- Ох, Нафанюшка, до того ль мне теперича, дела у меня все неказистые выходют, хвалиться-то особо и нечем.
- А что так? Случилось ли чего? Аль хозяева твои съехали?
- Да нет, куды им?..
- Небось, запили?
- Да что ты, Нафанюшка, Бог с тобой!
- А что ж тогда за напасть такая свалилась на твою беспокойную головушку?
- Эх, Нафанюшка, болезный ты мой, я ж говорю, что хвалиться-то особо и нечем. Сколь ни бегал я, высунувши язык, сколь ни старался, а воз, как люди говорят, и ныне там...
- Да ты не кручинься так сильно, Акимушка, сядь-ка вот рядом со мной, да по порядку мне всё и расскажи. Вот тебе кружечка, наливай себе чайку, только уж не обессудь, сахарку тебе предложить не имею возможности: давно все припасы кончились.
- Да и я тебе в энтом теперь не помощник. Когда была возможность, в кармашке завсегда хоть кусочек да присутствовал, а теперича там только ветер гуляет.
- Видать и впрямь плохи твои дела. Даже вон с лица спал. Заботы, видать, довели тебя, что сам на себя стал непохож.
- Ой, и не говори, Нафанюшка, дела мои теперича - совсем никуды!..
- Да ты пей, пей, прихлёбывай, да и рассказывай. Мож чаво и присоветую. Чай, не ты первый в передрягах- то бывал, нам тоже довелося горюшка хлебнуть.
- А что тут рассказывать? Обычное дело. Люди мне достались хорошие, только никак судьба не хочет улыбнуться им. Всё как-то не так, да наперекосяк выходит. Хочешь как лучше, а выходит невесть что...
- Эт ты об чём?
- Да всё об том же. Помнишь, я тебе тогда всё про надёжу свою говаривал, что, мол, бабуся переспективная живёт неподалёку от нас, что, мол, виды у меня на неё большие?
- Ну-ну, как жа не помню, всё, милый, помню. Ещё удивлялся на тебя, что ты такой ободрённый бегал, аж завидки брали, на тебя глядючи.
- Ну дык вот, ничего у меня с нею не вышло.
- Что ж, девочки уже не работают у неё?
- Почему не работают? Работают. Они умницы, да и бабуся на них не нарадуется.
- А чего ж тады?
- Дык я-то чаво планировал? Чтобы дело дальше двигалось! А оно-то дальше и не пошло.
- Так и не звонила она никуда?
- Ой, да что ты! Звонила! И не раз. Да толку-то с того, почитай, никакого.
- Что ж? Никто так и не отозвался?
- Почему не отозвались? Отозвались. Приезжали разные тётки-дядьки начальственные, разговаривали с моими хозяевами, обнадёживали. Они, бедолаги, ажно крылышками трепетали от радости, мол, вот оно, сдвинулось дело с мёртвой точки!
- Ну и что?
- А ничего!
- Как "ничего"?
- А вот так. Поговорили и уехали. Отметились. А дело как стояло на том же месте, так никуда и не сдвинулось. Зарплата как была курам на смех, так и осталась. Особенно припекло под самый Новый год. По телевизору такие столования да явства кажут, а у моих-то за душой - ни копейки. Сидят, горемычные, перед ентим "ящиком" да облизываются. Смотрят, как тёти и дяди в Москве "хорошо" на "хорошо" намазывают. Остается им только друг друга поедом есть.
- Ну дык выключили бы, чтоб не дразнил едой-то!
- А чем ещё заняться-то? Так всё какое-никакое развлечение, а если и того лишить, так вообще и остаётся, что повеситься.
- Ты ж сам говорил, Акимушка, что рукодельные они у тебя.
- А я и сейчас то же самое утверждаю. Да только сам посуди, кому же в ум прийдёт на голодный-то желудок рукоделием заниматься? Для энтого настрой особый требуется. А когда кишка кишке кукиш кажет, какое там рукоделие?
- Эт верно... Я вон и сам такой...
- Тогда ты, Нафанюшка, должон меня понимать. Как прошёл Новый год-то, жрать совсем стало неча. Прям беда! Ну, хозяин и говорит:"Пора, мать, искать возможности. Здесь нам жизни не будет." Ну а куды хозяйке-то деваться? Погоревала да согласилась. Если денег не занять, совсем худо будет. А коли заняли, значит, действовать надобно. Хозяин у одного здешнего мужика занял, да ты его знаешь - Макаром кличут, туда вот, вниз по дороге живёт.
- Ну-ну, знаю, Акимушка, знаю.
- Ну вот. Побегал он за ним несколько дней, всё его дома нет. Он, в отличие от остальных наших-то мужуков, не пьющий, всё больше лесом промышляет, дрова людям продаёт.
- Да ну знаю я, Акимушка, чего ты мне рассказываешь? Кто ж Макара-то не знает?
- Ну дык вот он, хозяин-то мой, с ним и договорился, что, мол, деньги занимает у него до конца февраля. Приврать пришлось немного, мол, зовёт брат в Москву, работа есть. До конца февраля, мол, уже первую зарплату получит и сразу всё до копеечки отдаст.
- А что, и впрямь брат в Москве у твоего живёт?
- Живёт-то он живёт, только ничего такого он ему не обещал. Звать в гости звал, мол, в Белоруссию вместе смотаемся. Отпуск, говорит, у меня, к матери хочу, говорит, съездить.
- Самое время...
- Во-во! Сытый-то голодного, сам знаешь, не разумеет...
- Ну так что ж, Акимушка, поехал-таки хозяин-то твой, али нет?
- Само собой. Да только не к брату.
- А куды?
- Дык это... Немного раньше, чем вся эта карусель-то завертелась, хозяину моему письмо пришло от стародавнего друга его, Санькой он его кличет. Кстати, и брата его тоже Санькой зовут, отчего у детей хозяйских часто в головах путаница происходит: кто кому кем доводится?
- А чаво ж так-то?
- Ну, эт, Нафанюшка, как Бог на душу положил. Просто совпадение такое вышло, что обоих Саньками кличут. Только брат-то в Москве живёт, а друг его - в Новомосковске. Город такой есть в Тульской губернии. От Москвы два часа на поезде.
- Так что ж за письмо-то?
