В некотором бывшем царстве, ставшем рабочее-крестьянским государством, жил-был молодой коммунист Богатырёв Артём. И поскольку товарищ он был идейный, то было ему доверено народной властью командование отрядом частей особого назначения, сокращённо ЧОНом.
Отряд экспроприации проводил, облавы всякие. Не без расстрелов обходилось. А что делать, контра была кругом и угрожала молодой советской республике.
Вот как-то раз вызывает Артёма товарищ Ленин. Прибыл тот в Кремль, пропуск на штык часового латышского стрелка наколол, входит в комнату. Доложился по форме. Ленин ему руку пожал, за стол усадил. Чаю, правда, не налил. Говорит:
- Вызвал я Вас, товагищ Богатыгёв для погучения Вам агхиважного пагтийного задания.
- Слушаю, Владимир Ильич. – Артём аж весь во внимание превратился. А Ленин продолжает:
- Контггеволюционегов мы, батенька, беспощадно подавляем и многих даже гасстгеливаем, но не в этом дело. Необходимо экспгопгеиговать то, что эксплуататогы отняли у тгудового нагода!
- Дык, это, мы стараемся, Владимир Ильич!
- Знаю, батенька, знаю! Бугжуи, помещики, кулаки под давлением сознательного пголетагиата сдают нам золото и пгочие ценности. Но есть неохваченные слои населения.
- Кто такие?
- Вы, голубчик, сказки читали?
- Бабушка в детстве рассказывала. – Несколько удивился Артём такому повороту разговора.
- Пгекгасно, пгекгасно, батенька! – Обрадовался Ильич. - Вам погучается экспгопгеиговать ценности у Кащея бессмегтного!
- Владимир Ильич, помилуйте, как можно? Это же сказочный персонаж!
- Вот именно! И богатства у него должны быть сказочные! Он ведь бессмегтный! Изъять, непгеменно изъять! – Ленин аж слюной забрызгал, так разгорячился.
- Да где ж я его искать-то буду? Может лучше ещё по Москве контру пошерстить?
- Вы мне гаспогяжения пагтии не саботигуйте, товагищ! Саботажников у нас и так хватает. А то ведь я Вас могу немедленно к Феликсу Эдмундовичу напгавить! Как говогится, мой меч, а вас, товагищ Богатыгёв, к стенке, хе-хе-хе!
- Понял, товарищ Ленин! Есть изъять ценности у гражданина Кащея!
- Вот это дгугой газговог! Сгазу видно сознательного пголетагия. Хотя, Вы же у нас из студентов будете. Ну да это всё равно. Зайдите на инструктаж к товагищу Луначагскому, а потом к Дзегжинскому.
- А к нему-то зачем? – Испугался Артём.
- Он людей Вам даст. Не один же Вы пойдёте в логово контггеволюции?
- Понял, Владимир Ильич, разрешите идти?
- Идите, идите, и без кащеева золота лучше не возвгащайтесь!
И с этими словами выпроводил Ильич Артёма за дверь, и глаза у него были добрые-добрые.
Через три дня, получив от Луначарского томик сказок Пушкина ещё дореволюционного, сытинского издания и мешок воблы, а от Дзержинского - десяток китайских красноармейцев, ящик патронов и комиссара Якова Нахимсона, отправился товарищ Богатырёв искать Кащея бессмертного.
Посовещавшись с комиссаром, искать эту контру решили на юге бывшей Империи. Почему на юге? А хрен его знает. Наверно, потому что там теплее и со жратвой получше. В самом деле, не в Мурманск же ехать, тем более, что там Антанта?
Вот едут они в поезде, китайцы на станциях за кипятком бегают и мешочников шмонают, добывают пропитание и чужих в свою плацкарту не пускают. Нахимсон на верхней полке спит, а Артём Богатырёв от нечего делать листает томик Пушкина и думает, как ему быть: как задание партии выполнить, самому в живых остаться и здравый рассудок не потерять.
Как сомнения совсем его одолеют, перечитает он строки о том, что «там царь Кащей над златом чахнет», и снова окрепнет в нём революционная уверенность.
Долго ли коротко ли, но дней за восемь с приключениями и пересадками доехали они до большого губернского города. Не то до Курска, не то до Брянска, не то и вовсе до Харькова. А может даже Царицына. Или Майкопа. Не суть важно.
Сам город в руках красных, но вокруг него белые. Поэтому поезд дальше не идёт. Вообще-то, он бы и пошёл, рельсы-то есть, но машинист не захотел пересекать зону боевых действий.
Вышли на вокзале. Пошли в местную ЧК. Чрезвычайную комиссию, значит. Кого дорогу не спросят, все им направление показывают, и поскорее от них убегают. Подивился Артём такой прыти местных жителей.
Короче, пришли они в ЧК. Стоит почти в центре города, на отшибе за пустырём, эдакая каменная избушка о трёх этажах, высоким забором с колючей проволокой поверху огороженная. Нахимсон в ворота постучался. Местные чекисты открыли им ворота, оружие велели сдать, а китайцев во дворе оставить. И провели к начальнику местной ЧК.
Заходят Богатырёв и Нахимсон в кабинет, а там за столом сидит ни кто иная, как сама Баба-Яга. Вся такая в кожанке и красной косынке, с папироской в зубах и револьвером в руке. А на вид ей лет тридцать пять. И на лицо тётка очень даже ничего. Особенно с голодухи.
