Внешне Игорёк тоже не вышел. Невысокий, полноватый и весь какой-то несуразный. Даже форма на нём сидела как не на военном. Но человек он, что называется, был хороший. Добрый и общительный. А с военными строителями так нельзя. Потому что солдата куда не целуй – кругом задница, чтобы не сказать хуже.
В моей доблестной третьей роте служил тогда военный строитель Игорь Косычев по кличке Вор. Он к этой истории имеет косвенное отношение, но уж больно колоритная была личность. Под два метра ростом, косая сажень в плечах, татуировки на руках и фикса жёлтого металла во рту. Ему было двадцать пять лет и до призыва в стройбат он раза два, а то и все три успел сходить в зону. Мне самому тогда 22 года было. Второй год замполитом роты служил.
Зайдёт, бывало, Косычев вечерком в канцелярию и говорит мне так доверительно:
- Товарищ лейтенант, отпустите в самоволку.
- Ты чего, Косычев, какая самоволка, Бог с тобой!
- Дык, увольнений же у нас нет, а надо в посёлок сходить, ёжика попарить.
И ведь не пустить его, всё равно уйдёт, хоть часового рядом ставь. Одно слово – Вор.
- Ладно, - говорю, - иди, только к подъему, чтоб был в казарме.
- Не, к подъёму меня подруга не отпустит, давайте к завтраку.
- Хорошо, не позже семи часов.
И ведь ровно в семь часов приходит, руку под козырёк, и докладывает:
- Товарищ лейтенант, военный строитель рядовой Косычев из самоволки прибыл! – А рожа довольная-довольная. Ещё бы…
В общем, как-то летом к товарищу Косычеву из Ростова-на-Дону приехала его тётка. Типа, проведать племянничка, как служба, то да сё. Это как раз Клава и была. Ей тогда двадцать восемь лет исполнилось. Ненамного ведь и старше племянника, если подумать. В день её приезда как раз Игорёк Скрипкарь дежурил по нашему героическому, трижды ненаграждённому 909 военно-строительному отряду. А тут, прямо с автобуса такая женщина на КПП заявляется. Донская казачка. Невысокая, стройная. Ладная вся такая, не худая, но и не толстая, а, что называется, в теле. Лёгкое платье все формы подчёркивает, по попе коса стукает и вообще всё при ней, включая две огромные сумки с гостинцами для племянничка.
- Как мне, - говорит, - товарищ офицер, такого-то и такого-то найти?
- Сейчас найдём, не переживайте, - Отвечает наш «румын», а у самого аж глаза из орбит вылезают, так Клаву разглядывает. Но это бы полбеды, так ведь и она с него глаз не сводит, вот что удивительно!
Не, я понимаю, мы в Карельском лесу одичали, женщин, кроме наших поселковых, не видели, но она-то ведь из большого города приехала. Что там, мужиков что ли нет? До сих пор удивляюсь.
Не знаю подробностей, но, по-моему, Клава племянника толком и не видела. Только сумки передала ему. Так и просидела на КПП, пока Игорёк не сменился с дежурства. Проводил он девушку в гостиницу и бегом ко мне. Так и так, говорит, ты один живёшь, не уступишь ли хату на ночь? А то первый раз в гостинице неудобно. Не вопрос, говорю, если меня сосед ночевать пустит. Соседа тоже Игорем звали. У нас с ним дом напополам был. «Приходи, - говорит, - раз такое дело, надо сослуживца выручить».
Полночи мы с соседом слушали, как мой бедный диван скрипел. Посмеялись ещё, типа, во румыну счастье подвалило! Хочет всю программу исполнить, пока Клава не уехала.
Смех смехом, но те пять дней, что Клава провела в нашем посёлке, они со Скрипкарём, можно сказать, не расставались. Правда, на службу ему ходить всё же приходилось, но, едва освободившись, он бежал к ней в гостиницу. К себе не мог привести, потому что как раз с упомянутым Андреем Петригой делил пополам холостяцкую квартиру.
Потом Клава уехала. Чего ж не уехать? В Ростове у неё работа, муж, трое детей мал-мала меньше, квартира трёхкомнатная благоустроенная, с обстановкой, машина «Жигули», родственники и налаженный семейный быт. Обещала писать, но кто же верит в такие обещания?
Против ожидания, Скрипкарь после отъезда Клавы в тоску не впал. Наоборот, держался молодцом и вроде как даже поумнел. Во всяком случае, комбат на планёрках ругал его куда реже, чем раньше. Ну а мы, сослуживцы, посмеялись над его скоротечным романом, да и забыли о нём.
Клава приехала через полгода. С детьми и вещами. И моментально вышла замуж за Скрипкаря. Как семью военных их в сельсовете за три дня расписали. Командование им дом выделило, хороший, на горке. Правда, удобства были на улице, отопление печное и вода привозная, ну да у нас все так жили. Даже у начальника комбината тёплого туалета не было. В санчасти, правда, был, но его вскоре сожгли.
Менее чем через год после Клавиного приезда в семье Скрипкарей стало четверо детей. Все чистенькие, ухоженные. Приятно глянуть. Дом они тоже быстро обставили, и жили душа в душу. Игорёк фиолетовые ботинки уже не одевал.
В посёлке у нас любили сплетни свести и языками почесать. Например, мы как-то раз с соседом выпили на службе и потом в темноте, огородами, до дома добрались и разошлись тихонько по квартирам. А по посёлку наутро сплетни, типа, два молодых лейтенанта так нажрались, что до дома дойти не могли. Их в отряде солдаты в КАМаз загрузили, водитель до дома довёз, из кузова вытряхнул, так они ещё часа два в снегу барахтались, не могли до дверей доползти. Это я так, для примера. Так вот даже наши сплетницы про Клаву худого слова не сказали, такого безупречного поведения была женщина.
Но всё ведь хорошо не бывает. Служба у Игорька как не шла, так и не шла. Задолбал он всех своей простотой. Наказали его. Отправили в Кемску волость замполитом отдельной роты. Мы все позавидовали. Потому что такое наказание куда лучше иного поощрения. Ведь замполит отдельной роты – это как замполит батальона. Должность майорская, оклад выше, и служба спокойнее.
Военные люди подневольные. Собрали Игорь с Клавой детей, вещи упаковали, и уехали к новому месту службы. За триста вёрст от нас. Мобильников и Интернета в те времена ещё не было, а письма писать в таких случаях у нас было не принято. Уехали люди, да и ладно.
Прошло два года. Ехал я как-то зимой в командировку на поезде. Простыл, нездоровилось. Тут как раз в Кеми остановка. Довольно долгая. Посмотрел я в окно слезящимися глазами и обомлел. Светили фонари, падал снежок, а по перрону чинно прогуливались Игорёк Скрипкарь с Клавой под ручку (она его на полголовы выше), а за ними семенили четверо детишек. Рванулся я к выходу, чтобы хоть поздороваться, спросить, что да как. Но пока шинель натягивал и к выходу пробивался, проводник уже двери вагона закрыл, не выпустил. Так и уплыл прочь от меня перрон кемского вокзала с Игорем и Клавой.
С тех пор я их никогда не видел и ничего не слышал о их судьбе, но уверен, что эти люди до сей поры вместе и всё так же счастливы. Как сейчас их вижу.
А вы говорите, любви не бывает…