А.Н. Апухтин «Год в монастыре» (1883) (Поэмы и циклы стихов)

                   Посвящение. К «Году в монастыре»

О, возврати мне вновь огонь, и вдохновенье,
И светлую любовь недавней старины,
И наших первых встреч, счастливое волненье,
И красотой твоей навеянные сны!
Останови на мне чарующие взоры,
Когда-то ласково встречавшие мой стих,
Дай мне услышать вновь былые разговоры,
Доверчивый рассказ надежд и дум твоих.
Опять настрою я ослабленную лиру,
Опять я жить начну, не мучась, но любя,
И пусть погибну я - но на прощанье миру
Хочу я бросить песнь, достойную тебя.

                    1883 год

                    Год в монастыре. 16 ноября

Игумен призывал меня. Он важен,
Но обходителен; радушно заявил,
Что я к монастырю уж «приукажен»,
И камилавкою меня благословил.
Затем сказал: «Ты будешь в послушаньи
У старца Михаила. Он стоит
Как некий столб меж нас, им наш украшен скит,
И он у всех в великом почитаньи.
Все помыслы ему ты должен открывать
И исполнять безропотно веленья,
Да снизойдёт к тебе Господня благодать
И да обрящешь путь спасенья!»

Итак, свершилось: я монах
И в первый раз в своей одежде новой
Ко всенощной пошёл. В ребяческих мечтах
Мне так пленительно звучало это слово,
И раем монастырь казался мне тогда.
Потом я в омут жизни окунулся
И веру потерял...Но вот прошли года, -
И к детским грёзам снова я вернулся.

                    Год в монастыре. 1 декабря

Уж две недели я живу в монастыре
Среди молчания и тишины глубокой.
Наш монастырь построен на горе
И обнесён оградою высокой.
Из башни летом вид чудесный, говорят,
На дальние леса, озёра, и селенья;
Меж кельями разбросанными - сад,
Где множество цветов и редкие растенья
(Цветами монастырь наш славился давно).
Весной в нём рай земной, но ныне
Глубоким снегом всё занесено,
Всё кажется мне белою пустыней,
И только куполы церквей
Сверкают золотом над ней.
Направо от ворот, вблизи собора,
Из-за дерев едва видна,
Моя ютится келья в два окна.
Приманки мало в ней для суетного взора:
Дощатая кровать, покрытая ковром,
Два стула кожаных, меж окон стол дубовый
И полка книг церковных над столом;
В киоте лик Христа, на Нём венец терновый.

Жизнь монастырская без бурь и без страстей
Мне кажется каким-то сном беспечным.
Не слышу светских фраз, затверженных речей
С их вечной ложью и злословьем вечным,
Не вижу пошлых, злобных лиц...
Одно смущает: недостаток веры,
Но Бог поможет мне; Его любви нет меры
И милосердью нет границ!
Проснувшись, каждый день я к старцу Михаилу
Иду на послушанье в скит.
Ему на вид лет сто, он ходит через силу,
Но взор его сверкает и горит
Глубокой, крепкой верой в Бога
И в душу смотрит пристально и строго.
Вчера сказал он с гневом мне,
Что одержим я духом своеволья
И гордости, подобно сатане;
Потом повёл меня в подполье
И показал мне гроб, в котором тридцать лет
Спит, как мертвец, он, саваном одет,
Готовясь к жизни бесконечной...
Я с умилением и горестью сердечной
Смотрел на этот одр унынья и борьбы.
Но старец спит в нём только летом;
Теперь в гробу суровом этом
Хранятся овощи, картофель и грибы.

                    Год в монастыре. 10 декабря

День знаменательный, и как бы я его
Мог описать, когда бы был поэтом!
По приказанью старца моего
Поехал я рубить дрова с рассветом
В сосновый бор. Я помню в первый раз
Я проезжал его, томим тяжёлой думой;
Октябрьский серый вечер гас,
И лес казался мне могилою угрюмой:
Так был тогда он мрачен и уныл!
Теперь блеснул он мне красою небывалой.
В восторге, как ребёнок малый,
Я вежды широко раскрыл.
Покрыта парчевым блестящим одеяньем,
Стояла предо мной гигантская сосна;
Кругом глубокая такая тишина,
Что нарушать её боялся я дыханьем.
Деревья стройные, как небеса светлы,
Вели, казалось, в глубь серебряного сада,
И хлопья снежные, пушисты, тяжелы,
Повисли на ветвях, как гроздья винограда.
И долго я стоял без мыслей и без слов...
Когда же топора впервые стук раздался,
Весь лес заговорил, затопал, засмеялся
Как бы от тысячи невидимых шагов.
А щёки мне щипал мороз сердитый,
И я рубил, рубил, один в глуши лесной...
К полудню возвратился я домой
Усталый, инеем покрытый.
О, никогда, мои друзья,
Так не был весел и доволен я
На ваших сходках монотонных
И на цинических пирах,
На ваших раутах игриво-похоронных,
На ваших скучных пикниках!

