Войнушка
Самой основной и главной нашей игрой в те годы была «игра в войну». Мне кажется, каждому ребенку хочется воевать, так уж устроена человеческая природа. Борьба ─ основной фактор развития. А наша фантазия, постоянно подпитываемая и книгами, и фильмами, и рассказами ветеранов о войне, заставляла играть в войну почти, что каждый день. Тем более, что игрушечного оружия в продаже было предостаточно. Пусть может и не очень хорошего качества, но нам-то было что ─ мы очень быстро и теряли и ломали наши игрушки. Главным для нас было не качество игрушек, а разнообразие. Еще одним немаловажным фактором упрощающим «игру в войну» было то, что наш район был совершенно новый и в нем постоянно прокладывали какие-то канавы, то для телефона, то для электричества. Мы же использовали канавы и котлованы, как окопы и укрытия. «Игра в войну» приобретала особый интерес на пересеченной местности. Ползание по-пластунски по окопам, штурм долговременных укреплений ─ все было почти по-настоящему, за исключением огнестрела. Огнестрел был игрушечный и главным отличием игре от настоящего боя было то, что называется «Ты ─ убит! Вставай!»
Несмотря на значительную приближенность к реальности, мы обходились без серьезных травм. Царапины, порезы, синяки и шишки ─ вот и все «военные трофеи», ни переломов, ни растяжений мы не получали, не говоря уже о более серьезных травмах. То ли слабоваты мы были, чтобы причинить такое, то ли, наоборот, были слишком ловкими. Теперь уже и не узнаешь. «Игра в войну» нас учила самым нужным качествам, которые в жизни, гораздо более нужны, чем математика, физика и прочие науки, преподаваемые нам в школе. Мы учились быть наблюдательными, осторожными, ловкими, хитрыми, смелыми и одновременно становились сильнее физически от постоянного движения. Игра в войну учила именно военному братству. Ведь играли в нее мы все ─ с одного двора. Но одни становились ─ «наши», а другие ─ «чужие». И мы учились, не обращая внимания ни на что, убивать «чужих» и защищать «своих». Мы понемногу осваивали понимание того, что «чужими» могут быть те, кто живет рядом с тобой, порою даже самые близкие люди. И братство это не только общность языка, общность территории и проч. а общность взглядов, ценностей, приоритетов. Это гораздо более сложное понятие, находящееся уже не в материальной, а, скорее, в духовной части нашего мира.
Банки
Это была самая интересная, после войнушки игра, неожиданно откуда появившаяся (поскольку наши родители о такой игре никогда не слыхивали), и так же неожиданно навсегда исчезнувшая. Насколько я понимаю, это была игра городских низов, которых в Москве было великое множество, после того, как Хрущев начал строить новые районы на местах бывших деревень и заселять их рабочими, приехавшими в Москву, со всех концов нашей страны. И в этом «бульоне» из людей и родилась игра в банки.
Я недаром говорю, что это была чисто городская игра. Для нее, на самом деле, не надо было очень много места. Достаточно было захватить небольшой дворовой проезд, шириной в одну машину и уже можно было бы играть. Если вокруг было больше свободного пространства ─ хорошо, а если нет ─ игра становилась даже более острой и интересной. Самое интересное, что и машины нам не мешали, если они изредка проезжали. Ни палкам, ни банка особого вреда не были, лишь бы колесом не наехали. На принадлежность этой игры к городским низам указывает то факт, что основными игровыми предметами в ней были палки и пустые консервные банки, то есть те предметы, которые в два счета можно было найти на помойке. Палки, конечно, мы старались припрятывать, у некоторых даже были обломки клюшек, а у некоторых и стальные трубки с самодельными ручками, сделанными из изоленты. Но у большинства были обычные палки, поэтому мы не очень страдали от их потери. Нет ─ можно было отломать от дерева или выдрать из какого-нибудь заборчика.
