Я была - убийцей, вором, вуайеристом...
Мы смотрели друг другу в сердце - вот так вожди
перед боем - в глаза - и копья кладут на листья.
Мы смотрели в печаль друг друга - так смотрят два
не-любовника, за спинами третьих лишних:
не увидев - почувствовав...
Так смотрят створки шва
между левой и правой лопаткой горбатой вишни.
Мой сиамский свет в разбитые зеркала!
Полбутылки искорок... Плоских улыбок дули...
Золотые люди в пелёнках из слёз и зла
под звездой Козла взбираются на ходули,
как снусмумрики, с кастрюльками вешних бед,
высших вод, кипящих, как жалость к себе - последним
могиканам из жалких карликов, в пыл комет
превращающих пыль любовных озёр балетных,
соль песков молчаний, сахарный трусопад
несвершившихся дел - в Пандорин ларец кровати...
...свет растёт, клубится, паззлится в тёмный сад
зазеркальный...
Солнце трогает, как - экватор,
лоб, упёртый в зеркало.
Лоб-разбивак зеркал.
Лоб-бунтарь - во имя золота за стеклицей...
За границей зеркала есть потайной вокзал,
и оттуда едут безлицые - затаиться -
в наш безликий, бессветный, хмуро-багровый свет,
шелушиво-шагреневый свет - из бутылки-люстры...
Где у зеркала вместо кожи - сухой брезент.
Где в глазах печали свету - темно и пусто.
Под звездой Козла, рогатого - вглубь груди.
Под тоской, распятой на потолках в задымах...
Спи, мой свет, - как светлый сказочный богатырь!
Я пройду по тьме, стараясь держаться мимо -
не задеть, не выдохнуть, не потревожить сон...
И присниться мельком - комочком, пушинкой света,
мотыльком из света, полщузим за тьмой-жрецом
на ходулях - к холодным жалящим звёздоседам...