когда ей жизнь даёт на чай.
Слеза становится водой.
На фотографии седой
я без печали и лицом
похож на девочку. С отцом
улыбку делим прежних дней –
весёлый я, а он – еврей.
Глаза смеются – все взахлёб
и рот и загорелый лоб,
не может губ отца печать
на детском лбу печаль зачать.
Она пришла ко мне потом
и чёрным (сплюнул я) котом
легла на лоб. “Мне очень жаль”, -
так вежлива была печаль.
Лицом похож я на отца
и в цвете лба его пыльца,
изрыт печалью глаз и рот,
лежит на лбу отцовский кот.