А правила были очень простые ─ поперек дороги прочерчивались несколько параллельных линий. У каждой было свое название. Слышал, что их иногда просто нумеровали, но у нас, они имели воинские звания. Линия «Рядовой», «Сержант», «Лейтенант», «Полковник» и «Генерал». После чего перед генеральской линией, иногда на очень-очень небольшом расстоянии от нее, посредине проезда, помещалась башня из двух-трех, а то и четырех консервных банок, поставленных одна на другую.
Затем определялся водящий. Для этого, каждый из играющих ставил свою палку на мысок ботинка, придерживая другой конец рукою. По команде все швыряли ногою палки и тот, чья была ближе всех, становился водящим.
А дальше начиналась игра. По очереди палок ─ то есть тот кто закинул палку чуть дальше водящего, было номером первым, кто еще дальше ─ номером вторым и так далее ─ рукою кидали палку с целью попасть в банки. Если никто не сбивал банки, после последнего бросавшего, игроки шли брать свои палки. Водящий должен был осалить палкой игрока и после этого сбить банки. Осаленный становился водящим и должен был быстро собрать из разбросанных банок башню. Пока он ее не собрал, водящего не было и все без опаски расхватывали свои палки.
Если игроку удавалось взять свою палку, то он имел право сбить банки, если его не осалил ведущий. За это начислялось одно очко. А остальные игроки опять же быстро расхватывали свои палки.
Ну а если банки сбивались во время броска палки с руки, то за это начислялось 2 или 5 очков (толком уже не помню, была какая-то заумная система подсчетов) и все, уже бросившие свои палки, кидались их выручать. Плохо было тому, кто не успел бросить свою палку ─ потому что следующий кон игры начинался с него и если он оставался последним, то уж точно бы стал водящим, если бы не сбил банки или не проявил чудеса юркости.
Вот так мы могли играть часами. Мне часто приходилось водить, пока я не научился метко сбивать банки. Водить мне было сложно, поскольку из-за своей пузатости я был достаточно неповоротлив и небыстр. А в банках как раз требовались именно эти качества. Через сколько-то очков тебе присваивался следующий чин и ты переходил на более ближнюю к банкам линию. Порою генеральская линия была так близко к банкам, что генералу даже бросать палку не требовалось. А так, лениво, махнет и собьет банки, чтобы, например, выручить какого-нибудь неудачника.
Неудачником становился тот, чья палка лежала ближе всего к банкам ─ водящему легче было бы его осалить. Хотя не всегда, некоторые (я никогда этого не делал) скользя по асфальту пузом, хватали палку и тут же сбивали банки вперед водящего. Победа была налицо, а некоторые неудобства, вроде ссадин, царапин и грязи, не могли затмить отвагу.
Удачнее всего было, когда палки разбрасывались веером, чтобы хотя бы одна была подальше от банок. Но ведь все мы хотели сбить банки и получить заветные очки, поэтому очень редко были «договорные» палки, когда кто-нибудь специально бросал свою палку в сторону. Откровенная борзота наказывалась ─ снималось звание, очки. Приходилось хитрить ─ вроде как бы промахнулся.
Нет, что ни говори, а игра исключительно городская, играть в такую игру за городом, не на асфальте невозможно. Все полетит вкривь и вкось, да и где найти консервные банки? Кстати, как-то какие-то, видимо недавно приехавшие из деревни, ребята, пытались принести нам «Чижа» (кто знает эту игру ─ хорошо, кто не знает ─ не рассказываю ─ она не наша). И что ─ ничего не получилось. Потому что чиж постоянно улетал черти куда ─ то в кусты, то на клумбу с цветами в палисадник к Кошатнице, то, при лихом ударе, ударялся о стену дома и проч. Это типичная деревенская игра для обширных пространств, вроде лугов и полян, когда никакая преграда не мешает полету твоего чижа, а пересеченность местности только придает интерес игре и непредсказуемость удару.