- Заходите, - говорит, - добры молодцы! Дела ищите, или от дела бежите? – И как бы в шутку револьвер на товарища Богатырёва наставила и барабан крутанула.
Артём ей раз ленинский мандат на стол! Баба-Яга как подпись товарища Ленина увидела, сразу подобрела, револьвер за пояс засунула, а Богатырёв ей сразу в лоб:
-Ты нас, товарищ комиссар, своим револьвером не пугай! Сперва накорми, напои, в баню своди, а потом уже и расспрашивай! А то у нас от этой воблы уже всё нутро просолилось.
- А может тебе ещё и бабу? – Пыхнула папироской Баба-Яга и подбоченилась.
- Не, это лишнее, мы при исполнении. – Развёл руками Артём.
- Не время сейчас, революция в опасности. – Поддержал командира комиссар.
Вот их товарищ Баба-Яга накормила-напоила от пуза, угостила всякими буржуйскими деликатесами и заморскими винами, сводила в баню и сели они опять в её кабинете чистые и довольные, папироски закурили и стали беседовать.
- Как же ты, - говорит Богатырёв, - Баба-Яга и вдруг стала большевистским комиссаром?
- А я, добрый молодец, при проклятом царизьме была угнетённой женщиной и эксплуатируемым элементом, окружённая всякими буржуазными предрассудками и религиозным дурманом. Но революция меня освободила и как я есть женщина от природы сознательная, то добровольно пошла служить делу революции и народной власти. Да и по душе мне это – людишек, то есть контру всякую под корень изводить. Тут у меня в подвале нынче человек пятьдесят сидит, и половину надо ночью в расход пустить как буржуйский элемент и злостных саботажников. Сам товарищ Ленин нам разнарядку телеграммой отправил. Не желаете ли поучаствовать?
- Желаем, - говорит Нахимсон.
Богатырёв от такой чести уклонился, и Бабу-Ягу спросил:
- Позволь спросить, товарищ комиссар, как так может быть, что была ты, судя по всему, как в сказках сказывают, дряхлой довоенной бабкой, а стала так прямо даже весьма интересной женщиной?
Усмехнулась баба Яга и охотно открыла свой секрет:
- Поскольку я как есть колдовка, оно для меня особой трудности не представляет. То в лесу жить было тяжело, всякие там гуси-лебеди, добры молодцы… Тьфу на них! Я вот здесь, как человека, особенно контру какую, жизни лишу, сразу на пару-тройку дней молодею. Так помаленьку годы и сбросила. Сейчас вот имею стремление снова двадцатилетней стать.
Подивились Богатырёв с Нахимсоном столь сильному колдовству, и спросил тут Артём о самом главном:
- Скажи нам, комиссар-Яга, как бы нам к Кащею бессмертному попасть?
- Та нет ничего проще, - усмехнулась Баба-Яга. – У него поместье в соседней губернии, в Нечаевском уезде, как въедешь, так сразу налево. Вы к нему никак за золотишком? – И ручкой замахала на возражения: - Знаю, знаю, есть оно у Кащеюшки! Только вот незадача, белые сейчас кругом, и нет вам туда хода.
- Что ж их не выбьют? – Вставил слово Яков Нахимсон.
- Потому и не выбьют, что дорогу сторожит полк Белой Армии при поддержке Змея Горыныча, и потому никак Красной Армии туда не пройти.
- Ну, это мы ещё посмотрим. – Нахмурился Богатырёв, вспомнив добрые ленинские глаза.
Так за разговорами время за полночь перевалило. Тут во дворе грузовик мотором затарахтел. Типа, чтобы выстрелы заглушить и комиссару дать знать, что к расстрелу всё готово.
Баба Яга с Нахимсоном пошли тогда контру расстреливать, а Богатырёв лёг спать в отведённой им с комиссаром комнате в здании местной ЧК. Китайцы прямо во дворе спали. Чего ж и не поспать, когда, как ни крути, пятнадцать рублей за службу каждый день платят, а ночи в конце лета ещё тёплые.
Вот утром командир, комиссар и десять китайцев попили морковного чая с семечками, и пошли дальше Кащея искать. Долго ли коротко ли, добрались до линии фронта. А там окопы нарыты и за ними по рельсам красный бронепоезд ходит. Постреливает по противнику, но редко. Потому что со снарядами у него как бы не очень хорошо. И у белых со снарядами плохо, поэтому в ответ они тоже редко стреляют.
Пришли Богатырёв с Нахимсоном в штаб к командиру дивизии. А тот невысокий такой, с усами, и по виду не русский. Ну, так ведь и Богатырёв к нему с Нахимсоном и китайцами пожаловал. Что делать, мировая революция и полный интернационализм. Как говорится, за что боролись…
Командир дивизии спросил, кто такие, сам представился как товарищ Чижиков и спрашивает:
- Скажите, таварыщы, как в Маскаве паживаит таварыщ Лэнин?
- Неплохо поживает, - говорит Артём Богатырёв, - нас вот отправил золото у Кащея бессмертного изъять и в Москву доставить. Вот и командировочное предписание за его подписью.
- Он бы лючше золото Колчака вэрнул, - буркнул товарищ Чижиков и, вернув Артёму бумаги, закурил вонючую трубку.
