7 сентября 1989 года. Клуб МАИ.
Литературный благотворительный вечер «Литфонда»
…Выйдя из метро «Сокол», ориентируюсь на местности и сразу узнаю в толпе контингент будущих участников вечера. Группки либерально-настроенной интеллигенции добираются до места встречи. Все – друг друга по именам: «Оля-Вова». В трамвае – обрывки разговора о древне-греческом языке. Вежливо, мило, не толкаются, хоть и боятся выйти не на той остановке.
…У клуба припаркованы машины телевидения, по земле змеится кабель, в дверь пропускают лишь предъявивших билет. Душно, дружно, оживлённо. Пахнет свежим паркетным лаком. Все раскланиваются друг с другом. У меня – радостное ощущение свободы и непричастности. Никого не знаю. Два-три знакомых - не в счёт
…Дама в пронзительно-розовом платье открывает вечер и объявляет о встрече с «великой русской писательницей» Ниной Николаевной Берберовой. Коробит эпитет «великая»…
.
На сцену выходят Нина Берберова, Андрей Вознесенский и Дмитрий Михайлович Урнов. В зале аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают. Букеты цветов выразительно лежат на левом краю сцены. Берберова улыбается, кивает, снимает светлый пиджак, одергивает белую блузку навыпуск. Вознесенский помогает ей усесться поудобнее и подходит к микрофону. Он говорит все, что обычно полагается произносить в таком случае. Затем вспоминает об их последней встрече в Принстоне. Тогда у Нины Николаевны правая рука была в гипсе, и она, делая подарок, надписала ему книгу своих стихов «ллл-левой»:
- « Я хочу прочесть стихотворение, написанное тогда и посвященное Нине Николаевне», - говорит Вознесенский.
Он отступает на шаг от микрофона, привычным жестом откидывает левую полу пиджака прочь и, упирая левую руку в бок, правую возносит вверх вместе с первой строкой стихотворения, дирижируя при этом ладонью. Узнаваем – до символа, до шаржа, до гротеска…
Аплодисменты. Берберова благодарит. Андрей Вознесенский почтительно целует ей руку. Слово берет Дмитрий Михайлович Урнов, редактор журнала «Вопросы литературы», и представляет публике издателя Нины Николаевны, главу издательства «Actes sud» - Юбера Нисена, а также его супругу и переводчицу книг Берберовой на русский язык, «русскую по происхождению». Они встают из первых рядов партера и под аплодисменты зала кланяются. Урнов сообщает, что с 1990 года журнал «Вопросы литературы» будет печатать последнюю книгу Берберовой «Люди и ложи. История масонства 20 века».
В зале – оживление. «Вот как поднимают тираж!» - Восклицает сидящий позади меня молодой интеллектуал, окруженный дамами несколько старше его по возрасту, которые молча и жадно внимают каждому его слову.
Из зала ручейками бегут записки и собираются в ящик на сцене. А пока – слово предоставляют Берберовой. Она без долгих предисловий читает три отрывка из [«Курсива моего»]: об отце, о сломанной шпульке швейной машинки «Зингер», о себе, о Ходасевиче… Читает живо, с юмором и еле скрываемым старческим любованием толи собой, толи текстом воспоминаний. Впрочем, это понимаешь потом, а не когда слушаешь.
Слово предоставляется Юберу Ниссену. Нельзя сказать, что этот господин выглядел изыскано или смотрелся интеллектуалом. Скорее, он производил впечатление ловкого администратора, словом, дельца ни ниве издательского дела. Смысл его выступления сводился к тому, что он «открыл» Берберову, хотя это должны были сделать мы сами, но лучше поздно, чем никогда…
По просьбе большинства присутствующих, Берберова читает по книге (кажется – это «Библиотека поэта») стихи Владислава Ходасевича: «Смоленский рынок», «Не матерью, но тульскою крестьянкой…», «Странник пришел, опираясь на посох…», «Эллегия» («Под ветром Кронверкского сада…»), «Не верю в красоту земную…», «Улика», «Баллада» («Сижу освещенный…»). Читает Берберова просто, в стиле «домашнего чтения» и… почти не как ЕГО, - безучастно? спокойно? … как-то буднично.
Затем говорит: «Я буду читать письма», - и на мгновение погружается в чтение записок. В зале – тишина.
Отвечать начала сразу, предварительно зачитывая вопрос по записке.
Вопрос: [ Вы вернулись в Россию после стольких лет. Что Вы ожидали увидеть и что увидели?].
