И почему-то вспомнилось о ней. Кажется, только сейчас начинаю понимать её.
Тогда ей было чуть за шестьдесят, а мне соответственно чуть за сорок. Мне она казалась уже достаточно старой, чтобы жить тихо, умиротворённо утопая в заботах о внуках: у сестры, которая моложе меня на десяток лет, дети были ещё маленькими, как раз бы бабуле и посидеть с ними.
А она металась. То ко мне в гости приедет, побудет день-два и уезжает: то к себе в однокомнатную квартирку в Подмосковье, то к сестре, но тоже ненадолго. Как птица перелётная – металась между этими тремя полюсами, и было ощущение, что везде ей чего-то не хватает.
Кажется, только сейчас начинаю понимать причину этого метания. Когда сама уже с десяток лет провела в одиночестве...
...Иногда наваливается такая тоска!..
Тут как-то один знакомый полушутя, полусерьёзно по телефону проговорил:
– Вот не ерепенилась бы, сидели бы сейчас рядком, твоя голова на моём плече, я бы обнял тебя… А сейчас сидишь одна... А ночью наверняка ревёшь от тоски... Всё равно уже не найдёшь никого лучше меня. Смотри, опоздаешь...
А я сижу и молчу, потому что боюсь слова сказать – начну говорить, и слёзы хлынут... Потому что правду говорит. Иногда ночью такое подступит к горлу! Уткнёшься в подушку и ревёшь...
Отревёшь и начинаешь думать: а что, собственно, такого жуткого в моей жизни? На самом деле, всё замечательно! Квартира есть. Дети и внуки живы-здоровы. Привечают. Сама здорова, одета, обута. Ну чего тебе ещё надо?!
И понимаешь, что женский век-то не кончился. Оттого слёзы, что одна, что ещё хочется сердцем прилипнуть… Недолюбило оно... Хочется, чтобы рядом была стеночка крепкая, надёжная. Чтобы и пожалел, и приласкал...
Вот так же, видно, и мать маялась, оставшись одинокой в свои, как оказалось, совсем не старушечьи годы... А нам – в наших заботах о своих детях и самих себе – некогда было даже просто поговорить с ней...
Сейчас-то я бы нашла слова... Да уже некому их сказать.
Только прощения просить и остаётся... Может, услышит...