- Друг его писал, что у них на заводе новый цех создают, что, мол, набирают новых работников даже без трудовых книжек. Что заработки будут хорошие. Ну, мой, конечно же, загорелся, но тогда денег-то у них уже не было, а занимать ещё не решались. Это было незадолго до Нового года. А уж когда припёрло, пришлось срочно деньги занимать, чтобы не помереть с голодухи, и предложение друга пришлось как нельзя кстати. Буквально в один день были собраны вещи в дорогу и хозяйка проводила мужа, надававши ему кучу наказов.
- Эт каких жа?
- Ну, к примеру, прежде чем искать работу, чтоб жильё нашёл, да разузнал, во сколько обойдётся переезд всем семейством туда же. Машина там, да ещё по мелочи. Ну и поехал он с тяжёлым сердцем.
- Совсем не надеялся?
- Да дело-то даже и не в этом. Без мужука в семье жуть как не просто. Вместо себя мальца оставил двенадцати лет. Ну а с него какой спрос? Воды из колодца принести - и то проблема. От такой-то жизни полуголодной разве будет ребятёнок в соку? Чтоб тяжести тягать, надо и питаться соответственно.
- Эт как водится. Ну а почему же старшой-то не помогает?
- Какой старшой?
- Ну дык ты ж сам говорил, что у них две девочки и два пацана. Про девочек сказал, про мальца сказал, а где ж второй-то?
- Нафанюшка, а я рази не говорил, что его в армию забрали?
- Да ну? Нет, не говорил. А что, и вправду?
- Забрали, милок, забрали. Первого ещё декабря. Один был кормилец, и того загребли.
- У-у... Совсем плохи тогда дела.
- Я ж об чём тебе и говорю! Он хоть с Макаром ездил в лес дровами промышлять, так всё-таки какая-никакая, а копейка у них была, а таперича вообще - хоть волком вой! Хозяин - ни при должности ни при какой, дети при них - малы ещё, подрабатывают, правда, у бабуси, но, сам понимаешь, что это за заработки? На раз в магазин завернуть.
- Да... Ну и что ж дальше-то?
- Дальше? А дальше было, Нафанюшка, вот что. Приехал он к своему другу, как снег на голову.
- Почему? Ведь он же сам звал.
- Дык ведь это хозяин мой по горячности сердца своего понял, будто друг его зовёт, а когда разобрались, тот ему сказал, что он просто описывал ему ситуацию на заводе и ничего другого не имел в виду.
- Во как!
- Ага. Да только дело-то уже сделано, деньги потрачены и надо что-то придумывать, как-то выкручиваться из положения. А тут ещё другая беда: мало того, что квартира у ентого Саньки только-только для них самих, так ещё и холод собачий! Зуб на зуб не попадает!
- Не топят, что ли? Дров на зиму не заготовили?
- Нафаня, да какие дрова в городской квартире-то? Отопление у них паровое, как и во всех культурных домах.
- Ну дык и чаво ж, пару, что ль, не хватает? Ленится друг-от?
- Экий ты, Нафанюшка, ишшо у меня необразованный! Топят-то они не сами, а специяльная такая котельная. Одна на весь город.
- Ишь ты! И что же, не справляется?
- В том-то всё и дело!
- Ну дык как же это они? Все зимы вот так и пропадают?
- Нет, конечно! Раньше с этим всё было в порядке, горячую воду по трубам гнали безбоязненно, но время-то идёт, трубы-то стареют, ржой покрываются! Вот теперь-то и стали не так сильно гнать енту самую горячую воду по ентим по гнилым-то трубам. Как бы чего не вышло! А то вон мало ли по ящику показывают, как лопаются трубы посередь зимы, да люди без тепла сидят в замерзающих квартирах? Вот ихние начальники, ентих-то истопников, и опасаются, велят топить по чуть-чуть.
- Гнать надо в шею таких начальников! Хороший хозяин летом обо всём заботится! А они зимой надумали економить!
- Ну, Нафанюшка, то уж не наша епархия. Нам бы со своими делами управиться. Систему-то ихнюю отопительную строили ещё при царе Горохе, вот её срок и вышел!
- Ну так что же? Новую, значит, надо делать!
- Экий ты, Нафанюшка, скорый! Ты хоть знаешь, во сколько эта забава обойдётся?
- Сколько бы ни была! Что ж люди-то в холоде сидят?
- Да ведь если денежки народные на отопление пустят, чего ж люди получать-то будут?
- Ясное дело - зарплату!
- А её ж на отопление пустили! Где ж взять-то?
- Тьфу ты, пропасть! Всё у них не слава Богу! То рот заткнуть нечем, то задница голая! Воруют, небось, начальнички-то?
- А то как же? На Руси без ентого - ни-ни!
- Дело ясное. Так бы сразу и сказал. А то денег, говоришь, нет. Есть! Только не туда расползаются!
- Ты чавой-то уж очень сильно разволновался, Нафанюшка! Не дай Бог Кондратий хватит. Хлебни чайку-то, поостынь маненько. А я дальше буду рассказывать. Только вот тоже пригублю... Ну так вот. Стал ентот Санька разные вариянты продумывать да прикидывать, куда бы мово хозяина приткнуть. С заводом полная фикция вышла.
- Эт почему жа?
- Да всё по той же причине. Кругом обманщики да воры. Понабрали в тот цех работников. Как сказал тот Санька: "Разной шушеры." Проработали те "шушеры" один месяц на заводе, да все хором и убежали с него, как увидели свою зарплату. Обещали каждому не менее восьми тыщ рублёв, а получили на руки по полторы.
- Тоже деньги. Чаво ж не работать-то?
- Смеёшься, Нафанюшка? В городе тех денег хватит разве что задницу подтереть!
- Ну уж ты скажешь!
- Скажу-скажу! Так ведь мало того, на енти же гроши решили новые нормы положить!
- Эт как?
- Ну, чтобы деньги получать те же, а работать в два, а то и в три раза больше.
- Ишь ты! Ушлые какие!
- Во-во! Короче говоря, Санька рассоветовал моему хозяину соваться на их завод.
- А сам-то работает?
- Работает. И неплохо зарабатывает.
- Так чё ж, не мог свово дружка пристроить? Не по совести!