Берберова: Я ничего не ожидала. Что увидела – то увидела… . Я увидела здесь много людей… . Это радует.
Вопрос: В какой день Вы родились?
Берберова: 8 августа… . Я могу сказать и год, я не скрываю свой возраст, - 1901-ый.
(Реплики с мест: «Знаем! Знаем!»)
Вопрос: Отчего на самом деле умер Горький?
Берберова: [Видимо, Сталин имел значение. По воле «отца народов» ему дали яд. И потом – был процесс врачей, осудили невинных людей. Секретарь Горького Пётр Петрович Крючков тоже пострадал. Я слышала, что его собираются реабилитировать, может быть уже реабилитировали. (Возгласы в зале: «Уже реабилитировали!»)…Ах, уже!.. ].
Вопрос: Прожив такую легендарную жизнь, увидя столько стран, как Вы относитесь к России. Зачем она Вам?
Берберова: Зачем она мне? Я не обязательно так утилитарно смотрю на вещи (нужна – не нужна). А насчёт страны позвольте мне пока не высказываться. И мне ту не хочется ни восторгаться, ни кривить душой… . Но всё это готово вырваться из меня!
Вопрос: Чем русские масоны отличались от еврейских?
Берберова: Ничем не отличались.
Вопрос: [Что Вы можете сказать о книге « Люди и ложи. Масоны ХХ века»?]
Берберова: Я писала эту книгу не как историк, а как современник.
Вопрос: Что Вы помните о Керенском? Каким он был – человек, бежавший из Зимнего дворца в женском платье, свидетель на Вашей свадьбе?
Берберова: Ну, насчёт женского платья – это ложь! Ему английский секретный агент дал паспорт одного сербского пленного [Его фотография подошла. Было сходство с Александром Фёдоровичем.]. Мне это рассказывали представители английской дипломатической миссии. Они тогда ещё жили в посольствах, правда, уже не в особняках, а во флигелях, потому что дворцы были конфискованы. Это были солидные люди. Они не лгали так легко и серьёзно…Позже я видела картину какого-то советского художника, на которой изображён Керенский у камина, облачённый в женское платье. Но это пример иллюстрированной лжи!
Вопрос: Кто входил в группу меньшевиков? [Вы же были рядом!]
Берберова: Не то, чтоб бы рядом. Они были доктринёры и не очень-то смешивались с беспартийной массой… О меньшевиках можно всё узнать! В западных архивах есть списки членов, публичные доклады, которые они делали…[Их было мало! Они жили очень замкнуто]. Не было же второго поколения! Это была их трагедия. У них не было детей и внуков, конечно в идейном смысле. Григорий Яковлевич Аронсон был последним меньшевиком. Но это были доктринёры и, ах, какие упрямые!
Вопрос: Расскажите о процессе Кравченко.
Берберова: Кравченко… . О, да, это был сильный, огненный, не простой человек1. Без всякого французского образования он на 26-ой день суда стал понимать французский язык.
Я была репортёром от «Русской мысли» в зале суда. Репортажи в газету давались по вторникам и четвергам. Это было очень интересное судебное дело. Особенно, когда приехали советские свидетели. Там встала его жена. Надо было клясться, вы знаете, - что будешь говорить «правду и только правду», - и она сказала, что [он клевещет на свою родину, что никаких лагерей нет и всё прекрасно]. Острая, драматическая минута! [У меня до сих пор, когда я говорю об этом, бегают мурашки по спине]![По очереди подходили] Нобелевские лауреаты 1948-49 гг. с ленточкой почётного легиона на груди, почтенные министры, деятели левой коммунистической прессы. [Все клялись и говорили неправду]. Я не хочу называть фамилий…
Вопрос: Знали ли Вы Фёдора Раскольникова?
Берберова: Фёдора Раскольникова? Никогда не видела. Скажу только одно. Он был герой Кронштадта, такой сильный, молодой, с верой в будущее. [И он не смог перенести…]. Он выскочил из окна без пяти шесть утра, когда сиделка вышла на минуту за чем-то из комнаты. [Здесь я познакомилась с его женой. Она рассказала мне, как наутро пришла в больницу к мужу и всё узнала]. Это было ужасным потрясением. Она была беременна на третьем месяце. [Заботу о ней взял на себя (фамилию я не расслышала)].
Вопрос: [Как Вы относились к советской литературе?]
Берберова: Я же вела обзоры советской литературы в течении многих лет страницах «Последних новостей». Я горжусь, что первая написала об Олеше, о его романе «Зависть».