- Нам бы за линию фронта пройти, обойти белых бы, чтобы в Нечаевский уезд… - Задыхаясь от дыма, нескладно изложил свою просьбу Артём.
- Нэ палючитса! – Отрезал комдив. - Белие кругом, савсэм впирот нильзя идти!
- А много белых, товарищ Чижиков? – Спросил Нахимсон, разгоняя рукой трубочный дым.
- Вах, савсэм многа, да! Целый дивизий, два бранепоезд и Змей Гарыныч у них, слюшай! Савсем ходу нет, а этат казол барадатий падкриплений не шлёт савем, да! Как хочешь, так ваюй, да!
«Что за козёл бородатый? - Подумал Артём, - Неужели это он так о самом товарище Троцком»? – Но вслух сказал:
- А если мы змея одолеем, поможете линию фронта пересечь, товарищ Чижиков?
- Вах, ти мне змея савсем завали, да, я тагда бэлых да Чёрний моря гнать буду, а не то, что за Нечаевский уезд!
- Завалим, товарищ Чижиков! – Пообещал Артём.
- Ну и за каким хреном ты, шлимазл, таки это ему пообещал? – Спросил Нахимсон, когда они вышли из штаба.
- Будем змея валить! – Улыбнулся Артём.
- Ну ты и дурак, командир! – Изумился комиссар.
- Не дурнее тебя, товарищ Нахимсон, - махнул рукой Артём. И пошел узнать, как обстоят дела на красном бронепоезде «Заря коммунизма». Китайцев с собой взял.
Только Артём зашел в штабной вагон бронепоезда и представился его командиру, как через нарочного пришёл приказ товарища Чижикова наступать.
Красные пошли в атаку. Пулемёты застрочили, забухали пушки бронепоезда. Красноармейцы, стреляя на ходу из винтовок, побежали с криками «Ура»! на позиции белых. А у тех, видно, с патронами совсем худо, стреляют вяло и редко, а красные прут и прут вперёд. Вот уже колючую проволоку перед вражескими позициями стали резать.
Но тут из-за холма с рёвом появилось сказочное чудище о трёх головах. Оно летело на кожистых крыльях. С позиций красных вылетел ему навстречу аэроплан системы «Фарман». Бойцы атаку прекратили, и белые стрелять перестали. Все задрали головы, и смотрят, что дальше будет. Но дальше ничего интересного не было. Стрелок с самолёта выпустил в змея пару очередей из пулемёта, но змей легко от них увернулся, подлетел к самолёту, раскрыл пасти и пыхнул слегка огнём всего из одной глотки. Огонь был как из паяльной лампы.
Тут же ткань на крыльях самолёта вспыхнула, и дореволюционный «Фарман» упал на землю. Белые закричали «Ура»! а красные побежали обратно к своим окопам, так и не дорезав колючую проволоку.
Змей тем временем развернулся, набрал скорость и, войдя в крутое пике, атаковал красный бронепоезд.
- Вот так всегда! – Закричал командир бронепоезда и в переговорную трубу скомандовал открыть огонь по змею. Команда люки задраила и давай стрелять из бортовых пулемётов. Но змей-то сверху! Не долетают до него пули. У пулемётных стволов угол возвышения не тот. А люк открыть страшно: попадёт в него струя огня и взорвётся на фиг весь бронепоезд!
Змей прошёл на бреющем полёте, огнём из трёх пастей пыхнул как из германского огнемёта, и тендер паровоза подпалил. Набрал высоту и на второй боевой заход пошёл. Вот тут Артём Богатырёв и придумал военную хитрость.
- Поскольку я, - говорит он командиру бронепоезда, которого так и не успел спросить, как зовут, - в империалистическую войну был в зенитной артиллерии на германском фронте, прошу допустить меня до зенитного пулемёта.
- Залезай! – Кивнул ему командир на пулемётную башню. – У на из него всё равно стрелять никто не умеет.
Тогда Артём велел своим китайцам вокруг бронепоезда бегать, в змея стрелять и тем отвлекать его, а сам в башню залез и за спаренным зенитным пулемётом устроился. А один из китайцев встал с ним за второго номера – патронную ленту в пулемёты подавать.
Стал змей за китайцами гоняться, те начали в него из винтовок стрелять. Но, как известно, за десятью китайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Тем более все три головы пытались тащить тело каждая в свою сторону.
Змей в китайцев с воздуха огнём пыхает, промахивается и ругается человеческим голосом. Ветер от его крыльев такой, что человека с ног валит. Тендер паровоза горит, винтовки щёлкают, шум и гам стоит. Белые, видя такое безобразие, кричат от радости и готовятся к контратаке. Вот ударят сейчас в штыки по позициям, и покатится прочь Красная Армия.
Богатырёв приник к прицелу и сказал:
- Всё, достал ты меня, чудо-юдо, сейчас я из тебя сделаю царский герб! Дал он пару пристрелочных очередей и открыл огонь на поражение.
Змей-Горыныч как раз очень увлёкся боем. Он как раз согласованным огнём пытался очередного китайца подпалить и никак не ожидал с тыла такой подлянки. Тут ему товарищ Богатырёв и срезал меткой пулемётной очередью среднюю голову у самого основания шеи. Рухнула голова с шеей на землю и придавила китайца насмерть. А змей, пуская дым и кровь из обрубка шеи, в планирующем полёте потянул к позициям белых. Летит и едва шевелит дырявыми крыльями. Китайцы ведь не зря в него стреляли, да и пристрелочные очереди из пулемёта даром не прошли.