- Ты, Нафанюшка, всё валишь в одну кучу. Ты тут хоть наизнанку вывернись, а выше головы не прыгнешь. Нет у моего хозяина документу об том, что он хоть какой-никакой специялист и всё тут! А такие нигде не надобны.
- А почему ж ты говорил, что он у тебя и то, он у тебя и это!
- Наверно, Нафанюшка, ты плохо слушал, когда я тебе об нём рассказывал. Всё что он умеет и знает, это у него - от Бога, а для приёма на работу этого не достаточно. Как люди говорят: "Без бумажки ты - какашка!" Нет документу - и везде тебе дорога закрыта.
- А что ж он не учился в своё-то время?
- Молодой был, да глупый.
- Вот то-то и оно!
- Ну да чего уж теперь-то об ентом говорить? Теперь надо вариянты искать. Часики-то тикают!
- Что за часики?
- Ну время-то идёт, срок-то подпирает, на который денежки-то занимал.
- А-а...
- Стал тот Санька моего хозяина по друзьям своим водить насчёт шабашки какой-нибудь, да обзванивать их насчёт жилья хоть на первое время. Всё какая-то тянучка да ерунда выходит. Если шабашка, то не сейчас, а в скором времени, если жильё, то за полгода, а то и за год вперёд. Да и не в рублях, а в долларах! Правда, не везде.
- Вот напасть-то на нашу голову енти долдары! Совсем от русских денег отказались!
- Не говори, Нафанюшка! Всё за супостатами Ваньки наши угнаться хотят, да больно руки коротки, да ноги ленивы. Ну так вот, помыкались-помыкались оне с Санькой и вдруг в голову ему приходит мысля, на первый взгляд вроде бы как и дельная. Вспомнил он, что не так давно, будучи сам в подобном положении, обращался он в одну контору, котора прозывается "Работа в Москве". Присоветовали ему добры люди. Услугами её он так и не воспользовался, сам как-то выкрутился, но с тётенькой тамошней он всё-таки приятную беседу имел. Она ему растолковала, что и как, куды обращаться надобно, чтоб в граде стольном должность обрести и угол для житья найти. Вот он, Санька-то, моему и посоветовал к той тётечке обратиться, поговорить, может чаво и присоветует. Сам-то он с ним пойти уже не мог, на работу надо было. Но контору уже поздним вечером перед тем сводил показал.
- Ну и?..
- Сходил мой в ту контору, обнадёжила его та тётенька на пятьсот рублей, растолковала, куда прибыть, к кому обратиться, что сказать.
- Не уразумел я, Акимушка, пятьсот рублей - это что, зарплату такую она пообещала, что ли?
- Да нет же, это плата только за то, что она направление дала, да адрес указала, а уж как в Москву приедешь, там ещё надо будет триста рублёв отвалить, чтоб другая тётенька в своём компьютере посмотрела, на каких именно стройках требуются работники и дала направление.
- Ну ничего себе! Благодетели!
- Во-во! И я ж об чём. Ну так вот. Тут же мой сходил за билетом да на следующее утро и дунул в Москву счастья искать.
- Ну и как, нашёл?
- Не забегай вперёд. Я обо всём попорядку.... Приехал он, значит, к брату, рассказал обо всех своих бедах. Тот сразу сказал, что чего-то в ентом духе и ожидал, когда мои "бусурмане" только сюды направлялись. Только говорить под руку не хотел. Да теперь-то куды дяватьси? Дело сделано, обстоятельства припёрли дальше некуда. Надо что-то решать.
- Чего ж решать, когда уже всё решено?
- Эт ты про ту контору-то?
- Ну дык...
- Не пустил брательник его туда.
- Как не пустил?
- А вот так. Сказал, что не намерен его потом из рабства выкупать. Денег, мол, на это нет.
- Господи! Какое ишшо рабство-то? Об чём ты говоришь, Акимушка? Опомнись! Век-то какой сейчас на дворе?
- Эх, Нафанюшка, сразу видно, что ты телевизор-то и не смотришь.
- А на кой он мне?
- Смотрел бы, так в курсе всех новостей был бы.
- Я и так, Акимушка, все новости знаю.
- Откуда?
- Дак ведь ты ж у меня вместо радио! Всё принесёшь, да по полочкам разложишь.
- И тебе ентого хватает?
- Вполне.
- Эх, простая твоя душа, Нафанюшка, сейчас в мире такое творится, что не приведи Господь! Набирают в той же Москве таких вот работников, у которых уже никаких шансов выжить не остаётся, отнимают у них паспорта, якобы для порядку, а уж потом вертят ими, как хотят. Хотят платят, хотят совсем без денег оставят. А будешь возмущаться, так хорошо, если только выгонят, а то и пришикнуть могут. И никто твоих концов не найдёт. А если выгонят, то без документу куда ты сунешься? Без бумажки, я уж говорил, ты кто?
- Да помню, помню...
- Ну так вот брат и сказал, что не позволит ему, хозяину-то моему, в такое дерьмо вляпаться. "Мы, говорит, что-нибудь получше придумаем." И стали они с брательником разные вариянты прикидывать. Залезли в газеты с объявлениями, моего послал по городу со столбов объявления о работе посдирать. Так, на всякий случай. Когда он вернулся с целым ворохом ентих бумажек, брат сразу же откинул большую часть: "Аферисты, говорит,это. Наживаются на бедах таких вот как ты."
- Как много паразитов-то порасплодилось! Работать, видать, не хотят, а только на халяву проехаться.
- Вот именно. А тут сразу подфартило: пока мой по городу шастал в поисках объявлений, брательник с женой квартиру ему подыскали. А в Москве это ох какое дело непростое!
- Зато у нас - живи, не хочу!
- Ну что ты, Нафанюшка, сравниваешь море-окиян с нашим-то болотом? Потому и едут все в Москву, что там условия не в пример нашим. И газ тебе, и вода, и ванная с туалетом. Да ещё и работа с хорошей зарплатой. Крепко живут. Только пристроиться трудно. Народу понаехало - тьма! И все кусок получше хотят урвать друг у друга.
- Вавилонское столпотворение!
