1.
У болезного отца - князя города Кукуев, о насущном не тоскуя, жили-были два братана, одинаковых с лица. Нарекли за нежность кожи одного из них Пригожей, а второго из младенцев за округлость сытой рожи величали Колобком (аватар его знаком).
Наглядеться на младенцев удивительной красы, в городу никто не мог – не пускали на порог. Но пришёл бедовый срок…
Малышей давно приметил плотоядный гад - Кощей, состоящий из мощей. Поутру он, вперив око в чудо техники – монокль, дал приказ двум образинам – рыжим рыночным верзилам выкрасть княжеских детей в полуночной темноте – захотелось холодца с одинаковых с лица негодяю в одночасье.
На Кощея злое счастье малыши играли в «бабки» возле терема одни. Заигрались так они, что заметить не могли двух дебелых мужичков в униформе цвета хаки, с парой фирменных сачков для поимки червячков, блох, мокриц и дурачков. Не тянуть решив резину, расторопные верзилы отловили слегонца одинаковых с лица мигом в модные сачки… Спали слуги-дурачки сладким беспробудным сном - было ставнями окно в часть дежурную закрыто.
В общем, дело - шито-крыто.
Возле княжьего крыльца напоили зельем одинаковых с лица, и кикиморам болотным для варенья холодца передали в тот же час…
Прерывается рассказ, потому как, без бокала нет достойного вокала. И для голосу бояну сытым быть и в меру пьяным надоть вечером по праву…
Вам налево - мне направо…
До свидания, народ!
Продолжение грядёт…
2.
Сказочник попил, покушал, водрузил в хмельную душу нестандартное словцо, малость расчудесной чуши, сказ про дивных близнецов отчебучивать готов... Открывайте полость ртов и внимательно внимайте летописному сказанью...
Дальше было по преданью старины глубокой очень много дивных заморочек с ребятёнками, что были друг на дружку сильно схожи... О валун точился ножик офигенного размера - сувенир от Люцефера - кума тощего Кощея. На костре котёл для щей, и в нём приправы колдовские для готовки злого студня: тмин, от мака лепестки, и смесь мышиного помёта со слюною перепёлки, соль, моча седого волка, хвоя кедра, шишки ёлки...
Сёстры Глаша и Параша - обе ужаса не краше, приготовились к стряпне...Рядом на замшелом пне два отловленных младенца храпом выдают коленца, пребывая в сладком сне...
В тридевятой стороне, в трёхэтажном терему обливается слезьми князь кукуевский -Аника... Не покоится ему, ни первач на землянике, ни пурген, ни фалиминт, от тоски не помогают... Долго дрыгает ногами ошельмованный отец - близок жизненный конец...
Вызван в терем знатный жрец из индийской стороны для лечения хворобы - разгоревшейся печали... Жрец сперва набил утробу, совершил молитву Будде, цапнул ключницу за груди, и в беззубый сунул рот страусиное перо опечаленному князю...
Снова перерыв в рассказе, потому как есть примета - вечер - час для туалета...Не сдержать нужды великой, как отважно не терпи...
Завтра встретимся лик к лику...
Будет мёд и будет пир!
3.
Новой встрече счастлив очень!
Хоть и снова дело к ночи, к изложению рассказа вновь отчаянно готов… Начеку ночная ваза, пара глаженных порток на заду на случай грешный – днём отведано черешни с полведра и огурцов с молоком из-под козы и, естественно, пузырь атаманской медовухи… Как ни есть…
Готовьте ухи для слежения за действом, где нахальное злодейство уживается с мечтами о любви и красоте…
В сказе места срамоте нет, и никогда не будет!…
Продолжаю сказку, люди:
За горами, за долами, на пригорке у болота, двух младенцев беззаботных - неразлучных близнецов, держат сутки в чёрном теле под присмотром подлецов. Жгут костёрчик возле ели ведьмы: Глаша и Параша. На огне в котле: иссоп, медуница и укроп, тмин и прочие добавки для наваристого хаша, а по-русски – холодца с одинаковых с лица…
Долго ль, коротко ли время шло, но наступила темень…
Надышавшись кислородом, два наёмника-урода впали в беспробудный сон, повалившись на песок возле маленькой землянки. А кикиморы полянку у костра облюбовали… Угли тлеют, дым не валит…
Утра раннего краса… За ночь выросли близняшки не по дням, а по часам, как издревле пишут в сказках, потянулись было бодро в клетке из дубовых прутьев, но, увы не тут-то было – тесновато - рыло в рыло, грудью в грудь, и бёдра в бёдра упираются младенцы - воли радостной лишенцы. Шеи, бицепсы и ляжки прямо богатырски тяжки.
Поднатужились ребята - от клетушки распроклятой только щепки полетели. Ну а, дух в здоровом теле громом выскочил наружу, сон охранников нарушив.
Увидав богатырей, не доспавшие верзилы мигом дали стрекоча. Поглотила их трясина. Так и надо сволочам!
Лес окрасила заря… Голодно богатырям. Обойдя землянку с тыла, отыскали парни погреб, уничтожили, что было в сохранении удобном: четверть меду с хмелем, бочку с хреном квашенных груздочков, и капусты кислой бочку, лук, картофель – все запасы. И запили жбаном кваса лёгкий завтрак под конец.
Сели на замшелом пне покурить махры халявной… И, как водится обычно, по велению крови, захотелось жизни личной – романтической любви…
Глядь, а рядом на полянке, симпатичные смуглянки развалили телеса. Право-слово – чудеса! Перерослые подростки подползли к седым коростам, и уже хотели плоть в дело потребить зело.
Но кикиморы очнулись, меж собой переглянулись, и давай тут причитать (мат – ни-ни): – Ядрёна стать!
Вы откель, лихие братья? Не иначе тати, кстати! Здрасте, тати, исполать вам! Не замайте, сильвупле! Нам ужо по триста лет, для любви мы не пригодны, и тела у нас в земле.
А самим-то в одночасье вспомнилось былое счастье - чудо-время без тоски: вурдалаки, лешаки… И взяла их тут стыдоба за невзрачный внешний вид, потому любви до гроба захотелось – се ля ви…
Прошептали стих заветный, приворотный, колдовской, и в котёл, костром нагретый, обе плюхнулись с тоской.
Но не померли на диво, а совсем наоборот, стали сказочно красивы, и готовы на добро…
Тут, конечно, состоялся славный дубль-карамболь!
Солнце красное сияло, славя чистую любовь!
Поутру молодожёны сивок-бурок запрягли в дрожки, в путь…
Лужёны глотки звонко пели: - Ай, лю-ли!
Сказке вовсе не конец, а скорее - середина…
Делу доброму венец будет в этой сказке длинной!