Комдив Чижиков всё это в бинокль увидел, позвонил в расположение войск, посыльных отправил и велел снова подниматься в атаку.
Красные снова побежали вперёд и выбили белых с позиций. Те без воздушной поддержки не сильно и сопротивлялись. Попрыгали в свои два бронепоезда, сели на коней и, огрызаясь огнём, покатили на юг. На платформе последнего уходящего бронепоезда сидел Змей-Горыныч. Одна его голова передними лапами завладела и рану бинтовала, а другая в наседавших красных огонь пускала и матерно обещала отомстить.
Собрали Богатырёв с Нахимсоном оставшихся в живых девять китайцев. Те уже своего погибшего товарища похоронили и на поминках сбитую пулями голову змея совсем съели. Вместе с шеей.
- Это, - говорят, есть наш любимейший китайский деликатес – шея дракона Цзмяо Го Лынь!
Артём у них череп змеиный забрал и оставил в подарок товарищу Чижикову, а свой отряд повёл дальше.
Шли они, шли, и совсем заблудились. Потому что кругом как есть шла гражданская война, и все указатели на дорогах были поломаны, а карту товарищ Нахимсон ещё в поезде потерял. Или китайцы на самокрутки или что похуже её пустили. Трудно сказать. Но это не очень страшно, потому что утраченная карта была картой совсем не той губернии, в которой они заблудились.
Тут им навстречу выезжает тачанка и сидит в ней батька Махно. А за ним тьма тьмущая кавалеристов под чёрным знаменем с мёртвой головой и надписью «Анархия мать порядка». Человек сто, наверно, а может даже и сто двадцать. Окружили они отряд со всех сторон.
- Кто такие? – Махно спрашивает.
- Красные бойцы, Нестор Петрович! – Не стал отпираться Артём Богатырёв.
- Почто глаза такие узкие? И морды жёлтые. Пили, наверно? – Удивился Махно.
- Да нет, китайцы они, - Объяснил Артём.
- Угу, понятно, с Африки, значит. – Сказал батька Махно и достал календарь за 1912 год. Посмотрел его и грустно заметил: - Повезло вам, хлопцы, мы нынче с красными не воюем, даже вот этого комиссара жидовской национальности не тронем, - и указал нагайкой на съёжившегося Нахимсона.
- И то хорошо, - повеселел Артём и спросил: - Как бы нам, гражданин батька Нестор Петрович, в Нечаевский уезд пройти?
- Никак к Кащею в гости собрались? – Сразу догадался Махно.
- Да не, просто партийное поручение. – Уклончиво ответил Артём.
- Ладно, садитесь, подвезём, - сказал батька Махно, - мы как раз в Крестовоздвиженский уезд едем, это по пути.
Сели Артём с Яковом к Махно в тачанку, китайцам махновцы запасных лошадей дали и поскакали они так, что только пыль из под копыт.
Скакали они, скакали и доскакали до большого перекрёстка. А там стоит ещё довоенный камень и на нём старинными буквами с отменёнными революцией ятями выбита надпись: «Прямо поедешь – совсем убьют, направо поедешь - коня украдут, налево поедешь – возможно, богатым будешь. Ну а коли назад поедешь, так зачем ты вообще сюда припёрся?»
Махно и говорит:
- Тут, господа хорошие, наши дорожки расходятся. Мы налево поедем, а вы дуйте прямо. – И высадил их из тачанки. Махновцы китайцев с коней поскидывали. Батька Махно скомандовал своим людям «Геть»! и отряд ускакал, как будто его и не было. Только пыль поднималась на горизонте.
- Может таки не стоит туда и ходить? – Спросил Нахимсон у Богатырёва. – Пойдём направо, коней у нас всё равно нету? Я уже не говорю за налево, после Махно мы богатыми точно не будем.
- У нас китайцы есть, их тоже потерять жалко, - сказал Артём, - Махно к Кащею, наверно, не сунется, так что идти нам как есть только прямо.
А китайцы ничего не сказали, им не за советы пятнадцать рублей в день жалованье платят. Да и не понимали они по-русски. Разве что чуть-чуть. Поэтому пошли они прямо и оказались в густом лесу. Тут и свечерело совсем.
Идут они, идут, ищут, где на ночлег приткнуться. Вдруг с огромного дуба у дороги сверкнуло пламенем, и упал один из китайцев замертво, сражённый надпиленной пулей из разбойничьего обреза.
Остальные на землю попадали, винтовки вперёд выставили и ждут. Дисциплинированные. Долго ждать не пришлось, ещё один выстрел прогремел, к счастью – мимо.
- Огонь! – Скомандовал Артём и разрядил в сторону дуба свой наган. Нахимсон из «Маузера» пальнул, и китайцы из винтовок залп дали. Только ветки и жёлуди с дуба посыпались.
Когда дым рассеялся, высунулась из-за дерева здоровенная плоская рожа, раззявила редкозубую пасть и закричала:
- Не стреляй, добрый человек, моя говорить будет!
- Говори, контра, а мы послушаем! – Навёл на него наган Артём.
- Моя есть Соловей-разбойник!
- Дальше что?
- Э, слюшай, белих бью, красних бью, багатых бью, патаму что багатый! Бэдных савсем не бью, с них взять нечего, да. Деньга давай, прахады дальше. Или хлеба дай, да!