- В самый корень зришь, Нафанюшка! Так вот квартира та нашлась прямо под ними этажом ниже. Там бабуся одна в шикарных апартаментах век доживает. Дочка её замуж вышла, да у мужа обосновалась, у него своя квартира. Вот бабуся и согласилась моего пустить. Она с брательником в очень хороших отношениях. Вернее, даже не она, а её дочка. Она же хозяйкой квартиры числится.
- А с чего это брат стал квартиру-то искать? Неужто помешал бы один-то человек?
- Да ты что, Нафанюшка! Они ж сами ютятся, как тараканы, в одной-то комнатке. Пока квартиру не нашли, приходилось каждую ночь посередь комнаты раскладушку ставить. И тогда уже ни пройти, ни проехать в той комнатушке. Ночью по нужде сходить, и то проблема!
- А ты говоришь - Москва! У нас-то попросторней будет!
- Так ты что ж, думаешь, что в Москве все так живут?
- А разве нет?
- Да там у многих такие хоромы, что твой огород! За день не обойдёшь!
- Ну эт ты, конечно, хватил!
- Ну, может, чуть и преувеличил. Но только самую малость. Всё ведь от достатка зависит. А брательник его тоже из таковских, как мой хозяин. Ну, может, чуть побогаче будет. Он-то рос в полноценной семье, не то, что мой, да его супруга.
- Эт как понимать?
- Ну дык ведь без отца его мать подымала, да на ноги ставила. А супруга евоная так и вообще у бабки росла. Мамой её прозывала.
- Что ж так-то?
- У мово-то отца поездом перехало, когда ему ещё только шесть месяцев от роду было.
- Ох ты, господи, страсти-то какие!
- Да. А у Натальи мать её просто на бабку бросила, когда та ещё под стол пешком ходила.
- Тоже не сахар.
- Ещё какой "не сахар". Мой-то в тепле и заботе рос, мать в нём души не чаяла, а Наталью бабка в ежовых рукавицах держала. До самого замужества строжила. Ни шагу ступить без её ведома не дозволяла. Только когда замуж вышла, тогда и вздохнуть сумела полной грудью. Да только не долго счастье то продолжалось. Началось чеченское безобразие, и им пришлось оттеда срочно ноги уносить.
- Вроде и люди неплохие, как я посмотрю, а всё как-то не слава Богу у них.
- Твоя правда, Нафанюшка! Ох, правда. Вот я и переживаю за них всею душою, как бы им поспособствовать, да хоть немного дать в счастье да в покое пожить. А оно, вишь, как складывается...
- Ну ты не грусти, Акимушка, авось, да что-нибудь случится из ряда вон.
- На то и уповаю. Да только у Господа нашего всё больше забота о ком угодно, но не о таких вот обездоленных.
- Не греши, Акимушка, Господь с тобой! Что ты такое говоришь? Разве можно так богохульствовать? Язык-то попридержи!
- Да непонятно мне, Нафанюшка, где он, Бог-то? Почему одни как сыр в масле катаются, хотя того вовсе и не заслуживают, а другие...
- Да замолчи ты, наконец! Таких словесов я от тебя ишшо не слыхивал! От хозяев своих нахватался, что ли?
- У меня и своя голова имеется.
- Сомневаюсь я теперича, что она у тебя хорошо работает. Это ж надо же - супротив Бога попёр! Ума у тебя нету! Ладно люди, существа недалёкие. Но ведь мы-то, домовые, на порядок ближе к Богу! Мне ли тебя учить?
- Да будет тебе, Нафанюшка, прописными истинами пичкать меня. Я и сам всё понимаю.
- Ну а коли понимаешь, так будь добр блюсти традицию.
- Блюду, Нафанюшка, успокойся. Ишь, разобиделся-то как! Глазищи аж огнём полыхают! Волосики все дыбом повскакали. Правду говорят: век живи, век учись. И не помышлял я, что ты так набожен.
- А что ж ты-то так распустился?
- Да уж ладно тебе, Нафанюшка глазами-то блымкать. Послушай-ка лучше, чего я тебе дальше буду рассказывать.
- Языком-то чесать - не мешки ворочать! Ты рассказывай, Акимушка, да только не заговаривайся. Не терплю я таких вот вольностей.
- Да я уже понял... Ну, дык об чём же это я?
- Ну дак про квартеру жа!
- Ага! Вот-вот! Ночевать он теперь стал у бабуси ентой, а дни в поисках работы проводить, да ишшо напасть ентую справлять, тоже немало денег пожирающую. Регистрацией прозывается. Эт чтоб кажный человечишка, в Москве-городе проживающий, у властей на виду был.
- Ну это правильно. Порядок быть должон.
- Правильно-то оно правильно, Нафанюшка, да только правильность ентая тоже денег стоит. И немалых!
- Скажешь тоже!
- Ну да! За одну за енту регистрацию надо около четырёх сотен вывалить...
- Рублей?!
- Ну не копеек же. Так ведь мало того, регистрация та хитро прозывается: "Временная". Эт значит, что через сорок пять днёв ты сызнову должон свои кровные им нести на поклон, коли ещё не передумал в Москве проживать.
- Ой, батюшки! Да что ж ента бумажка золотая, что ли? Али буквы на ней драгоценными каменьями выложены?
- Ничуть не бывало. Обнаковенная бумажка, с фотомордией самого хозяина, ну там ещё пара печатей стоит. И надпись, что, мол, дозволяется проживание в граде стольном, Москве, то есть, в течение сорока пяти суток. А хозяин мой со своей стороны обязуется никаких безобразиев не вытворять: водку пьянствовать, аль ишшо чего-нибудь хулиганское.
- Совсем люди совесть потеряли. Нешто и так человека не видать, имеет ли он хулиганские намерения аль не имеет?
- Скажешь тоже, Нафанюшка! Это нам с тобою видать, что человечишка из себя внутре представляет, поскольку нам енто по положению нашему полагается. А люди друг другу не доверяют. На всё бумажка требуется.
- Буто бы бумажка и соврать не может?
- Ещё как может, Нафанюшка, да только так уж у них, у людей, заведено: без бумажки шагу ступить нельзя. Ну так вот. Справил он ентую регистрацию, будь она неладна, заплатил он денежки свои кровные...
- Не пойму я чего-то, Акимушка. Ты ж говорил, будто у него деньги кончились, а сам опять: "заплатил"!
