Такой стремительный карьерный рост вызвал, конечно, бурю в стакане – и завистники (а особенно завистницы) тут же придумали для новенькой едкое прозвище – Дина-мина, которое сразу и надолго прилипло к ней.
Жизнь и дальнейшая работа показали и все достоинства, и все недостатки Дины-мины.
Будучи почти уже сорокалетней и не красивой, она к тому же не была и обаятельной. Резковатая, прямолинейная и сухая в общении, не обладающая политическим чутьём подхалима – Дина довольно скоро нажила врагов не только среди рядовых сотрудников отдела, но и в лице своих непосредственных начальников.
Вернувшись из отпуска и впервые увидев на планёрке у генерального директора эту немолодую плоскозадую стерву, Шеф сделал брови домиком и незаметно указав на нее глазами - шепотом спросил сидящего рядом Бурякевича: - «Шо это за птица?»
-«О! Как же ты отстал от жизни, пока нежился месяц на горячем болгарском песочке. Начальство надо знать в лицо! Это же новый парторг вашего отдела! Тебе непростительно этого не знать. Я бы на твоём месте даже подошел бы и представился ей после планёрки, а то сам знаешь – что такое парторг…»
Шеф ничего не ответил, а только всё оставшееся время искоса разглядывал сидящую напротив деловитую дамочку, честно пытаясь найти в ней хоть какую-нибудь привлекательную черту - но так и не нашел. Ни лицо, ни фигура, ни мимика и манера общения этой дамы не несли на себе ничего привлекательного. Она вовсе не была уродлива, но каждую черту её лица, каждую пропорцию её тела, каждый изгиб фигуры - что-то немного портило.
Когда планёрка наконец закончилась, все участники вышли из зала совещаний и продолжая обсуждать друг с другом поставленные задачи, направились в свои отделы по широким и длинным институтским коридорам.
Шеф нарочно несколько отстал от своих коллег и не спеша двинулся следом за парторгом Диной, которая шла впереди, деловито обсуждая что-то с подлизой Бурякевичем. Заняв удобную позицию с тыла, он наконец рассмотрел дамочку сзади - и опять не нашел в ней женских достоинств.
-«Ну как назло, ничего хорошего. Не возбуждает!» - подумал он.
Будучи нормального среднего роста и стройной - Дина имела чуть длинноватую талию, из-за чего её стройные ноги были несколько короче, чем этого хотелось бы, и сзади это было особенно заметно. Хотя плечи её и были несколько шире бёдер - это можно было бы ей простить, если бы при взгляде сбоку не обнаруживалась бы плоская задница и грудь 1-го размера.
Стройные ноги спортсменки с небольшими мускулистыми коленками можно было бы зачесть ей в актив – если бы их хозяйка умела ими пользоваться! Но Дина и ходить как следует не умела – походку её нельзя было назвать изящной по той причине, что она при ходьбе направляла носки чуть-чуть в стороны, что портило общее впечатление. Чуть коротковатые ноги можно было бы легко компенсировать изящной обувью на высоком каблуке – но Дина и этого не делала, предпочитая обувь спортивного стиля.
Лицо нового парторга на первый взгляд было миловидно, но уже при втором – обнаруживался слишком тяжелый квадратный подбородок, выдающийся несколько вперёд. Такой подбородок, особенно у женщины - не сулил ничего хорошего и намекал на наличие у его владелицы таких черт характера, как настырность и упрямство.
ххх
В большой четырёхкомнатной квартире дома-сталинки Дина после смерти отца – отставного полковника КГБ - жила одна, если не считать кота Мурсика.
-«Ещё, ещё пожалуйста! Еби, еби меня пожалуйста, не прекращай - ты мне сейчас так нужен, так нужен! Ещё!» - хрипло повторяла Дина. Жилистое тело её, напрягшееся как струна дрожало от напряжения и предчувствия счастья, которое всё никак не приходило. Шеф драл и драл её, всё ускоряя и ускоряя темп буквально из последних сил, пока струя его густого семени наконец не изверглась в тугую утробу Дины.
Дина, почувствовав внутри горячий всплеск - с хрипом кончила одновременно с ним, и тело её бессильно расслабилось.
ххх
Перед первомайскими праздниками в зале райкома партии состоялось собрание районного актива, посвященное итогам работы за первый квартал. В перерыве собрания Шеф двинулся было сразу в буфет, когда внезапно в полутёмном коридоре на выходе из зала чья-то маленькая, но твёрдая рука взяла его за локоть, и он услышал негромкий хрипловатый голос парторга:
-«А вы знаете, Виктор Георгиевич… я тогда вам не сказала… ведь я после той нашей встречи через три месяца даже в больнице несколько дней лежала. Аборт! Представляете?» - со счастливой почему-то улыбкой нежно прошептала ему на ухо Дина Стефановна, посмотрела ему в глаза сияющим взором и незаметно сильно, до боли стиснув его руку, резко ускорила шаг и скрылась в толпе, заполнявшей фойе.
Не зная, что и сказать, Шеф молча пожал плечами. Он так и не понял, как ему реагировать на такое заявление парторга – плакать или радоваться? Занятый этими мыслями, он как бы в полусне просидел оставшуюся вторую часть совещания, постепенно успокоился и сказал себе:
-«Ну что же, в конце концов – это было её решение! Судя по виду, товарищ парторг осталась очень довольна результатами нашей встречи – значит, так тому и быть. Впрочем, реакция её очень уж странная, неестественная. Непонятно, отчего она выглядит такой счастливой? Судя по её сияющему от радости взгляду – она счастлива от того, что сделала аборт? Не понимаю. Это более чем странно – прямо извращение какое-то!
Но раз женщина довольна – что ещё нужно?»
ххх
Проработав в родном НИИ довольно долго, Шеф в конце концов не выдержал бесконечной повседневной рутины и уволился, покинув это хоть и осиное, но до боли родное гнездо. Но не прошло и года – как неожиданно для многих подломились могучие глиняные ноги, и рухнула стоявшая на них Великая Империя. Вслед за Империей распалась, рассыпалась в песок и система суперсекретных НИИ, а люди с их золотыми головами разлетелись, как птицы - кто куда.
Когда лет через пять в метро Шеф случайно встретил подлизу Бурякевича – в числе многочисленных сплетен об общих знакомых тот рассказал ему, что их парторг Дина-мина в прошлом году скоропостижно умерла от рака.
Узнав об этом, Шеф хотел было заплакать - но у него не получилось. Хотел пойти в церковь как-нибудь и поставить свечку за упокой души рабы божьей Дины - но потом как-то забыл. Иногда, очень редко что-то вроде лёгкой грусти мучило его, но он отмахивался сам от себя и сам себя успокаивал им же самим выдуманной формулой:
-«Забудем всё это! Какие могут быть печали? Ведь все мы там будем!»
…….