- Хрен тебе на глупую рожу, вражина! – крикнул ему Артём и дал знак китайцам. Двое сразу поползли налево, другие двое направо.
- Зачем плохой слова говоришь! – Закричал Соловей-разбойник, - Деньга давай, савсем спакойна мимо прахади, да!
- Может тебе ещё и патронов дать? – Съехидничал командир отряда.
- Дай, дай патрон, начальник! У меня в абрэз савсем пуль мала-мала! Даже на тэбя тратить жалка!
- Ну, иди сюда, отсыплю тебе патронов. – Сказал Артём, поднимаясь с земли и убирая наган за пояс. Поддался Соловей на провокацию, шагнул ему навстречу, тут на него зашедшие с флангов китайцы и накинулись. Обрез из рук вырвали, но одного из нападавших разбойник всё же ножом достал, и пропорол ему печёнку до самых кишок.
Тут командир с комиссаром его бить начали. Артём разбойнику в глаз кулаком засветил, а Яков рукояткой маузера по зубам заехал. Потом китайцев отогнали, чтобы они Соловья на месте не порешили за двоих своих погибших товарищей.
Связали пленного разбойника. Тот всё кричал, что нельзя красной сволочи верить, пока ему поганый рот старой портянкой не заткнули.
Нейтрализовав разбойника, обшарили дуб. Внутри большое дупло было, в нём еда была скудная, золотишка эдак с полпуда, ножи, револьверы, обрезы. Форма военная и гражданская одёжка, часы, опять же. Хорошо Соловей разбойничал. Но патронов у него действительно мало было. Штук пять, и все разные.
Пока с Соловьём воевали, совсем темно стало. Развели костёр. Еду трофейную съели, изъятое добро поделили и по вещмешкам разложили, убитых похоронили, караул выставили и заночевали там же под дубом. Утром дальше пошли и к обеду выбрались из леса. Всё это время пленный разбойник молчал как рыба и на вопросы не отвечал, а только мычал через свою портянку. Шёл вообще нога за ногу, темп сбивал. Хотели уже его в расход пустить, но тут как раз лес кончился.
Сразу за лесом стояла большая деревня. Вошли в неё. Стрельнул Артём разок в воздух. На шум собрались селяне. Увидели Соловья-разбойника, рассмотрели красные звёзды на фуражках путников. Ообрадовались.
- И на тебя, - говорят, - вражина, советская власть управу нашла!
- Сильно разбойничал? – Спросил у деревенского старосты Пахома Артём.
- И, сильно, как есть сильно! Ещё до империалистической войны пришёл незнамо откуда, засел в лесу на прямой дороге. Ирод! Всех подряд грабил, а нам в город приходилось вокруг леса ездить, двадцать вёрст крюка давать из-за него, лихоимца! Мы после леворюции всё ждали, когда большаки придут, приструнят бандита, а то он от царских жандармов просто откупался.
- А что же у вас тут, советской власти до сих пор нет?
- Какое! Как при блаженном царе-освободителе Александре под помещиком живём. Он у нас власть.
- Какая дикость! – Возмутился Яков Нахимсон, - совсем отсталый народ. Как с такими людьми делать мировую революцию?
- Ты погоди возмущаться, - осадил его Артём и спросил у Пахома: - Так что же, добрый человек, у вас тут всё ещё помещик есть?
- А как же! Куда же он денется. Он ведь бессмертный. Кащем звать, фамилия Царёвич, отставной генерал и бывший предводитель уездного дворянства. Наше село – его вотчина. Так спокон веков и зовёмся - Кащеевка.
- Нечаевского уезда?
- Его самого.
- Про товарища Ленина слышал?
- Как не слыхать, я ить грамотный, я в империалистическую воевал, до ранения в 16 годе. Больше скажу – я паровоз два раза видел! Говорят, ён землю крестьянам даёт?
Паровоз???
- Да не, Ленин!
- Даёт, даёт. Ещё и добавит, как только у вас тут советская власть будет. А пока как бы нам с вашим помещиком повидаться?
- Помещики в Советской Республики ликвидированы как класс! – Вставил Нахимсон, чем привёл крестьян в изумление. На него зашикали и даже хотели побить, но он быстро спрятался за спины китайцев.
- Дык, енто, ступайте прямо, там за холмом вдоль речки, и направо, там и будет барская усадьба. – Без энтузиазма пояснил Пахом.
- Что ж вы её не пожгли в 17 году?
- Пожжёшь такого… Да и незачем оно нам. С помещиком оно того, порядок.
- Тёмные вы люди! – Закричал Нахимсон. А Артём сказал:
- Ладно, Пахом, потом разберёмся, при ком порядка больше. Разбойника этого мы вам оставляем. Свезите его в Нечаевск и сдайте властям.
- Каким?
- Ну, есть же там у вас какая-то власть?
- Может мы его того, сами?
- Не, нехорошо, пусть с ним власть разбирается.
- И то ладно, дорога теперь прямоезжая. – Сказал Пахом. А когда пришлые скрылись с глаз, дал знак своим мужикам, и они тут же подняли разбойника на вилы.
Усадьба Кащея действительно оказалась за приречным холмом. На другом холме стоял барский дом, окружённый густым парком, так что над желтеющими кронами старинных лип торчал только купол дома со шпилем.