- Ты, Нафанюшка, видать, слушаешь меня невнимательно. Брат за него все расходы на себя взял.
- А говоришь: "свои", "кровные"!
- Ну дык ведь это пока они братовы! Но ведь их жа отдавать надо будет когда-то! И не кому-нибудь, а моему же хозяину! Вот оно и выходит, что он свои кровные отдавал.
- А что ж, брат не мог подарить ему енти деньги? Брат же всё-таки? Да и сумма по его зарплате не Бог весть какая великая.
- Экий ты, Нафанюшка! Да не таковский он человек, мой хозяин, чтобы на шее сидеть!
- А разве он не сидел? Брат же поил-кормил его всё это время, расходы за него нёс.
- Всё правильно, Нафанюшка, всё правильно. Но одно дело сидеть на шее у родственника, свесив ножки и в ус не дуть, что ты - обуза для его семьи, и совсем другое - постоянно, каждую минуту всякой клеточкой своей организьмы чувствовать свою вину, постоянно думать, что ты здесь лишний.
- Ну что ты такое говоришь, Акимушка? Как брат может быть лишним?
- Может, Нафанюшка, может. Хоть это прямо и не говорилось, но хозяин-то мой не дубина бесчувственная. Ведь у брата своя семья, свои заботы, и появление ещё одного рта на пользу евоной семье ну никак не идёт, согласись со мной.
- Оно конечно, Акимушка, но ведь ты только что говорил, что он поселился у соседской бабуси, а, значит, родственникам-то и вовсе не мешал.
- Толкую я тебе, Нафанюшка, толкую, да только всё у тебя как-то мимо пролетает. Раскрой свои ухи пошире и слушай внимательно: у бабуси ентой хозяин мой только ночевал, а весь день у брательника дома на телефоне сидел, всё по разным адресам названивал. Работу искал по объявлениям. Брательник-то дома не засиживался, у него работа крепкая, твёрдая, график только непостоянный: сегодня в день, завтра в ночь. А жена-то с дочкой всё дома, всё по хозяйству. И лишний человек в семье ох как в тягость приходится! Это и объяснять-то, по-моему, не требуется.
- Ну, положим, что так. Но ведь родственник же!
- Вот потому, что родственник, потому его и терпели. Куды ж деваться? Не выгонять же! Да и какой он родственник жене-то брательниковой? Так, одно название. Это с братом его связывают самые яркие детские воспоминания, а с нею что? Просто вынужденное знакомство. Но ведь и то правду сказать: за всё время слова худого от неё он ни разу не услышал. Кормила-поила, да обстирывала.
- Удивительно!
- Вот то-то и оно, что удивительно, Нафанюшка. Другая на её месте давно бы попёрла. Иди, сказала бы, некогда нам тут с тобою твои проблемы решать, своих хватает. А она - нет, мало того, что терпела лишнего человека, так ещё и душу ему изливала, как ей с мужем тяжко живётся.
- Это что ж получается? Брату на брата жаловалась?
- Выходит, что так. Некому, видать, ей пожаловаться на судьбу свою нескладную, вот она ему и выговаривалась.
- Уши нашла? Ну а твой-то что ж?
- А что "мой"? Куды ему деваться? Слушал да поддакивал.
- Соглашался, что ли, как брата в его глазах чернят?
- Тут дело не в том, соглашался он или не соглашался. Он её успокаивал да настраивал, чтобы она ко всему спокойно относилась. Ведь изменить-то всё одно ничего нельзя. Судьба - она такая вещь, супротив неё не попрёшь. И что сделано, то уж сделано.
- Так что же, получается, что брательник с женою плохо живёт?
- Не сказал бы, что сильно плохо, но и радости мало в их совместном проживании. Характеры у них больно неподходящие.
- Куды ж смотрели, когда жениться надумали?
- Да кто ж, Нафанюшка, угадать-то может, чем оно всё обернётся? Поначалу вроде всё неплохо было, дочку нажили, а там и родители с обоих сторон руку приложили. Ведь сам знаешь, как оно бывает?
- Да уж... Чай, оно не впервой
- Ну дык вот. Стало дело у моего вроде бы налаживаться. В одном месте пообещали, в другом сказали чуть позже позвонить. Обнадёжили, значит. А тут вдруг ентот Санька, брательник-то, в Интернете наткнулся на два интересных объявления...
- Где наткнулся, говоришь?
- В Интернете.
- Это что за Йентернета такая?
- Нафанюшка, это очень долго объяснять, да и не поймёшь ты всё равно, давай как-нибудь потом об ентом поговорим, а пока слушай дальше...
- Ишь ты! Понятливый какой нашёлся!
- Ну вот и обиделся. Ты, Нафанюшка, хочешь всё сразу, наскоком узнать. А ведь так не бывает.
- Эт почему жа?
- Потому что есть вещи настолько сложные, что к ним надо постепенно подбираться.
- Ну вот и подберись. А я послушаю. Небось сам-то ни шиша не кумекаешь, а только вид делаешь?
- Вот уцепился! Как же это я не кумекаю, когда в доме у мово хозяина только и разговору, что про компьютеры да про ентот самый Интернет! Все уши уже просвербели энтим Интернетом. Мол, там и то есть, и это, и всё, чего только душенька пожелает!
- Магазин, что ль, какой?
- Да какой магазин? Хотя... и магазины там тоже имеются.
- Видать, рынок?..
- Ну... это... Пусть будет так. Пущай будет рынок.
- Небось самый набольший в Москве?
- Да он не только в Москве, он и у нас есть. Был бы телефон...
- Не пойму чего-то, Акимушка, заврался ты совсем. При чём здесь телефон?
- Дык это... Туда по телефону ходють.
- Куда?
- В Интернет ентот!... Ну чего ты на меня так смотришь, глазищами своими блымкаешь? Вот как на духу говорю, истинную правду!
- Брехня какая-то. По проводам в магазин не ходють!
- Да ничего же ты не понял, Нафанюшка! Никакой это не магазин. Это сеть, по всему белу свету растянутая. Кто по ней шастает, тот и берёт всё, что душенька пожелает: хоть музыку, хоть кино, хоть книги, а ежели хошь, то и товары всякие, Были б деньги!