                    Год в монастыре. 12 декабря

Неверие моё меня томит и мучит,
Я слепо верить не могу.
Пусть разум веры враг и нас лукаво учит,
Но нехотя внимаю я врагу.
Увы, заблудшая овца я в Божьем стаде...
Наш ризничий - известный Варлаам -
Читал сегодня проповедь об аде.
Подробно, радостно, как будто видел сам,
Описывал, что делается там:
И стоны грешников, молящих о пощаде,
И совести, и глаз, и рук, и ног
Разнообразные страданья...
Я заглушить в душе не мог негодованья.
Ужели правосудный Бог
За краткий миг грехопаденья
Нас мукой вечною казнит?
И вечером побрёл я в скит,
Что б эти мысли и сомненья
Поведать старцу. Старец Михаил
Отчасти только мне сомненья разрешил.
Он мне сказал, что, верно, с колыбели
Во мне все мысли грешные живут,
Что я смердящий пёс и дьявольский сосуд...
Да, помыслы мои успеха не имели!

                    Год в монастыре. 20 декабря

Увы! Меня открыли! Пишет брат,
Что всюду о моём побеге говорят,
Что все смеются до упаду,
Что басней города я стал, к стыду друзей,
И просит прекратить скорей
Мою, как говорит он, «эскападу».
Я басня города! Но всё ли мне равно?
В далёкой, ранней юности, бывало,
Боялся я того, что может быть смешно,
Но это чувство скоро миновало.
Теперь, когда с людьми все связи порваны,
Как сами мне они и жалки, и смешны!
Мне дела нет до мненья света,
Но мнение одно хотел бы я узнать...
Что говорит она? Впервые слово это
Я заношу в заветную тетрадь...
Её не назвал я...но что-то
Кольнуло сердце, как ножом.
Ужель ничем, ничем: ни трудною работой,
Ни долгою молитвой, ни постом
Из сердца вырвать не придётся
Воспоминаний роковых?
Оно, как прежде, ими бьётся,
Они и в снах, и в помыслах моих,
Смешно же лгать перед самим собою...
Но этих помыслов я старцу не открою!

                    Год в монастыре. 24 декабря

Восторженный канон Дамаскина
У всенощной сегодня пели,
И умилением душа была полна,
И чудные слова мне душу разогрели.
«Владыка в древности чудесно спас народ,
Он волны осушил морские...»
О, верю, верю, Он и в наши дни придёт
И чудеса свершит другие.
О, Боже! Не народ - последний из людей
Зовёт Тебя, тоскою смертной полный.
В моей душе бушуют также волны
Воспоминаний и страстей.
О, осуши же их Своей могучей дланью!
Как солнцем освети греховных мыслей тьму.
О, снизойди к ничтожному созданью!
О, помоги неверью моему!

                    Год в монастыре. 11 января

Сегодня сценою печальной
Весь монастырь взволнован был.
Есть послушник у нас, по имени Кирилл.
Пришёл он из Сибири дальней
Ещё весной и все привлёк сердца
Своею кротостью и верой без предела.
Он сын единственный богатого купца,
Но верой пламенной душа его горела
От первых детских лет. Таил он мысль свою,
И вот однажды бросил дом, семью,
Оставивши письмо, что на служенье Богу
Уходит он. Отец и мать
Чуть не сошли с ума; Потом его искать
Отправились в безвестную дорогу.
Семь месяцев, влача томительные дни,
По всем монастыря скиталися они.
Вчера с надеждою последней
Приехали сюда, не зная ничего,
И нынче вдруг за раннею обедней
Увидели Кирюшу своего...

Вся братия стояла у собора,
Кирилл молчал, не поднимая взора.
Отец - осанистый, седой как лунь старик -
Степенно начал речь, но стольких впечатлений
Не вынесла душа: он головой поник
И стал пред сыном на колени.
Он заклинал его Христом
Вернуться снова в отчий дом,
Он говорил, как жизнь ему постыла...
«На что богатства мне? Кому их передать?
Кирюша, воротись! Возьмёт меня могила -
Опять придёшь сюда: тебе не долго ждать!»
Игумен отвечал красноречиво, ясно,
Что это благодать, а не напасть,
Что горевать отцу напрасно,
Что сын его избрал благую часть,
Что он грехи отцовские замолит,
Что тяжело идти от света в тьму,
Что, впрочем, он его остаться не неволит:
«Пускай решает сам, по сердцу своему!»