Вопрос: Вы прожили столько лет вдали от России. Как Вам удалось сохранить такой язык?
Берберова: Как сохранила язык? Не знаю, что ответить. Не было проблем! [Она как-то хранилась сама во мне, русская культура].
Вопрос: [Как Вы относитесь к тому, что революцию в России совершили жидомасоны?]
Берберова: [Ну, это абсурд! Об этом нет смысла говорить! Эта старая песня и совершенно понятно, откуда она взялась. В царской России была такая организация «чёрная сотня», которая расространяла всякие домыслы о евреях. Чтоб не обращать внимание на такую информацию, достаточно быть просто культурным человеком. Самое интересное, что эти слухи возобновляются примерно, каждые 25 лет. Всё это выеденного яйца не стоит].
(Крики протеста с галёрки. Нервно сидящий на сцене поэт Евгений Рейн, выбросив руку вперёд к галерке кричит:»Пре- кра-ти-те ха-мить!!!» Сидящая передо мной дама вскидывает руку и громко заявляет Берберовой:»Зато сейчас вы познакомитесь с советской чёрной сотней!». Зал гудит. Ужасно неуютно). Берберова не реагирует на ситуацию и продолжает отвечать на записки.
Вопрос: Как Вы относитесь к творчеству Шаламова?
Берберова: Положительно. Как я могу ещё относиться? Человек-мученик…
Вопрос: Был ли Горький сыном миллионера и учился ли в Казанской духовной академии?
Берберова: (пожала плечами с выражением крайнего недоумения на лице. Смех в зале). Конечно не был…
Вопрос: Расскажите о процессе Скобелева и Полевицкой.
Берберова: [Скобелев? Это был очень громкий процесс, огромное количество людей проходило по делу, и у каждого был свой адвокат, и свой помощник адвоката, на каждого было заведено дело. Дела путали, выкрадывали, - можете себе представить, сколько времени продолжалось слушание в суде! Ну, сам Скобелев был же советский шпион в ставке генерала [Белова?] в Париже. Это известно. А Полевицкая - актриса, интересная женщина, Она одевалась у лучших портных, так что выглядела весьма хорошо, а на суде завела такую манеру отвечать на вопрос (тут Берберова села «по-деревенски», подперев кулаком щёку и заговорила с простонародным выговором, подражая): «А шо я магу сказать? Ничаво ня знаю… Ну, приходил к няму хто-то, гаварили , всё, чой-то. Да я – женщина простая, я и не пыняла ничаво».] .
Вопрос: [Знаете ли Вы Одоевцеву и как относитесь к её творчеству?]
Берберова: С Одоевцевой я не знакома. Тогда, в Петербурге, она блистала на всех приёмах. Очень была хорошенькая женщина и талантливая поэтесса. Она была старше меня. Она 1894 года рождения. Одоевцева – жена петербургского банкира, или адвоката. Кажется, Попова-Одоевцева. … Она взяла себе его фамилию. Вообще, она откуда-то из прибалтийских народов, и её настоящее имя – Ираида Густавовна Гейнике. А Одоевцева – литературный псевдоним, который она себе взяла от фамилии мужа.[Потом, в Париже, она с ним развелась].
(Реплика из зала: «Это фамилия её матери, а не мужа»)
Ах, матери? Ну, вот, значит, это известно…
Вопрос: Был ли Троцкий масоном?
Берберова: Троцкий? Нет, он не был масоном. Вообще, никто из членов партии большевиков не принадлежали к масонам. Это было совершенно невозможно! Единственный человек от партии большевиков, который присутствовал на вечере у масонов, но не в масонском храме, а на квартире у своих друзей, - был скворцов-Степанов, но я думаю, эта фамилия вам известна… .
(Буря узнавания и возмущения в зале. Большинство присутствующих знают, кто это такой. Доносятся выкрики с мест: «Редактор “Известий”!», «Типография его имени!».Интеллектуал сзади кричит: «Больница в Ленинграде!». В общем азарте, чуть было не выкрикнула: «Проезд его имени в Москве!»).
Вопрос: [Расскажите, пожалуйста, о Марине Цветаевой].