- Неужели добрались? – Удивлённо спросил Нахимсон у Богатырёва.
- Похоже на то. Поглядим, как оно дальше обернётся.
Китайцы дом окружили, а командир с комиссаром, держа оружие наизготовку, поднялись на крыльцо. Встали между колонн. Тихо всё. Дверь приоткрыта. То ли заходить, то ли нет? Может засада? Китайцев позвать? Ага, а вдруг Кащей или его люди в спину ударят? Переглянулись.
Махнул Артём рукой, была не была, рванул на себя дверь и вошёл в усадьбу. Яков за ним следом, стволом «Маузера» по сторонам водит, прикрывает товарища.
Зашли. Внутри дома ничего особенного. Зал просторный, мебель скудная, но старинная. Тяжёлые шторы на французских окнах. Граммофон в углу на высокой подставке. Несколько пейзажиков в золочёных рамах по стенам. Облупившиеся колонны. Лестница наверх. Жарко. Пыльно. Мухи тихонько звенят, в стёкла бьются. Опустили командир с комиссаром стволы. Переглянулись.
- Здравствуйте, молодые люди. – Раздалось негромко сбоку.
Вскинули пистолеты. Смотрят, стоит за колонной у каменной лестницы человек. В мундире царского генерала. Погоны золотые, с вензелями. Хромовые сапоги сверкают, на груди какие-то кресты тускло поблёскивают.
- Опустите, опустите стволы, я не кусаюсь. И оружия вашего не боюсь. – Руки вперёд вытянул, показал, что безоружен.
Человек был высокий и очень худой. Голова лысая, лицо узкое, усы короткие.
- На товарища Троцкого похож… - шепнул Нахимсон, - только лысый.
- Ага, худой Котовский собственной персоной. – Шепнул ему Артем и спросил у царского генерала:
- Не Вы ли, гражданин, будете Бессмертнов Кащей?
- Я и буду, - устало проговорил человек, - Кащей. Только не Бессмертнов, а бессмертный. Ну да это всё вздор. Вы не стесняйтесь, проходите. Меня редко кто навещает. – И посторонился, открывая путь на лестницу. Жест сделал приглашающий. У такого как-то даже неловко было бы что-то отбирать. Но деваться некуда, приказ.
Стали подниматься по лестнице. Надо же всё до конца выяснить. Сапоги тонули в высоком ворсе ковровой дорожки под медными стержнями. Кащей, как хозяин дома, шёл впереди, немного прихрамывал. В коридоре на втором этаже, он первым вошёл в кабинет. Двери, однако, придержал вежливо.
Нахимсон с Большаковым вошли, недоверчиво оглядываясь. Солидная обстановка, книг много. Засады вроде нет. Поуспокоились, уселись в глубокие кресла. Хозяин за массивным столом устроился.
- Рассказывайте, с чем пожаловали.
- За золотом. – Взял быка за рога Артём. Вскочил с кресла, шагнул к столу и выложил на стол перед Кащеем декрет товарища Ленина, где русским по белому за подписью Ильича предписывалось уполномоченным представителям советской власти изъять у контрреволюционного элемента Кащея архиважное для нужд Советской Республики золото и прочие ценности.
Кащей пробежал бумажку глазами, хмыкнул и отбросил её в сторону как мусор. Спасибо, хоть не скомкал.
- Ладно, забирайте, - сказал, и, открыв ящик стола, выбросил оттуда на столешницу пять царских золотых червонцев, а потом, подумав, выложил туда же извлечённый из кармана кителя золотой портсигар.
- Издеваетесь! – Взвился из кресла Нахимсон.
- Маловато будет. – Веско и с угрозой сказал Богатырёв, потянувшись за своим наганом.
- Всё, чем могу. – Невозмутимо пожал плечами Кащей.
- А это? – Артём шваркнул об стол выхваченным из полевой сумки томиком Пушкина, который распахнулся как раз на многократно читаном месте про «злато» и «чахнет».
- Ах, это! – Всплеснул руками Кащей и усмехнулся: - Сашенька, как известно, был известный сочинитель, ради красного словца и не такое мог придумать. Я ведь говорил ему, что у меня из-за его стихов неприятности будут… Да-с. Впрочем, были и у меня лучшие времена, были. – Он вздохнул и поправил ворот кителя. Сверкнуло камнем кольцо на пальце.
- Колечко вот ещё не сдали. – Вкрадчиво сказал Нахимсон.
- И не сдам. Дорого как память. – Строго ответил Кащей.
- Велено всё изъять.
- Даже так? А что вы мне сделаете, если не сдам? Расстреляете?
- Арестуем или, действительно, расстреляем! – Твёрдо заявил Нахимсон, - как саботажника, врага советской власти и пособника империализма! Членов семьи можем взять в заложники.
- Шутить изволите, молодой человек? Тоже мне, нашлись Иваны-царевичи. Кстати, как раз семьи-то у меня и нет-с. Увы.
- Попрошу… - Начал было Нахимсон, но Кащей лишь отмахнулся от него и медленно, чтобы не провоцировать незваных гостей, достал из стола револьвер. Демонстративно крутанул откинутый в сторону пустой барабан. Яков вернулся в кресло и они с Артёмом как завороженные стали смотреть на хозяина дома. Своё оружие, однако, держали наготове. Мало ли что.