- Ещё лучше! То базар, то не базар, а теперь и вовсе какая-то сеть! Рыбу ловить, что ли?
- Да нет, она навроде паутины растянута. Так и зовут её - Всемирная паутина. То есть по аглицки - Интернет!
- А! Так бы сразу и сказал! Паутины-то у нас точно хватает. Вона, хоть метлой мети! На весь белый свет точно хватит.
- Эх, Нафанюшка, так ты ничегошеньки и не понял...
- Потому как врёшь ты не шибко складно, вот я и не понял. Давай уж, чеши дальше, что там были за объявления в той Йентернети? Может, чаво и пойму потом.
- Гм-гм!... Ладно, Нафанюшка, мы ещё вернёмся к ентому вопросу. Как видишь, не так всё просто это...
- Да уж... Ну дык чаво там с объявлениями?
- Объявления? М-да... Одно из них приглашало на работу стеклореза, а другое...
- Твой и стекло резать мастак?
- Я ж говорил тебе уже: мастеровые оне, с хозяйкой-то. Н-да... А второе приглашало аквариумистов. Причём за очень приличную плату: до двух тысяч долларов обещались.
- Кого, говоришь, приглашали?
- Мастеров по изготовлению аквариумов.
- Это что ж такое?
- Здрасьте-пожалуйста! Ты и этого не знаешь?
- А ты не ершись, Акимушка! Чай, не все у нас такие ушлые, как ты таперича. Толком говори. Или тоже как ента твоя, паутина, по которой в магазин ходют?
- Нет, Нафанюшка, аквариум - это такая банка квадратная с красивыми рыбками малюсенькими.
- Малюсенькими? И какой же в них прок?
- Ну это... Для красоты!
- Это что ж за красота-то такая? На один-то зуб?
- Тебе бы всё про еду! Не едят их! Рыбки-то заморские!
- Не едят? И на кой оне тогда?
- Говорю же - для красы. А ещё, говорят, нервы успокаивают. Ставят енти самые аквариумы на стол, али на окно, аль ещё куда и любуются на них. Рыбки там такие красивые плавают, что любо-дорого посмотреть: и красные, и синие, и жёлтые, и в пятнышку, и в полосочку! Да ещё травка такая интересная. У нас такой не водится.
- Знаешь, Акимушка, уж чаво-чаво, а вот такой-то дурости я ишшо не видывал! Ну надо тебе рыбы, пойди ты на речку, сядь с удочкой, налови, сколь твоей душечке угодно! Тут тебе и красота, и отдых, и неврам твоим успокоение. Одно удовольствие! Да ещё потом домой принесёшь, налопаешься от пуза. А это что ж за радость? Сидеть, да облизываться?
- Ой, Нафанюшка! Утомил ты меня. Ну как тебе объяснить? Ну мода у них такая в городах, понимаешь? А моему-то что? Ему ведь всё едино - абы деньги платили!
- Это понятно.
- Ну и вот! Работа - она везде работа!
- Даже такая придурковатая.
- Гм! Пусть будет так. Но если б ты, Нафанюшка, своими глазами видел те аквариумы, ты б так не говорил. Просто душа радуется, на них глядючи!
- Так ведь, Акимушка, ты их тоже не видел. Чего ж так распинаешься?
- Как не видел? Я же всё это глазами хозяина знаю, хоть этому-то ты можешь поверить?
- Допустим. Не горячись, Акимушка, лучше скажи мне, устроился твой енти кваримы делать, аль нет?
- В том-то и беда, что нет.
- О! Что ж так-то?
- Да "что"! Объявление-то дали, номер телефона - тоже. Позвонил мой хозяин туда, с первого разу не получилось застать того, кто давал объявлению. Со второго - тоже. Вот-вот будет, вот-вот подъедет. Позвоните попозже. Позвоните завтра. Позвоните послезавтра. А время-то идёт! А рыбник тот всё в делах, мотается где-то. Наконец, всё-таки, мой поймал его. Стали сговариваться. Порасспросил тот, кто таков, что умеет? Вроде сладилось. Сказал, что на следующий день перезвонит, бизнес у него, видите ли, семейный, посовещаться надобно, стоит ли в семью брать нового работника...
- А на кой тогда объяву давали, если промеж собой ещё не сговорились?
- Во-во! Дождался мой "завтра", аж высох у телефона, а тот всё не звонит. Стал сам звонить. Дела у него, говорят. Тьфу ты, пропасть! Опять стал отлавливать. Звонить через каждые час-полтора.
- Вот наказание-то!
- И не говори, Нафанюшка! Вот-вот, говорят, должон быть. А по голосу отвечающего слышно, что тот просто прячется, ждёт, пока моему не надоест и он сам не бросит. Но мой надежды не теряет. Вот-вот удачу ухватит за хвост.
- Ну и чаво же? Так и не ухватил?
- Не успел.
- Не успел?
- Ну да. Приходит он в очередной раз к брательнику от бабуси, где квартиру-то снимал, а Ирина, жена брательникова, ему в нос телеграммой тычет: «Тебе!» А телеграмма та из дому от хозяйки: «Всё бросай, срочно выезжай, есть работа.»
- Слава Богу!
- Да ты погоди радоваться, Нафанюшка. Не всё так складно, как хотелось бы. Мой-то тоже крылышками затрепетал: «Поеду!» А брат его отговаривает: «Ты что? Столько сил и средств затратили, вот-вот работу найдёшь, квартиру бесплатно снимаешь. Чего тебе ещё надо?» А мой уже сломался. Всё это время сам по семье скучал, а тут зовут. Как не поехать? Короче, всеми правдами и неправдами выпросил он у брата ещё пятьсот рублёв на дорогу, собрал вещи и вернулся домой. Правда, с братом договорился, что только посмотрит, что там стряслось и вернётся, если ничего серьёзного. Но мой-то ехал домой, уже совершенно точно зная, что больше никуда не вырвется, какая бы там работа ни была, подходящая или нет. Скучал сильно по своим детишкам да по жене. Всё уже было не в радость.
- Ну так что ж работа-то?
- Та...
- Чего махаешь? Обманула, что ль, хозяйка?
- Почему "обманула"? Не обманула. Работа и впрямь была. Только не ему, а ей.