А мать молчала. Робкими глазами
Смотрела то на сына, то на храм,
И зарыдала вдруг, припав к его ногам,
И таял белый снег под жгучими слезами.
Кирилл бледнел, бледнел: в душе его опять,
Казалось, перелом какой-то совершался,
Не выдержал и он: обняв отца и мать,
Заплакал горько...но остался.
Так наша жизнь идёт: везде борьба, разлад...
Кого ж Ты осудил, о правосудный Боже?
И правы старики, и сын не виноват,
И долгу своему игумен верен тоже...
Как разрешить вопрос? Что радость для одних,
Другим - причина для страданья...
Решать я не могу задач таких...
Но только матери рыданья
Сильней всего звучат в ушах моих!

                    Год в монастыре. 2 февраля

Второе февраля...О, вечер роковой,
В который всё ушло: моя свобода,
И гордость сердца, и покой...
Бог знает почему - тому назад три года -
Забрёл я к ней. Она была больна,
Но приняла меня. До этих пор мы в свете
Встречались часто с ней, и встречи эти
Меня порой лишали сна
И жгли тревогою минутной,
Как бы предчувствием далёким...но пока
В душе то чувство жило смутно,
Как подо людом живёт бурливая река.
Она была больна, её лицо горело,
И в лихорадочном огне
С такой решимостью, с такой отвагой смелой
Глубокий взор её скользил по мне!
От белой лампы свет ложился так приветно;
Часы летели. Мы вдвоём,
Шутя, смеясь, болтали обо всём,
И тихий вечер канул незаметно.
А в сердце, как девятый вал,
Могучей страсти пыл и рос, и поднимался,
Всё поняла она, но я не понимал...
Не помню, как я с ней расстался,
Как вышел я в тумане на крыльцо...
Когда ж немая ночь пахнула мне в лицо,
Я понял, что меня влечёт неудержимо
К её ногам...и в сладком забытьи
Вернулся я домой...о, мимо, мимо,
Воспоминания мои!

                    Год в монастыре. 7 февраля

Зачем былого пыл тревожный
Ворвался вихрем в жизнь мою
И разбудил неосторожно
В груди дремавшую змею?
Она опять вонзила в сердце жало,
По старым ранам вьётся и ползёт,
И мучит, мучит, как бывало,
И мне молиться не даёт.
А завтра пост. Дрожа от страха,
Впервые исповедь монаха
Я должен Богу принести...
Пошли же, Господи, мне силу на пути,
Дай мне источник слёз и чистые восторги,
Вручи мне крепкое копьё,
Которым, как Святой Георгий,
Я б раздавил прошедшее моё!

                    Год в монастыре. 9 февраля (Из Великого Канона).

Помощник, Покровитель мой!
Явился Он ко мне, и я от мук избавлен,
Он Бог мой, славно Он прославлен,
И вознесу его я скорбною душой.
С чего начну свои оплакивать деянья,
Какое положу начало для рыданья
О грешном, пройденном пути?
Но, Милосердный, Ты меня прости!
Душа несчастная, как Ева,
Полна ты страха и стыда...
Зачем, зачем, коснувшись древа,
Вкусила ты безумного плода?
Адам достойно изгнан был из рая
За то, что заповедь одну не сохранил;
А я какую кару заслужил,
Твои веленья вечно нарушая?
От юности моей погрязнул я в страстях,
Богатство растерял, как жалкий расточитель,
Но не отринь меня, поверженного в прах,
Хоть при конце спаси меня, Спаситель!
Весь язвами и ранами покрыт,
Страдаю я невыносимо;
Увидевши меня, прошёл священник мимо
И отвернулся набожный левит...
Но Ты, извлекший мир из тьмы могильной,
О, сжалься надо мной! - Мой близится конец...
Как сына блудного прими меня, Отец!
Спаси, спаси меня, Всесильный!