Берберова: [О Марине Цветаевой я всё уже рассказала. Мне трудно что-либо добавить]. Это самая трагическая фигура из всех, что мне приходилось знать, и её трагедия гораздо страшнее и глубже, чем вы думаете. В ней от рождения было что-то такое…[роковое]. Ей было страшно трудно с людьми. Она не умела быть с людьми. Она не видела себя со стороны, в перспективе времени… . Она сама творила вокруг себя драмы. Гениальное, одинокое создание! Сколько людей постепенно отвернулось от неё!.. . Я правду говорю? Есть в зале кто-нибудь, кто знал Марину? Кто-нибудь из ее родственников, кто мог бы подтвердить [это]?
(Оживление в зале)
Д.М.Урнов, гл. редактор журнала «Вопросы литературы»: Есть, есть. Владимир Росселье.
Росселье (с места): Я согласен совершенно.
Вопрос: Какую роль в судьбе Марины играла Анастасия Цветаева?
Берберова: Я не могу ответить на этот вопрос. Не знаю…
Вопрос: Знали ли Вы Льва Любимова?
Берберова: Лев Любимов был моим коллегой. Он был репортёром в суде и французском Парламенте.
Вопрос: Расскажите о встречах с Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус.
Берберова: Нет, я это не могу. Это всё в «Курсиве». Извините, что я так часто отсылаю вас к нему. Поверьте, это не из [хвастовства], просто я действительно всё там рассказала и пересказывать нет смысла. Замечательные, в своём роде, были люди. Сейчас, - не они мира, не мир бы их не понял.
Вопрос: Где находится архив Кусковой?
Берберова: Архив Кусковой – в Голландии, в Калифорнии, в Париже. [Может быть, ещё где-нибудь].
Вопрос: [Знакомы ли Вы с Бакуниной?]
Берберова: С Татьяной Васильевной Бакуниной? [Знакома, но не близко]. Наши интересы не сталкивались. Она занимается масонством XVIII и XIX века. [Правда, после выхода моей книги, она перестала раскланиваться со мной, ну, что поделаешь…] .
Вопрос: Был ли Троцкий масоном?.. . (Пауза).
Берберова: Я не знала, что масонство в такой степени популярно!.. Не был Троцкий масоном. Я уже говорила, для большевика – это было несовместимо.
(С галёрки просят уточнить и не уходить от ответа – во всяком случае, так следует понимать доносящиеся оттуда не лестные выкрики).
…[Ну, если хотите, - да, он был масоном. Но – до 17-го года].
Вопрос: Знали ли Вы Булгакова?
Берберова: Это, какого Булгакова? Сергия? ( Возгласы из зала: «Да, Сергия! Отца Сергия!») … Нет. Не знала. Священников среди моих знакомых не было почему-то.
Вопрос: [Как Вы относитесь к судьбе Маяковского?]
Берберова: Маяковский никогда не был интересен для меня. Я не знаю. Почему-то он не вошёл в круг моих интересов… Я знаю эту историю.[Так часто бывало…]. Бедная Татьяна Яковлева сечас больна. Она почти не встаёт, у неё дежурит сиделка, так что, бедная Таня сейчас в невесёлом положении.
Вопрос: [Чем для Вас является роман Пастернака «Доктор Живаго»?]
Берберова: Я читала его. Для меня «Доктор Живаго» старомоден. Это язык XIX века. И вообще, пастернак больше поэт, чем прозаик.
Вопрос: Был ли Керенский масоном?
Берберова: Был.
Вопрос: Скажите поточнее, где будет напечатан Ваш роман «Люди и ложи».
Берберова: Это не роман, а скучное историческое сочинение. Здесь уже говорили – в журнале «Вопросы литературы».
Вопрос: [Как Вам пришла идея назвать книгу «Курсив мой»?]
Берберова: Не знаю. Это вышло само собой. Наверное потому, что я обычно подчёркиваю сама, а не оставляю подчёркивание читателю.
Вопрос: [Знали ли Вы Блавацкую?]
Берберова: Блавацкую? Не имела никакого отношения к ней!
(В зале – реплики: «Естественно! Зачем спрашивать?!»)
Вопрос: [Расскажите о Ваших взаимоотношениях и встречах с Горьким].
Берберова: Горький – известный писатель в известные периоды своего творчества. Безусловно, он – человек XIX века. Пищи духовной от него я мало получила.»Клима Самгина так и не смогла дочитать до конца. Но как человек – был замечательный, очень интересный.
Вопрос: Каждый писатель несёт свой крест. А какой он у Вас?
Берберова: Креста не предвижу – будет кремация. Может быть, жизнь вдали от России и есть мой крест.
Вопрос: Какое самое сильное впечатление в Вашей жизни7
Берберова: Я не понимаю вопроса. [Что значит «самое сильное»? Что считать «самым сильным»?.. Не знаю, что ответить]. Детский вопрос.