Отрезание земли
В эту игру можно было играть только на свободных от травы участках, нам повезло ─ в те годы в середине двора, около бельевой сушилки, такой участок был. На земле рисовался круг, который разбивался на сектора по количеству играющих. Затем считалкой выявлялся первый игрок. И начиналось. Правила очень просты ─ воткнуть нож в сектор соседа, а затем по направлению лезвия прочертить черту от своей границы до следующей или до края круга. Кусок между краем круга и полученной чертой становился твоим и ты получал право на еще один бросок. Можно было встать на только что приобретенный участок, чтобы сделать следующий бросок ножа. И так играли, пока вся земля не переходила к кому-нибудь одному. Играли мы только складными (перочинными) ножами, поэтому нож мог не только не воткнуться и упасть при броске, но просто сложиться, так чтобы ручка коснулась земли. Принято было, что если нож не воткнулся, то право броска переходило к следующему по часовой стрелке участнику. А если ручка ножа падала, то земля тебе доставалась, но право броска ты терял.
Вождение войск
В эту игру можно было играть везде ─ была бы земля, а чем больше на ней всяких препятствий, вроде кустов, лавочек, клумб, камней ─ так это только лучше.
Правила были совсем простые ─ надо было привести свою армию во вражеский город и захватить его. В качестве города назначался круг, не помню какого размера, а помню, что город надо было застолбить. То есть я тыкал пальцем на какое-то место и говорил, что здесь будет мой город. А затем я должен был то ли три, то ли пять раз подряд удачно бросить нож в это место. Если нож втыкался все разы, то город был застолблен, а коли нет, то приходилось выбирать другое место. А место для города надо было выбирать с умом, поскольку чтобы завоевать город, надо было бы также несколько раз (обычно пять) подряд удачно бросить в, изображающий город круг, нож. Если нож падал, то начиналась осада и владелец города мог бросать в войско нападающего нож. Если все условленные броски были удачны, то нападающая армия была разбита и игрок отправлялся в свой город собирать новую армию, а весь его путь стирался. Поэтому, выбирая место для города, приходить обращать внимание на то, как он расположен. Удачные места были ─ за деревом, рядом с клумбой ─ там, где грунт пожестче (чтобы нож не втыкался) да подход ограничен (труднее подойти). Особенно ценились места, где ветки и кусты. Там нож было трудно бросать, но так же трудно было застолбить город.
А армия перемещалась путем бросания ножа. Начинался путь из твоего города в сторону какого-нибудь соседнего. Если нож удачно втыкался, то можно было от города в направлении лезвия ножа провести черту условной длины (как мы ее выбирали не помню!!! то ли она равнялась длине ботинка, то ли насколько далеко бросишь настолько и переместишься). Ты становился в конец черты и снова бросал нож, таким образом, отдаляясь от своего города, Как только нож падал, право броска переходило к соседу.
Очень увлекательная и интересная игра, не только на ловкость, но и на логику. Приходилось думать, как двигать свои войска. Кратчайший путь, знакомый по математике ─ прямая, не подходил, поскольку могли встречаться и травянистые и каменистые участки, на которых нож мог упасть, и ты попросту терял время, а другие в это время приближались к твоему городу. Мы прокладывали по двору порою такие трассы… Здоровская игра.
Ножички
Иногда мы играли в саамы обычные ножички. Надо было набрать (как закидывались) то наибольшее количество удачных бросков, то наибольшее количество удачных бросков подряд. А иногда ─ по общности и того и другого. Существовали какие-то правила, которые я забыл, по которым можно было менять место для бросков и еще что-то навсегда ушедшее из памяти.
И вообще хочу сказать, что нож участвовал во многих наших играх ─ от тех со сложными правилами, про которые я рассказал, до примитивного попадания в землю, дерево или забор. Молодежь, которая моложе нас, все меньше и меньше играла ножами. Создается такое впечатление, что они совсем не умеют им пользоваться. Ни то, что кинуть, даже элементарно зарезать не смогут.
