть.
Я протянула к ней руку, и вдруг почувствовала знакомую, острую боль.
Февраль. 2015 год