Вопрос: Расскажите о Карсавиной.
Берберова6 О Карсавиной… . Вы знаете, она написала мемуары. Они вышли во всех европейских странах. Лучше прочесть их. Затем, в альманахе «Былое», он издаётся 1 раз в 1,5 года в Париже, - чудные воспоминания о Льве Платоновиче Карсавине, о его жизни в лагере… Как же называется её мемуары… Сейчас вспомню… «Театральная улица»!
(Интеллектуал позади меня, почти одновременно с Берберовой, громко заявляет: «Они уже давно у нас опубликованы! «Театральная улица»!)
Вопрос: Как Вы относитесь к гомосексуализму?
Берберова: Очень либерально.
Вопрос: Почему Вы решили написать книгу о Чайковском?
Берберова: Здесь, вне всякого сомнения, сыграли роль два обстоятельства. Во-первых, были живы люди, знавшие его: Рахманинов, Глазунов, Анастасия Григорьевна Чайковская, жена Анатолия Ильича, близнеца Модеста Чайковского. А, во-вторых, мода на биографическую и мемуарную литературу, которая распространилась в Европе буквально повсеместно. [Если раньше в год выходили 7-8 книг, то в 1938-40-х годах стали выходить 35 биографий ежегодно. По-моему, не осталось никого, о ком бы не создали биографической книги].
Урнов: Товарищи! Записки прибывают. На все ответить Нина Николаевна не успеет. Давайте проявим милосердие и ограничим этот поток теми, что лежат перед ней на столе.
Берберова: Тут три письма, длинных, я не успею их прочесть и не смогу ответить на все вопросы, их много. Но я обещаю с ними познакомиться, а пока – откладываю в сторону… Вот ещё несколько вопросов…[Что Вы знаете о Зиновии Пешкове?]
Зиновий Пешков, крестник Горького, брат Свердлова, генерал французской армии, помощник де Голля, был его представителем в Японии. Он потерял руку в африканской компании. Одно время Зиновий Пешков командовал там мирным, или не очень мирным ограниченным контингентом войск.
Вопрос: Был ли Троцкий масоном?
Берберова: Опять… (качает головой) …Он носил перстень с масонским черепом…[Ну, может быть, это была шутка, бравада].. Так, опять о Троцком! (В зале возмущённый смех и оживление). … Может быть, теперь я почитаю стихи? (Андрей Вознесенский передаёт ей книгу). Я отказалась от рифмы. Она ограничивает, стесняет меня. [Эти «слёзы- грёзы», «печаль-даль»], это так не отвечает времени! Так что мои стихи без рифмы.
(Читает свои стихи: «Памяти Зинаиды Гиппиус», «Две девочки: одна – с косой тугой, другая – стриженная после кори…»).
А. Вознесенский: Нина Николаевна, прочтите те, за которые Гумилёв принял Вас в поэтическую студию.
Берберова: Ах, эти! Я была так удивлена тогда! Мне казалось – ничего особенного. (Читает: «Честно, весело и пьяно…», «Тазы, кувшины расписные…»). Ходасевич называл это стихотворение «стихи о швабре». У меня есть цикл стихов таких, как бы ответов Тютчеву. Вы помните его философский цикл? (Читает: «Мыслящий лопух». Далее – читает: «На роковой стою очередИ…»,
«С пожелтелых страниц уходила отцветшая жизнь…», «Затерялся мальчишка в Америке»).
Вечер заканчивается. Андрей Вознесенский просит разрешения преподнести Нине Николаевне подарки от Литфонда СССР: «От Литфонда – потому, что это единственная организация, которая не исключила Пастернака из своих членов, в то время, как Союз писателей сделал это!».
Женщина, [член Правления Литфонда] преподносит Нине Берберовой книгу («Здесь вся Третьяковская галерея!»), Андрей Вознесенский заботливо покрывает плечи Берберовой небольшим дымчато-серым прозрачным оренбургским платком.
…После вечера – желание поскорей разойтись. Не хочется находиться вместе. У выхода – теснота и толкучка, как в час пик в метро у эскалатора. Прижатая в темноте к какому-то пожилому мужчине в берете, зачем-то говорю ему:
- Странно, почему так медленно проходят там, впереди? И почему открыта всего одна дверь?
- Чего от них ждать? Они даже на детские вопросы ответить не могут! – Раздражается он и резко шагает прочь от меня в темноту за дверью.