Секретики
Игра, которую я чуть было не упустил из виду, называлась «секретики». Играли мы в нее в самом раннем детстве – до школы и потом, класса до третьего. Я долго думал – какие в этой игре были правила и никак не мог вспомнить. Ломал голову и так, и сяк, а потом понял – никаких правил в этой игре не было! И мои ровесники подтвердили это. Главное в «секретиках» была тренировка собственной памяти. Единственное правило игры – по каким-то, одному тебе ведомым приметам, найти свой «секретик».
Находили что-нибудь яркое и цветное – фантик от конфет, цветные ягодки – рябину или цветочки пижмы, обрывок открытки, цветной книжки – ну, в общем, любой разноцветный или блестящий предмет и закапывали его в землю, накрыв кусочком битого стекла. Особенно любили бой молочных бутылок, поскольку они были арочной формы. Сверху присыпали землею или листьями, весной и летом – травою.
Затем мы хвастались друг перед другом, своими «секретиками». Надо было быстро и правильной найти их. А, если учесть, что закапывали мы их всегда в безлюдных и заросших кустами и крапивой местах (за домом, где никто почти не ходил, на березовой аллее, возле дома 17, и, став постарше, возле радиостанции), то можно понять, что это, порою, было сделать нелегко. Многие «секретики» так и остались не найденными.
Автобусы
Были случаи (но очень редко), когда мы играли в совершенно мирные игры, без всякого боя. Помню, когда у меня появился велосипед, мы с Колькой играли в автобусы. Прокладывали по кварталу маршрут, придумывали остановки, на видные места, вешая кусочки бумаги с их названиями. Придумывали себе номера маршрутов, которые писали в картонном кружочке, повешенном на руль велосипеда и ездили по маршруту, открывая двери, объявляя остановки, сажая и высаживая пассажиров, и даже отдыхая на конечной ─ совсем как настоящие водители гортранспорта. Я помню составил схему маршрутов нашего квартала по которым мы могли ездить. Помимо реальных объектов вроде остановки настоящего троллейбуса или библиотеки, там были и различные вымышленные. Так было интересней.
Паровозы
Еще одна мирная игра, в которую мы играли только с Пилясовым, может быть потому, что оба мечтали стать машинистами, а может быть потому, что его балкон был на втором этаже. Балкон у него был очень удобно сделан ─ вместо наружных подоконников ан нем были сделаны два мягких сидения и мы могли сидеть на балконе справа и слева от двери, совсем как в настоящем локомотиве. Ну, может быть, не в железнодорожном, но совершенно так, как в метрополитеновском. Мы крутили какие-то ручки, сделанные колькиным отцом, гудели, дундели, изображая звук то локомотива, то стучащих колес и смотрели вперед, представляя перед собой бесконечный железнодорожный путь, светофоры, станции. Мы летели вперед, обгоняя свою жизнь, летели к мечте, а мечтали о счастье и об исполнении наших самых заветных детских мечтаний.
Счастья мы не получили, детские желания не исполнились, а жизнь оказалась не столь длинная, да и не столь хорошая, чтобы так рваться в нее из детства.
Пьяные
Очень мы любили играть в «пьяных», когда раскручиваешься на одном месте, чтобы в голове все завертелось сикось-накось, а потом пытаешься сделать несколько шагов. Тебя качает во все стороны, земля поднимается то справа, то слева, ноги не слушаются – шаги, то шире, то короче и так далее. Интересно в эту игру было играть втроем и даже вчетвером, потому что можно было налететь друг на друга, споткнуться, друг за друга схватиться, упасть вместе, прямо как «настоящие пьяные», при этом крича: «я пьяный!.. я пьяный!».
В эту игру мы играли до школы и в школе класса до третьего. Потом, почему-то интерес к ней стал угасать. Нашлись другие, более интересные и более подвижные игры. Пьяные люди, пьянство продолжало вызывать, и смех, и живой интерес, но «игра в пьяных» прекратилась.