- А его-то зачем с места сорвала?
- Зачем? Дело-то понятное: тоже скучала сильно.
- Ну, это несерьёзно! Деньги-то для жизни нужны?
- Нужны...
- Или её зарплаты хватало, чтоб прокормить всех?
- Какая там зарплата... Около четырёх сотен.
- Хе! А долгу-то две тышши! Чем отдавать?
- Вот об этом у них и разгорелся спор, как только первые радости от встречи улеглись. Да в крик, да в слёзы! Он говорит, что надо вернуться, она - что уже не может одна, тяжело! С мальчонки-то какой мужик? Жизнь в деревне - сам знаешь - всё вручную, да всё тяжёлое. А у неё - болячка на болячке. То поясница, то по-женски. Без него дома не жисть, а ад кромешный! И при том работу она нашла такую, что без его помощи - ну просто никак!
- Что ж за работа такая? На ферме, что ль?
- Да нет, в школе.
- Чудно! И одной не справиться?
- Представь себе.
- Ну, это уже глупости!
- Если разобраться, то не такие это и глупости.
- Конечно, Акимушка, я понимаю: всякий кулик своё болото хвалит. Вот ты и стараешься, жильцов своих выгораживаешь. Но если со сороны взглянуть, то они глупость за глупостью творят!
- Это как посмотреть...
- Не пойму, что ж за работа у неё такая мудрёная, что без мужа и не управиться? Чай, не стадо коров обихаживать?
- Ты всё на коров примеряешь!
- А то как же? Тяжелее, чем на земле, да со скотиной и работы нет!
- Так ведь это руками! А если головой?
- Можно подумать, что работу крестьянина все безголовые делают! Тут ещё как головушка нужна! Чтоб везде поспеть, да вовремя сделать! Да что я тебе-то говорю? Ты ведь и сам всё это знаешь. Придуриваешься только.
- Нет, Нафанюшка, не придуриваюсь. Всё, что ты говоришь, - правда. Да только и другая правда есть.
- Ну и договорился! Посмотрите на него! Правда - она одна на белом свете! Двух правд быть не может! Одна из них - обязательно лжа!
- Эх, Нафанюшка, с такими мерками такие дела не делают. Это же работа интеллигентная.
- Ишь ты! Слов-то нахватался!
- Да тут дело не в словах. Как бы это тебе попроще объяснить?
- Уж постарайся для нас, убогих. Может, чаво и уразумеем.
- Ты не егошись, Нафанюшка, лучше подойди с душой, да с пониманием.
- Ну-ну!
- Ты когда-нибудь телевизор смотрел?
- Ну, было дело.
- А концерты по нём видел? Когда артисты там разные выступают?
- Конечно.
- А ты никогда не задумывался, насколько это сложное дело - подготовить такой концерт? Да чтоб прошёл ещё без сучка и задоринки?
- Чего ж тут сложного? Пой, да танцуй!
- Вот то-то и оно, Нафанюшка, что всё это смотрится так просто да легко. А на деле подготовка любого концерта - сложнейшее занятие! Потому как это работа с людьми! А у неё, у хозяйки-то, вдвойне сложнее, потому что ей приходится детей на ум-разум наставлять!
- Уроки, что ли, даёт? Учительствует?
- Это даже и не уроки, поскольку дело добровольное. И прозывается оно - "внеклассная работа"!
- На улице, что ли?
- Нет, Нафанюшка, не на улице. В тех же классах, что и все уроки проводятся, но только после всех занятий, после уроков. Кружок называется.
- А! Ну так бы сразу и сказал! Эт дело знакомое. А то нагнал туману: то в классе, то не в классе! В своё время, бывалочи, и детки моих хозяйвов на кружок-то хаживали. Всё хвастались, как их там рукоделию учат... Но как же давно энто было! Я уж думал, умерло всё вместе с властью Советской.
- Как видишь, нет, не умерло. Есть ещё люди, которым не всё равно, какими детки в школе растут.
- Чудно!
- Ну так вот слушай сюды. Вся работа её в том и заключалась, чтобы, значит, как праздник какой подходит, Новый год ли, Девятое Мая, али там Первое сентября, так она должна с детишками к ентому дню концерт подготовить. Чтоб детишки спели и сплясали, а то и спектаклю какую разучили, да в лицах всё и представили.
- Ну? Что ж тут сложного?
- Экий ты, Нафанюшка, скорый судить-то! Сам-то пробовал?
- Да хоть щас тебе и спою, и станцую!
- Ха! Да ведь в том-то и сложность, чтоб не самому спеть, а детишек научить! Сама-то она поёт - любо-дорого послушать! И танцует - я тебе дам! Да ведь фокус-то не в том. Дети-то запущенные все. Пока Советску власть рушили, про детишек совсем забыли, что их учить ентому делу тоже надобно. Усадили их пере ящиком, да и рады-радёхоньки, что под ногами не мешаются. А из него-то одна отрава только и льётся!
- Это ты об телевизере, что ли?
- Об нём, об ком же ещё? Раньше, бывалочи, спокойно можно было с детёнками кино посмотреть и не бояться. А сейчас? Одна страмота! То бабы голые, то бандиты скачут! Трудового человека уж и не увидишь в кинах теперешних! Чему детей-то учат? Они ж, как есть, всё за чистую монету принимают!
- Эт ты правду говоришь, Акимушка! Я вон к соседям иной раз загляну, как увижу, что в окнах телевизер-то мельтешит, так посижу-посижу, понервничаю, плюну, да и уйду к себе. Одно расстройство!
- И не говори, Нафанюшка! И я об том же... Ну так я про работу, про ейную, сказать хочу. Щас мода пошла под фанеру петь-танцевать. Во всех концертах такое скудоумие наблюдается. Эт чтоб лишний раз себя не утруждать.
- Под чего, говоришь? Под фанеру?
- Это так прозывается, когда артист свою песню аль стишок на плёнку магнитофонную запишет, потом включает, магнитофон за него поёт-играет, а он только првильно старается рот разевать.
- Господи, и здесь-то у них не всё как у людей!
- Дык таперича это-то и есть "как у людей"! Нынче это шик такой. Понапишет такой артист своих песен на плёнки, ездит с ними по концертам, магнитофон за них поёт, а он знай себе - денежки огребает!