Кащей достал один патрон, торцом зажал его в пальцах. Посмотрел вроде как на просвет. Затем вставил патрон в барабан и провернул его, устанавливая патрон напротив канала ствола. Защёлкнул барабан на место. Взвёл курок. Криво улыбнулся:
- Беспроигрышная русская рулетка, господа коммунисты.
Быстро поднёс револьвер к виску, дёрнул спусковой крючок.
Грохнул выстрел. Голова в облачке дыма упала на плечо. Брызнула кровь. Ошмётки мозгового вещества и кусочки кости взлетели к потолку. Привычно запахло порохом и смертью.
- Вот контра! – Выдохнул Артём, вскакивая на ноги. Яков лишь сглотнул.
Револьвер Кащея стукнулся об пол. Упала рука. Проскрёб каблук по полу. Тело завалилось в кресле.
- Ушёл. – Сказал Артём, приложив пальцы к шее покойного. И сгрёб со стола червонцы и портсигар. Нахимсон потянулся за кольцом на пальце покойника.
- Оставь! – Твёрдо сказал Богатырёв. – Негоже большевикам мародёрствовать. Пусть его. Пойдём в доме поищем.
Они обшарили весь дом от чердака до подвала. Пару раз возвращались в кабинет. Труп Кащея всё так же нелепо и неподвижно сидел за столом. Побыли в надворных постройках. Золота не было. Как не было ни драгоценных камней, ни старинных картин, ни других ценностей. Книг было много, предметов интересных и непонятных, старинное оружие имелось, но золота они так и не нашли, даже подключив к поискам китайцев.
- И ведь его уже не допросишь! – Бросил в сердцах Артём. – Надо было тебе его провоцировать.
Яков смущённо потупился:
- Я же не знал, что он так… быстро…
- Ладно, сдадим золото этого, как его, Соловья-разбойника. Скажем, что кащеево. Маловато, конечно, но лучше, чем ничего. Плюс портсигар и пять червонцев. Тоже на дороге не валяются.
- Может дом подпалим? – Предложил Нахимсон. – И концы в воду?
- Не надо, пусть стоит. Теперь, без помещика, мужики его точно растащат. А то и спалят. Но это уже не наш грех будет. – Махнул рукой Артём.
Они вернулись обратно в деревню и заночевали там, велев Пахому отправить людей похоронить Кащея. Староста с радостью согласился, выставил маленькому отряду самогонку и закуску, и даже людей послал в усадьбу. Во всяком случае, двое хмурых парней, взяв лопаты, ушли в сторону барского дома.
«Явные дезертиры. Знать бы ещё, из какой армии». – Глядя вслед парням, подумал Артём
Вот, собственно говоря, и вся история. Обратно отряд добрался почти без приключений. Разве что по пути нарвались на банду… То есть, не банду, а отряд Красной Армии под командованием Котовского, который захотел ценности, изъятые в Нечаевском уезде, экспроприировать в свою пользу. Но перед бумагой за подписью Ленина Григорий Иванович сник и ускакал восвояси в поисках более безопасной добычи.
В перестрелке с зелёными собратьями покойного Соловья-разбойника потеряли ещё двух китайцев, но всё же отбились и пошли дальше.
Дивизию товарища Чижикова застали на прежних позициях, но самого комдива на месте уже не было. Он был отозван в Москву на партийную работу.
Уже при следовании по железной дороге на одной из станций Большаков, Нахимсон и оставшиеся в живых китайские красноармейцы попали на митинг, который проводил для убывающих на фронт бойцов товарищ Троцкий. Постояли, послушали. Артём из пламенной речи наркомвоенмора с удовлетворением узнал, что в боях с героической Красной Армией гидра мировой контрреволюции потеряла ещё одну голову и теперь едва летает об одной голове и на дырявых крыльях.
Ленин, получив рапорт Богатырёва и архикороткий список изъятых у гражданина Бессмертнова К.Ц. золотых вещей и монет, долго и матерно ругался. Немного успокоившись, хотел арестовать и расстрелять этих саботажников, но не успел, потому что на заводе Михельсона в него выстрелила Фани Каплан. Так что Ильичу стало уже не до сказочного золота.
Проштрафившихся командира и прикреплённого к нему комиссара толком так и не наказали. Богатырёва всего лишь отправили на колчаковский фронт, а Нахимсона откомандировали на подпольную работу в Одессу.
Трое выживших китайцев, поделив полученные за командировку деньги, в том числе и за погибших, сочли свой интернациональный долг выполненным, сдали на склад винтовки и навсегда отбыли в свой Китай.
Артём Богатырёв прожил долгую и интересную жизнь. Воевал, строил, сидел (и как-то раз на пересылке встретился с юной Бабой-Ягой, служившей надзирательницей в женском бараке), снова воевал и снова строил. Дошёл до Праги. Стал персональным пенсионером. Дожил до благословенного правления Леонида Ильича. Написал мемуары, выступал перед пионерами. Но нигде и никогда не упоминал он про ту давнюю командировку и золото Кащея бессмертного. Стыдился. И никак не мог забыть нелепо сидящий за столом в пустой усадьбе труп в мундире царского генерала. Хотя, казалось бы, и до и после немало повидал Артём покойников. Но не шёл из памяти почему-то только этот.
Впрочем, Артём Богатырёв ошибался. Кащей не умер, прострелив себе голову из револьвера.