Вот я задумался и хочу понять – почему мы просто не изображали пьяных, почему нам обязательно хотелось довести себя до головокружения? Может быть оттого, что в глубине нашего подсознания головокружение всегда однозначно связывается с наслаждением? Вспомните, как сладко кружится голова в юности от одного воспоминания о любимом человеке, о ласках, о поцелуях. А оргазм! Какое мощное головокружение, порою сравнимое со свободным падением, испытываем мы.
Может по этой причине люди и пьют спиртное? Помимо того, что выпитое успокаивает и расслабляет, оно еще дает некоторое головокружение. Возможно, что люди, которым недостает оргазмов в жизни, пытаются получить эрзац-оргазм при помощи спирта?
Бутылки
На меня в третьем-четвертом классе очень большое впечатление производили книги о море. Что интересно – плавать я не умел, моряком стать не мечтал и, даже, не стремился к морским путешествиям. Многие из моих друзей мечтали увидеть заморские страны, кто - Африку с ее пирамидами и водопадом Виктория, кто примитивный Париж или Рим, кто – еще какие-то диковины. А я – нет. Но слушать рассказы о путешествиях или читать о них мне нравилось.
Мои любимые авторы были Житков, Станюкович, Конан-Дойль и, конечно, патриарх морской литературы – Стивенсон. Я перечитывал их по нескольку раз. В книге Станюковича меня восхищала схема парусного корабля с полным описанием парусного вооружения. Поэтому читая морские книги я мог представить какие паруса поднимались, какие спускались и понять сущность происходящего.
Начитавшись о записках в бутылках мы решили тоже отправлять такие письма, благо река была у нас недалеко от дома. Вдоль реки был какой-то чахлый парк, куда весь пролетариат приходил вечером пить водку с пивом. Пролетарий был разный – некоторые не прихватывали с собой бутылки, чтобы сдать, а либо оставляли их где пили, либо кидали куда-нибудь в кусты или реку (вот интересно, почти полвека прошло с той поры, а пролетарий не изменился – все также – где жрет, там и срет – посмотрите на наши парки – только раньше они приходили вдвоем-втроем, а теперь приезжают на машинах со своими свинообразными женами и все остатки своего обжорства оставляют на земле). Большинство брошенных бутылок не разбивалось, поскольку попадало в воду или на ветки. Вот эти бутылки мы и собирали.
Пробки тоже были не проблема – порыскав по помойным ящикам, можно было найти винные пробки или пивные «кепочки», которые мы без труда зачеканивали обратно. Ну а чтобы вода не так быстро проникала в бутылку пробку старались обмазать (поскольку сургуча у нас не было) пластилином или замазкой.
Что мы писали в записках – плохо помню. Начинали с сообщениях о несуществующих кладах и преступлениях, вроде того, что «меня зарезал Колька Пилясов, я все равно умру, хочешь найти мои деньги – они закопаны у дома 20 по Новохорошевскому шоссе, где у первого подъезда растет березка, от нее два шага на запад» и что-то вроде того.
Потом перешли на личности – стали писать гадости про своих учителей, вроде «Козлиха-сука поставила мне двойку, кто найдет эту бутылку должен пожелать ей сдохнуть, иначе проклятье падет на него самого».
Было время, когда мы закидывали по десятку бутылок в день. Не знаю сколько всего мы накидали в Москва-реку таких посланий. Думаю – около 200. Вот интересно будет, если лет челез двести-триста, какой-нибудь досужий археолог найдет хотя бы одну из них.
Кстати бумагу мы брали не всякую. Иногда халтурили – и писали на обрывках тетрадных листов. Но самые лучшие послания я писал на кусках, вырванных из старых книжек 30-40 годов – бумага желтая, как бы старинная. А иногда для непромокаемости и «натурального» вида мы закапывали листочек стеарином со свечки.
Прятки
До школы, да и в начальных классах мы часто играли в прятки – традиционную игру, правила которой всем хорошо известны.
Водящий подходит к «жмурному месту», в качестве которого выступала, чаще всего, стена дома или телефонной кабины, иногда - дерево. Прижимается к нему лицом, иногда вдобавок закрывая глаза ладонями, и считает до определенного числа. За это время все играющие должны спрятаться. Коли не успел – становишься водящим.