                    Год в монастыре. 13 февраля

Труды говения я твёрдо перенёс,
Господь послал мне много тёплых слёз
И покаянья искреннее слово...
Но нынче - в день причастия святого, -
Когда к часам я шёл в собор,
Передо мною женщина входила...
Я задрожал, как лист, вся кровь во мне застыла,
О, Боже мой! Она!..Упорный, долгий взор
Её заставил оглянуться.
Нет, обманулся я. Как мог я обмануться?
И сходства не было: её походка, рост -
И только...Но с тех пор я исповедь и пост -
Всё позабыл, молиться я не смею,
Покинула меня святая благодать,
Я снова полон только ею,
О ней лишь я могу и думать и писать!
Два месяца безоблачного счастья!
Пусть невозвратно канули они,
Но как не вспомянуть в печальный день ненастья
Про тёплые, про солнечные дни?
Потом пошли язвительные споры,
Пошёл обидный, мелочный разлад,
Обманов горьких длинный ряд,
Ничем не вызванные ссоры...
В угоду ей я стал рабом,
Я поборол в себе и ревность, и желанья;
Безропотно сносил, когда с моим врагом
Она спешила на свиданье.
Но этим я не мог её смягчить...
С каким расчитанным стараньем
Умела мне она всю душу истомить
То жёстким словом, то молчаньем!
И часто я хотел ей в сердце заглянуть;
В недоуменьи молчаливом
Смотрел я на неё, надеясь что-нибудь
Прочесть в лице её красивом.
Но я не узнавал в безжалостных чертах
Черты, что были мне так дороги и милы;
Они в меня вселяли только страх...
Два года я терпел и мучился в цепях
Но наконец терпеть не стало силы...
Я убежал...Мне монастырь святой
Казался пристанью надёжной,
Расстаться надо мне и с этою мечтой!
Напрасно переплыл я океан безбрежный,
Напрасно мой челнок от грозных спасся волн, -
На камни острые наткнулся он нежданно,
И хлынула вода, и тонет бедный чёлн
В виду земли обетованной.

                    Год в монастыре. 10 марта

Как медленно проходит день за днём,
Как в одиночестве моём
Мне ночи кажутся и долги, и унылы!
Всю душу рассказать хотелось бы порой,
Но иноки безмолвны, как могилы...
Как будто чувствуют они, что я чужой,
И от меня невольно сторонятся...
Игумен, ризничий боятся,
Что я уйду из их монастыря,
И часто мне читают поученья,
О нуждах братии охотно говоря;
Но речи их звучат без убежденья.
А духовник мой, старец Михаил,
На днях в своём гробу навеки опочил.
Готовясь отойти к неведомому миру,
Он долго говорил о вере, о кресте,
И пел чуть слышным голосом стихиру:
«Не осуди меня, Христе!»
Потом, заметя наше огорченье,
Он нам сказал: «Не страшен смертный час!
Чего вы плачете? То глупость плачет в вас,
Не смерть увижу я, но воскресенье!»
Когда ж в последний раз он стал благословлять,
Какой-то радостью чудесной, неземною
Светился взор его. Да, с верою такою
Легко и жить, и умирать!

                    Год в монастыре. 3 апреля

Христос воскрес! Природа воскресает,
Бегут, шумят весенние ручьи,
И тёплый ветерок и нежит и ласкает
Глаза усталые мои.
Сегодня к старцу Михаилу
Пошёл я в скит на свежую могилу.
Чудесный вечер был. Из церкви надо мной
Неслось пасхальное, торжественное пенье,
И пахло ладаном, разрытою землёй,
И всё так звало жить, сулило воскресенье!
О, Боже! Думал я, зачем томлюсь я тут?
Мне тридцать лет, совсем здоров я телом,
И наслаждение, и труд
Могли бы быть ещё моим уделом,
А между тем я жалкий труп душой.
Мне места в мире нет. Давно ли
Я полной жизнью жил и гордо жаждал воли,
Надеялся на счастье и покой?
От тех надежд и тени не осталось,
И призрак юности исчез...
А в церкви громко раздавалось:
«Христос воскрес! Христос воскрес!»

                    Год в монастыре. 4 мая

Две ночи страшные один в тоске безгласной,
Не зная отдыха, ни сна,
Я просидел у этого окна.
И третья ночь прошла,
Чуть брезжит день ненастный,
По небу тучи серые ползут.
Сейчас ударит колокол соборный,
По всем дорожкам сада там и тут
Монахи медленно в своей одежде чёрной,
Как привидения, идут.
И я туда пойду, попробую забыться,
Попробую унять бушующую страсть,
К ногам Спасителя упасть
И долго плакать и молиться!