- Но ведь енто же обман!
- Обман, не спорю, Нафанюшка, но щас так все поголовно делают. И все это знают.
- Господи, до чего дожили!
- Ну так вот, я это к чему тебе расписываю-то?
- А ить правда, к чему?
- Чтоб с детишками сильно не маяться, детки-то все запущенные, как теперь говорят "закомплексованные"...
- Ох ти ж, хосссподи!
- ... а по-нашему, так просто стесняются, когда на сцену выходют, хозяйка моя тоже так делает: приводит детишек к себе домой, раздаст им слова, чуть-чуть погоняет их, порепетирует, а потом хозяин их на компьютер записывает, пока они разгорячённые, распетые, да зрителей нет, стесняться некого. Запишет их несколько раз, чтоб потом было из чего выбрать, и детишки по домам расходятся. А потом хозяин из нескольких вариянтов выбирает самые удачные куски и соединяет их в один, получается вроде как толково спетая песня. Затем энти слова записанные с музыкой соединяет, вот тебе и фанера готова! Хозяйка берёт кассету с ентой фанерой и детишек до седьмого поту под неё гоняет, учит, значит, рот вовремя раскрывать, чтоб выглядело всё натурально. А потом люди на концерт приходют и всё как по маслу! Никто ничего не замечает, только на деточек и любуются, какие они красивые да пригожие, да как у них ладно всё получается.
- Ну, Акимушка, этак-то и я смогу детей учить!
- Это только так кажется, что всё просто да легко. А попробуешь, так и взвоешь! То там не ладится, то тут не работает.
- Эт ты об чём?
- Дак об компьютере! Пока хозяин с им совладал, пока на ём работать выучился, так семь потов с него сошло! И доси учится.
А при чём здесь кампутер? Я про хозяйку: как она с детишками управляется.
- А что? Ребятёнкам нравится, всё красиво да модно выходит, а из кожи вон лезть ей нет резону. В городах-то за ентую работу тышши огребают, а тут у неё и четырёх сотен не выходит. Стоит ли, как мой хозяин говорит, задницу мочить?
- Ну, енто правильно... Но всё равно - неправильно!
- Эх, Нафанюшка! Правильность ентую надобно наверху, в правительствах искать: почему за одну и ту же работу так по-разному плотют? Несправедливо енто!
- А вот это правильно!
- Вот и я об том же... А вообще, занимательное энто дело - наблюдать, как хозяин из говна конфетку лепит на том компьютере. Сижу я возля монитора и тоже страсть как переживаю, когда чего у него не ладится.
- Возля чего?
- Монитора. Это телевизор у компьютера так обзывается. Он туды глядит и поправляет, чего требуется.
- Пальцем, что ли?
- Почему "пальцем"? Для этого мышка есть.
- Господи! Мыши-то здесь при чём?!
- Да ведь это коробочка такая с округлой спинкой и двумя кнопочками! Мышкой прозывается. Она с ентим компьютером проводком соединена. И когда хозяин той мышкой по столу елозит, ей в такт по экрану стрелочка бегает. Как до нужного места дошёл - щёлк! - кнопочкой-то, и готово: что надо, то и сделал.
- Совсем задурил ты мне голову, Акимушка! "Мышки", "монитошки"! Я уж и забыл, об чём мы с тобою говорили!
- Да об том, что без помощи хозяина ей не справиться никак. Ей в работе нужна техническая поддержка.
- А просто так петь нельзя?
- Так ведь на такое "пение" никто и смотреть-то не придёт!
- А пение не смотреть, его слушать надо!
- Ой, Нафанюшка, не смеши! Ну какие из них певцы? Все годы росли, как бурьян, и чтоб сразу соловьями запели? Пока так, а потом и лучшие выявятся. А начальству-то ентого не объяснишь, ему сразу результат подавай! С проверками всё ездют!
- Ет' верно! Начальников хлебом не корми, дай только построжить кого-нибудь! Знакомая песня.
- Ну вот! А чего ж тогда бочку-то катишь на мою хозяйку? Осуждать-то легко, а вот, поди, самому такого не сдюжить?
- Может, и не сдюжить. Только я в толк чегой-то не возьму: как можно было отказаться от хорошо оплачиваемой работы ради такого безнадёжного дела?
- Ну, во-первых, дело это не безнадёжное, ндравится оно им, удовольствие доставляет, а это не так уж и мало для семейного согласия, а во-вторых, такие вот они люди, бессеребренники!
- Да уж! Я бы по-другому сказал, да только обижать тебя не хочу: уж очень ты за них заступаешься!
- Ты, Нафанюшка, хозяв моих не тронь! Таких ишшо поискать надобно!
- Вот уж, что правда, то правда!
- А что? Не пьют? Не пьют! Табачишшем не оскверняются? Нет! Матом не ругаются? Ничуть не бывало! А детишек каких подняли?
- Ну, ещё, хе-хе, допустим, не подняли... Да только что с того, что не сквернословят, да пьяными под заборами не валяются? Дело-то на лад нейдёт!
- Ничего... Когда-нибудь пойдёт... Нам бы с долгами раплатиться...
- Ну вот, Акимушка, опять ты сник! То петухом скачет, а то вдруг сызнову, что мокрая курица! На вот, хлебни чайку-то, оно, может, и полегчает?
- Не хочу я, Нафанюшка, твово чайку. Начаевался уж. Пора мне. Дела надо делать.
- Какие ж там у тебя дела? Это вон хозяева твои делами занимаются, да всё, хе-хе, задаром! А ты теперича навроде как бесплатное приложение. Толку-то с тебя - никакого!
- Экой ты, Нафанюшка! Не можешь, чтоб не уколоть!
- Да ты не обижайся на меня, Акимушка! Говорю, что думаю. Со стороны-то оно виднее будет. Рази тебе было бы легше, кабы я не в лицо, а в спину смеялся, да за глаза?
- Нет, не легче. Но и так не хорошо. В беде поддерживать надобно, а не топить, да злорадствовать!
- Уй, какой сердитый! Глазами-то так и блымкаешь! Ну куды, куды побёг-то?
- Ситуацию выправлять!
- Хм! Обиделся... А чего я такого сказал? Всё по делу...