Мы играли в нее без осаливания – то есть, если водящий видел кого-то, то тыча рукой в направлении места, где прятался играющий, говорил «имярек выходи», причем имя надо было назвать правильно! Это было очень важно, поскольку если водящий ошибался, то раздавался крик «обознатушки – перепрятушки» и все начиналось снова. Поэтому, когда мы прятались, то, порою, менялись шапками, а то и рубашками, чтобы ввести водящего в обман. В то время это было несложно – детская одежда не отличалась разнообразием цветов и покроев.
Если имя было названо правильно, то и игрок и водящий бежали к «жмурному месту». Кто первый дотронется – выиграл. Если успевал водящий, то он выходил из игры, а игрок становился водящим. В этом плане эта игра была для меня проблематична, поскольку, как толстяк, бегал я плохо, поэтому, когда был водящим, старался далеко не удаляться от «жмурного места», а бродить вокруг да около, выводя играющих из терпения, ожидая, что они совершат ошибку, решив поближе подкрасться к «жмурному месту» и я смогу их заметить.
В других дворах играли с осаливанием, то есть, если водящий замечал кого-то, то должен был обязательно поймать его, раньше, чем он добежит до «жмурного места». Поэтому там можно было блефовать и убегать в сторону от «жмурного места», уводя за собой одуревшего от бега водящего, в то время, как все другие игроки в этот момент сбегались к нему. Как говорится – один за всех.
Обнаруженный становился водящим и играла продолжалась.
Если водящий смотрел в другую сторону, то можно было выскочив из укрытия, добежать до жмурного места и отметиться – за это давали какие-то очки, которые тут же записывали мелом на асфальте. Хотя на самом деле не мелом – откуда нам было взять мел – мы использовали известковый гравий, который в изобилии валялся везде, поскольку строили новые дома, дороги, пешеходные дорожки и еще им засыпали топкие места. А вот как мы эти очки учитывали – не помню. Вспоминается, что там, так же как и в «Банках» были воинские звания, а вот какие они давали привилегии – не помню точно. По-моему, высокие звания давали право перепрятываться, если тебя обнаружат – но это – под вопросом.
Прятки, в отличие от остальных наших игр, приносила много неудобств жителям домов, поскольку мы издавали абсолютно дикие крики, когда бежали к «жмурному месту», пытаясь обогнать водящего. Недаром солдаты кричат «ура» – резкий выдох и крик намного облегчает бег и притупляет боль. Зато наш крик не давал спокойно встретить старость пенсионерам, который в наших пятиэтажках без лифта расселяли по первым и вторым этажам.
Были случаи, когда играющие наносили весьма ощутимые моральные травмы и материальный ущерб окружающим – представьте себе испуг шестидесятилетней старушки, распахивающей дверь своего подъезда, как раз в тот момент, когда оттуда с воплем «а-а-а-а…» пулей вылетает восьмилетний разгильдяй – можно получить инфаркт. А со мною, точнее с Домной Ивановной – единственной бабулькой, жившей на пятом этаже, получилось хуже. Я бежал через кусты, не разбирая дороги, и, выскочив из кустов, налетел на плетущуюся к двери подъезда с двумя большими сумками Домну Ивановну. Мало того, что я так ударил ее головой в живот, что она минут пять не могла разогнуться. Да еще и выбил у нее сумки, на которые вдобавок наступил, раздавив картошку с огурцами и растянулся на асфальте, не успев добежать до «жмурного места». Пока бабушка пыталась продохнуть, я, плюнув на разбитые коленки, игру, стыд и совесть, позорно бросился наутек. Так Домна Ивановна и не узнала, кто ее изувечил. А может быть и не хотела узнавать. Они с моей матерью были в хороших отношениях и может быть не хотела жаловаться на меня, сорванца, понимая, что дети – есть дети, они не просто должны, а обязаны играть и, именно в такие, подвижные игры. Домна Ивановна была родом из глухой орловской деревни и понимала жизнь правильно.