                    Год в монастыре. 28 мая

О, Ты, который мне и жизнь и разум дал,
Которого я с детства чтил душою
И Милосердным называл!
В немом отчаяньи стою я пред Тобою.
Все наши помыслы и чувства от Тебя,
Мы дышим, движемся. Твоей покорны власти...
Зачем же ты караешь нас за страсти,
Зачем же мы так мучимся, любя?
И, если от греха нам убежать случится,
Он гонится за нами по пятам,
В убогой келье грёзою гнездится,
Мечтой врывается в Твой храм.
Вот я пришёл к Тебе, измученный, усталый,
Всю веру детских лет в душе своей храня...
Но ты услышал ли призыв мой запоздалый,
Как сына блудного Ты принял ли меня?
О, нет! В дыму кадил, при звуках песнопенья,
Молится я не мог, и образ роковой
Преследовал, томил, смеялся надо мной...
Теперь я не прошу ни счастья, ни забвенья,
Нет у меня ни сил, ни слёз...
Пошли мне смерть, пошли мне смерть скорее!
Чтоб мой язык, в безумьи цепенея,
Тебе хулы не произнёс;
Чтоб дикий стон последней муки
Не заглушил молитвенный псалом;
Чтоб на себя не наложил я руки
Перед твоим безмолвным алтарём!

                    Год в монастыре. 25 сентября

Как на старинного, покинутого друга
Смотрю я на тебя, забытая тетрадь!
Четыре месяца в томлении недуга
Не мог тебе я душу поверять.
За дерзкие слова, за ропот мой греховный
Господь достойно покарал меня:
Раз летом иноки на паперти церковной
Меня нашли с восходом дня
И в келью принесли. Я помню, что сначала
Болезнь меня безжалостно терзала.
То гвоздь несносный, муча по ночам,
В моём мозгу пылавшем шевелился,
То мне казалось, что какой-то храм
С колоннами ко мне на грудь валился;
И горем я, и жаждой был томим.
Потом утихла боль, прошли порывы горя,
И я безгласен, недвижим
Лежал на дне неведомого моря.
Среди туманной, вечной мглы
И видел только волн движенье,
И были волны те так мягки и теплы,
Так нежило меня прикосновенье
Их тонких струй. Особенно одна
Была хорошая, горячая волна.
Я ждал её. Я часто издалёка
Следил, как шла она высокою стеной,
И разбивалась надо мной
И в кровь мою впивалася глубоко.
Нередко пробуждался я от сна,
И жутко было мне, и ночь была черна;
Тогда, невольным страхом полный,
Спешил я вновь забыться сном,
И снова я лежал на дне морском,
И снова вкруг меня катились волны, волны...
Однажды я проснулся, и ясней
Во мне явилося сознанье,
Что я ещё живу среди людей
И обречён на прежнее страданье.
Какой тоской заныла грудь,
Как показался мне ужасен мир холодный,
И жадным взором я искал чего-нибудь,
Чтоб прекратить мой век бесплодный...
Вдруг образ матери передо мной предстал,
Давно забытый образ. В колыбели
Меня, казалось, чьи-то руки грели,
И чей-то голос тихо напевал:

«Дитя моё, с тех пор как в гробе тесном
Навек меня зарыли под землёй,
Моя душа, живя в краю небесном,
Незримая, везде была с тобой.
Слепая ль страсть твой образ омрачала,
Обида ли терзала в тишине,
Я знала всё, я всё тебе прощала,
И плакала с тобой наедине.
Когда ж к тебе толпой неслися грёзы
И мир дремал, в раздумье погружён,
Я с глаз твоих свевала молча слёзы
И тихо улыбалася сквозь сон.
И в этот час одна я видеть смела,
Как сердце разрывается твоё...
Но я сама любила и терпела,
Сама жила, - терпи, дитя моё!»

И я терплю и вяну. Дни, недели
Гурьбою скучной пролетели.
Умру ли я, иль нет, - мне всё равно.
Желанья тонут в мёртвенном покое.
И равнодушие тупое
В груди осталося одно.

                    Год в монастыре. 6 ноября

Последний день свободы, колебанья
Уж занялся над тусклою землёй,
В последний раз любви воспоминанья
Насмешливо прощаются со мной.

А завтра я дрожащими устами
Произнесу монашества обет.
Я в Божий храм, сияющий огнями,
Войду босой и рубищем одет.

И над душой, как в гробе мирно спящей,
Волной неслышной время потечёт,
И к смерти той, суровой, настоящей,
Не будет мне заметен переход.

По тёмной, узкой лестнице шагая,
С трудом спускался я...Но близок день:
Я встрепенусь, и посох свой роняя,
Сойду одну, последнюю ступень.

Засни же, сердце! Молодости милой
Не поминай! Окончена борьба...
О, Господи, теперь прости, помилуй
Мятежного, безумного раба!


1883