Ветер бросил в окно еще одну порцию снега. Глухой удар о стекло. Лай собак в загоне. Где-то вдалеке, сквозь усиливающуюся метель, доносилось протяжное завывание волков.
Природа здесь никогда не отличалась радушием. Острые вершины гор, суровый таежный лес. Отступы, обрывы, тропы, ведущие в плен трясин. Дом, уединенно стоящий посреди бескрайнего белоснежного царства вечной зимы.
Какое же было сумасшествие перебраться сюда. Какой был ослепительный восторг, когда мы перебрались сюда. Какая нелепость покинуть пасмурный шумный Лондон и раствориться в белоснежной тишине.
Нам было что терять, но мы это не очень ценили. Нам было кого покидать, но совсем не было жаль с ними расставаться. Ты просто хотела писать. Я просто хотел рисовать. И мы оба не хотели, чтоб нам мешали. Когда за тобой однажды закрылась дверь, ты уходила на встречу с вдохновением. Но погода в горах – переменчива…
Твои книги… Они стоят, как кубки, напоминание, хранящие воспоминания, подтверждение того, что ты действительно существовала, что ты не придуманный образ. С обложки на меня все также смотрит улыбающаяся кареглазая шатенка, легкий неброский макияж, нанесенный по настоянию фотографа издательства, подчеркивает естественную красоту.
Ты лишь смеялась, когда я говорил, что такому таланту грешно прятаться здесь, средь снега и гор. Ты не любила толпу, предпочитая природу. Почему ты предпочла меня – так и осталось загадкой.
Наш портрет над полкой с твоими книгами…
Помню, еще в Лондоне мы бродили по набережной, и уличный художник захотел нас нарисовать вместе. Чем-то мы ему понравились.
Это единственная картина, которую ты захотела непременно взять в наш новый дом, этот дом. Остальные, кроме моих собственных, их ты, не слушая мои протесты, собрала и сложила в чемодан лично, были раздарены.
На меня сейчас смотрит пара двадцатипятилетних счастливчиков. Они нашли себя, нашли друг друга, им предстоит найти этот дом. Им все кажется нипочем. И в том худощавом светло-русом, с улыбчивыми серыми глазами, парне я не сразу могу узнать себя. Это так далеко. На расстоянии пятнадцати лет.
Твой смех… он струится переливами горной реки. Иногда я просыпаюсь под его ускользающее эхо, и тогда новый день не кажется таким уж хмурым.
Помню наши споры во время написания тобой какой-либо из книг. Ты писала легко и задорно о самых серьезных, для тебя, вещах, но отказывалась о них говорить вне страниц своих книг. Ты неизменно повторяла свою любимую фразу, которая передавала твое мировоззрение: «жизнь - слишком сложная штука, чтобы о ней разговаривать серьезно.»
Зима. Твое любимое время года. Ты уходила бродить по нетронутому хрустящему снегу, меж елей и сосен, вдыхая аромат хвои и думая о своем. В такие дни я садился за холст в своей мастерской и работал над «Иллюзией света», «Царством гор», «Белым закатом».
Горсть снега в окно. Глухой стук о стекло. Так начинался конец. Ты просто не успела вернуться. Я просто не успел найти. Мы просто не думали о плохом, казалось, что с нами ничего не случится. Мы просто слишком любили снег, горы и лес.
Та метель. Она навсегда разделила всё на «до» и «после», «двое» и «один», «мы» и «я», обозначив черту завершения отчета.
Этот дом. Теперь он пустует девять из двенадцати месяцев. Зима единственное время года, когда я начинаю что-то чувствовать и способен рисовать. Только здесь. Как раньше.
До той черты. До той метели.
Конец
19 июля 2011 г.