Вышибалы
Были еще и вышибалы, в которые мы играли по общеизвестным правилам, без каких-либо своих добавлений. Двое игроков «кидалы» становились на определенном расстоянии друг от друга, между ними бегало и прыгало несколько человек, уворачиваясь от мяча. В кого попадали – выходил из игры. Тот, кто задерживался в игре надолго – пользовался уважением. Если кому-то удавалось поймать мяч на лету, пока он не ударился о землю – менялся местами с тем, кто этот мяч кинул. Кидалам разрешалось перекидывать мяч друг другу через головы для того, чтобы метать его с близкого расстояния.
Но… но – мы играли в вышибалы на асфальте, поэтому неизбежные падения были весьма болезненны. Что делать – мы уже были горожанами – детьми асфальта. Деревенское детство минуло навсегда. Содранные коленки и исцарапанные ляжки были в порядке вещей. Играя в вышибалы мы очень часто хватались друг за друга, чтобы не упасть на асфальт, а поскольку в эту игру играли, и мальчишки, и девчонки, то уже лет с десяти я стал ощущать, что схватиться за девчонку – совсем не то, что за мальчишку. Какие-то совсем иные ощущения пробивались в моей душе – тревожные и сладостные одновременно. Начиналось пробуждение пола. Наши девчонки испытывали аналогичные чувства, поэтому, взрослея, совсем перестали играть вместе с нами.
Картошка
Картошка внешне напоминала волейбол в кружок, за малым исключением – в начале игры первый, кто не поймал мяч, садился в круг и любой играющий мог резким ударом погасить мяч на него. Если он попадал – очко. Не попадал – садился рядом. Если сидящий ловил мяч на лету, то он менялся местами с гасящим. Было правило: «картошка не резиновая» – подпрыгивать за мячом не разрешалось. Когда оставался один гасящий, после того как промахнется его последний партнер, то он должен был «разбить картошку» – подкидывая мяч, поочередно выбивать всех сидящих.
Мне «повезло» – Илья как-то раз так погасил мяч на мою голову, что я вскочил и, под громкий хохот ребят, шатаясь как пьяный, стал куда-то идти. Да так настойчиво, что меня еле удерживали. Я махал руками, молол что-то нечленораздельное, а потом свалился. И – вот с этого места – я стал ощущать себя. Состояние контузии полностью вычеркнулось из моей памяти.
Это была очень шумная игра, даже очень шумная. Поэтому ее больше всего ненавидели пенсионеры-первоэтажники. Они всячески старались нам помешать. Пока мы были малы, они ловили и протыкали ножом мячи, жаловались на нас родителям и даже дошли до такой наглости, что написали на нас в милицию. Но мы быстро повзрослели и первое выбитое кирпичом стекло, поставило точку в противостоянии дедов и внуков – старые пердуны притихли и, боясь остаться в мороз без стекол, сжав зубы, терпели наши крики и вопли. Сейчас я сам старик, но не понимаю – чем мы мешали этим старым дуракам и дурам. Мне даже нравится, когда дети играют и кричат во дворе – жизнь, значитца, продолжается! Это же прекрасно, раз дети играют и шумят! А им хотелось покоя, который они нашли в могилах. И слава богу!
Царь Горы
Правила Царя Горы повторять бессмысленно – их и так все знают. А вот про гору – другое дело. Тут возможны варианты. Когда мы еще не ходили в школу, то в нашем дворе без конца копали – то ремонтировали водоснабжение, потом прокладывали телефон, затем прокладывали трубы к новопостроенным домам – поэтому земляных куч было много и мы весело играли в Царя Горы, безболезненно скатываясь по мягкой глине или песку. Хотя матерей это не радовало – настолько мы приходили домой грязные.