В тот день, вечером, когда парни с лопатами несмело постучались в дверь барского дома, её открыл Кащей собственной персоной. На голове у него была свежая повязка, а вместо генеральского кителя на плечах поверх белой нательной рубахи висела не вдетая в рукава пехотная шинель без погон. Горящая папироса в руке немного подрагивала, но в целом Кащей выглядел так же, как до выстрела.
- Меня хоронить пришли?
- Ага. – Кивнули парни и заулыбались.
- Пока не требуется. – Усмехнулся Кащей. - Ступайте, и передайте Пахому, чтобы харчей прислал.
- Будет сделано!
- Да не спешите так. – Остановил их барин. – Пусть сначала эти, - он презрительно скривился, - из деревни уйдут.
Дверь захлопнулась. Парни повернулись и ушли. Через полгода их мобилизовали в Красную Армию, но это к делу уже не относится.
Через несколько дней к выздоравливающему Кащею прибыл новый посетитель. Он с трудом переставлял натёртые лапы, прихрамывал на заднюю правую, пропахивая её когтями борозды на песчаной парковой дорожке. Крылья посетителя были сложены на спине. Одна голова на длинной шее, торчащей с левой стороны широкой груди, смотрелась нелепо.
Безвольно качающийся длинный обрубок правой шеи фигуре посетителя изящества не добавлял. Свежей зеленью выделялись на тёмной броне шкуры заживающие раны.
Кащей издалека заметил Змея Горыныча и вышел встречать его на крыльцо дома. Как дорогого гостя.
Хозяин со Змеем расположились в приспособленном именно для таких визитов флигеле. Там дверь была очень широкая, стол низкий стоял, и была устроена специальная лежанка под размер змеиной туши.
- Приходили? – Спросил змей после приветствий, взаимных расспросов и лёгкого ужина. Кащей отметил, что с одной головой его старый знакомец ест куда меньше прежнего.
- Приходили. – Вздохнул бессмертный. - Снова пришлось стреляться. Утомительно, конечно. И больно. На несколько часов словно и вправду умираешь. – Он тяжело вздохнул. - Но, на незваных гостей действует безотказно. Как я не додумался до такого раньше? Ведь огнестрельные раны, как оказалось, заживают лишь немного медленнее, чем от холодного оружия.
- Стареешь, друг. Раньше ты был более изобретателен. – Криво усмехнулся оставшейся головой Змей. - Как у тебя раньше-то было: игла в яйце, яйцо в утке, утка под кроватью у зайца?
- Молодой был, экспериментировал. – Махнул рукой Кащей.
- Да, было время. – Вздохнул Змей. – А потом прогресс, цивилизация… Революция. Проклятые большевики. Всё порушили! – Он злобно сплюнул на пол. Доски задымились. Кащей привычно плеснул на них водой из стакана.
- Это только начало. – Вздохнул хозяин. – Вот, помню, при батыевом нашествии… Ах, да, всё забываю...
- Ну да, не все же бессмертные. Я ведь со времён царя Алексея Михайловича…
- Допетровская ты рептилия. – Кащей похлопал змея по жёсткому плечу. - Ладно, не обижайся, мне это бессмертие уже давно поперёк горла. Но куда денешься. Скажи лучше, ты-то что теперь делать собираешься? Может, к красным служить подашься? На белых ведь, как я понимаю, ставить бесполезно?
- Ещё чего! – Возмутился Змей. - Я тебе что, баба Яга к краснопузым на службу идти?
- Но ты ведь не будешь спорить, что белое движение обречено?
- Не буду, убедился. Две трети себя в боях потерял. А за что? Всё равно как раньше уже не будет! Не за то воюем, не за то! Эмигрировать нам надо. За кордон валить!
- Правильно, иначе добьют тебя здесь. – Согласился Кащей.
- Да уж, против пулемёта не попрёшь, это тебе не богатырь с мечом. Хотя, я ведь про богатырей так, в юности слышал что-то от родственников.
- Знаю. – Вздохнул Кащей. – Знаю… Ты это, друг, не тяни. Добирайся до Крыма, к Врангелю. Потом в Турцию. Дальше на Мальту, или Крит, через Средиземное море и в Африку. Там спокойно, да и драконы вроде бы ещё водятся.
- Ну да, драконы. Не в них ведь дело! – Разгорячился змей. – А как же добро, поместье, банковские вклады? Их что большевистской сволочи оставить? Которая моих братков порешила? – Горыныч трясущимися пальцами ткнул в культи своих отсутствующих голов, из пасти от волнения повалил дым.
- Переведи за границу, как я.
- Поздно уже, - Завистливо скривил рот Змей Горыныч, - не дадут. Это ты ещё до войны подсуетился. Всегда был предусмотрителен.
- Долгая жизнь научила. – Жёстко парировал Кащей.
- Ладно, наливай ещё по одной, - Махнул передней лапой Змей, - да и спать пора. Утро вечера мудренее.
Вот так и получилось, что Змей Горыныч эмигрировал в Африку и где-то там прозябает, если не подох ещё.
Кащей бессмертный, напротив, эмигрировать не стал. Он не пошёл служить большевикам, но сумел адаптироваться к советскому обществу. И благополучно его пережил. Дождался, так сказать, своего часа. Тут и заблаговременно спрятанные за бугром богатства пригодились.
Кащей до сей поры живёт у нас в России, и совсем не бедствует. Да и что ему сделается, он же бессмертный.