Но – год-другой – и строительства прекратились, зато во дворе оформили детскую площадку, где был поставлен столик и гимнастическое бревно. Сначала мы попробовали играть в Царя Горы на столике, но наши матери воспротивились, поскольку за столиком девчонки пекли свои традиционные куличики. Бедные девочки – в детстве пекли куличики из песка, а став взрослыми – пекли куличики из теста и все пекли… пекли… и пекли – никакой жизни, одна готовка. Пришлось переносить игру на гимнастическое бревно, которое возвышалось над землей почти на метр и падение с него было очень болезненно. Кольку, было дело, приложили затылком так, что он потерял сознание. И мы со страху разбежались по домам, думая, что он умер. А пока сидели и решали, что нам будет за убийство, Колька очнулся и с идиотской ухмылкой ходил в непонятках туда-сюда по двору. Как потом выяснилось – он никак не мог вспомнить, где его квартира. Первым в окно увидел Кольку живым Илья, обрадовался и выскочил во двор, а вслед за ним высыпали и остальные. За этот случай Кольку дразнили «покойником» целый месяц если не больше. Видимо, у него было сотрясение мозга, поскольку с неделю болела голова, да и вид был какой-то «мертвецкий».
Классики
Иногда, когда было уже совсем скучно, мы играли с девчонками в «классики» – рисовали мелом прямоугольную таблицу в два столбца по пять клеток в каждом и прыгали по ним по какому-то правилу. Сначала – на одной ноге опрыгивали все клетки с 1 по 10, а что потом – не помню. Запомнилось только, что игра начиналась с того, что биту (круглую жестяную коробочку из-под гуталина, такую в которой сейчас пакуют Киви), наполненную песком надо было бросить в определенный квадратик так, чтобы она не вылетела из него, а потом – прыгать на одной ноге, поддавая ею же биту на следующую клетку. Если проходил первый кон, то начинались какие-то сложные схемы.
Остальные игры моего детства были традиционны, что тогда, что и сейчас ─ футбол, хоккей, одно или два касания.
В хоккей мы всегда играли в нашей хоккейной коробке «на простых ботинках», коньки мало у кого были – наше детство было триумфом фигурного катания – его смотрели родители по телевизору. Девочкам покупали фигурные коньки, чтобы они стали фигуристками. Поэтому мы относились к конькам с пренебрежением – девчачий спорт. Хоккей стоял особняком, но для него (по нашему мнению) коньки были совсем не нужны. Главное – клюшка. К ужасу, клюшки делались из низкопробной фанеры, размокали, расслаивались, трескались, а стоили, видимо, дорого, поскольку я помню, как мать, покупая мне очередную клюшку, наставляла: «на целую зиму – что хочешь делай – новую только на следующий год». Вот и заматывали мы сломанные клюшки изоляцией, подставляя в сломанные места какие-нибудь деревянные или металлические штуки, а порою и просто ветки, отломанные у дерева. Не жаловались – весело было. Ильюшке, помнится, родители купили алюминевую клюшку, у которой «кидало» было перфорировано дырками, чтобы оно не упиралось за воздух при резком щелчке. Ничего – максимум через неделю он ее сломал как раз по перфорации. Когда клюшке приходил конец, то играли оставшейся палкой, зато шайбы были неубиваемые – резиновые, тяжелые как смерть и били ужасно больно. Сколько раз, после попадания шайбы, некоторые из нас, скрючившись, минут по пять валялись на льду, понемногу приходя в себя. А с одним мальчиком произошла трагедия, но об этом я расскажу в другой главе.
Футбол, естественно, проходил в той же хоккейной коробке с малым количеством игроков. Вместо травы поле было покрыто мелким щебнем, что учило нас ловкости, осторожности и осмотрительности. Шлепнуться «рыбкой» на таком поле в погоне за мячом было не просто геройством, а героизмом!
Из азартных игр только домино и лото.
Сначала играли на щелбаны, а потом и на деньги.
В школе прибавилась скучно-тоскливая логическая игра «Морской бой», но во что только не будешь играть, чтобы скоротать сорок пять минут урока, выброшенных из нормальной детской жизни.