Фраза, которую я поставил в заглавие этого сюжета, обычно встречается в сказках и на нее никто серьезно не обращает внимания. Но оказывается, иногда, сказки становятся былью. Вот, что мне рассказывала Галина Петрова о своем деде Иване.
Родился он буквально перед началом нового, двадцатого, века, в простой, но состоятельной крестьянской семье, в деревне Суходол, неподалеку от Средней Ахтубы. Замечу, что среди казачества (а он был волжский казак) бедняков не было, поскольку казаки – люди дисциплинированные, серьезные – как-никак, а все же – военные. Поэтому, в годы коммунистического террора, в стране проводилось раскулачивание – разграбление единичных крестьянских хозяйств. А на окраине – расказачивание – уничтожение целого класса, можно сказать – целой нации. Ведь не секрет, что запорожский казак – это не малоросс, а волжский казак – отнюдь не русский. Каждая казацкая армия – отдельная этническая единица.
Рос, учился… правда, учился больше труду, чем никчемным наукам. Освоил азы чтения, письма и счета – и достаточно. Зато как никто другой учился любить и возделывать свою землю. А у иванова прадеда была огромная пасека и все старшие сыновья в этой семье традиционно становились пасечниками. Вот и Иван с малолетства учился делать воск и мед. Ведь до открытия парафина воск ценился больше, чем мед. Мед был вроде побочной продукции. Ведь без воска – либо сиди в темноте, либо нюхай отвратительный запах сальной или стеариновой свечи. Церковь, государственные учреждения, богатые аристократы и купцы – все требовали восковых свечей. Сейчас мало кто знает, что воску присущ запах и точно так же как существует, например, гречишный мед, существует и гречишный воск. А хорошие пасечники умели его еще и ароматизировать, добавляя в него различные пахучие масла.
На мировую войну Иван не попал – маловат был еще воевать. А как подрос, тут грянул Красный Октябрь. По карману ударило безбожие – позакрывались церкви в Царицине и окрестных селах, а потом и электричество в городе появилось. Поэтому с каждым годом все меньше и меньше требовалось воска. Да и мед как-то не популярен стал. Не стало богатых – пропал спрос на вкусное.
Гражданскую войну тоже не заметил Иван – стороной обошел этот ужас его дом. Голодно было, тяжеловато – продразверстка. Ну ничего – терпели, не плакались, ни Иван, ни домашние его. А как отменили коммунизм, начался НЭП – появился спрос на воск и на мед. Теперь уже на мед спрос был больше. Воск поставляли только немноги, оставшимся после безбожных погромов, свечным заводикам. Стали богатеть, жить сытно. Нашел себе красавицу-невесту Иван и привел в свой дом. Родился первенец – сын – Александром назвали. Вот так тихо и счастливо жила семья старого пасечника. Закончился НЭП, организовали колхоз, работали в нем. Особенно на судьбу не роптали, хотя порою и приходилось несладко. По-настоящему прочувствовали, что такое Советская Власть только в 1938 году, но и то – миновала их участь лагерей и расстрелов.
И все было хорошо – рос сын – очень хотел речником стать – на пароходе плавать. Сделал Сталин руками заключенных Большую Волгу и появились в Царицыне, а ныне Сталинграде, белоснежные красавцы волжские лайнеры. Да грянула опять война – Вторая Мировая. Ивана на фронт не взяли – признали слишком старым, хоть было ему чуть больше сорока. А на самом деле прикрыло его колхозное правление – боялись погубить лучшего пасечника.. А вот сын его попал под бомбежку на волжской переправе, но выжил, а не утонул. Хотя речником после этого не стал – настолько сильно засел в нем страх воды, что даже через сорок лет после войны, он плохо переносил переезд через плотину – старался в сторону воды не глядеть. А уж на теплоходик – ни ногой. Закончилась война для него в Югославии, в самом конце 1944 года. Только подумал он, что впереди Берлин – лютая будет сеча! А тут откуда не возьмись – осколок – рубанул по левой руке и снес часть бицепса. На всю жизнь осталась у него выемка на руке.
Дождался Иван с женой сына – вполне здорового и сильного, несмотря на ранение. Стали вместе крестьянствовать, но скоро расстались. Ушел сын возрождать Сталинград, потом на завод устроился, женился, родил двух внучек-погодок матери с отцом на радость. Смеялись, правда, соседи над сестрами. Говорили – всю силу Саша в первую вложил, а младшей – мало, что досталось. И правду говорили, хотя и были обе красавицами, но старшая удалась выше многих мужчин – метр восемьдесят ростом, а младшая – до метра пятидесяти пяти не дотянула.
Вот так и жил Иван со своей женой в родной деревне на старой пасеке. Правнуков дождался от старшей внучки – родила двоих – мальчика и девочку. Нянчили правнуков – радовались – рода продолжение.
И жили они долго и счастливо, пока не…
…проснулся Иван со странным ощущением холода в теле. Непривычный, непонятный утренний холод пробрал его. Не по себе ему стало. Что-то на душе неспокойно от этого холода. Ведь тепло на улице-то. Толкнул он жену раз, мол – чувствуешь холод? Хотел спросить. А она молчит. Толкнул второй… толкнул третий… руку задержал и почувствовал, холод под рукой. Могильный холод. Умерла его жена!
Ну – умерла, так умерла – значит хоронить надо. Собрался Иван, оделся и пошел к соседям. Пришли соседки – бабку омыть и к похоронам приготовить. А Иван позвонил из правлешки сыну на завод – приезжай сынок с матерью проститься поскорее.
Вернулся в дом, а там – кутерьма – чистую одежду готовят для бабки в последний путь, стол выдвигают, столяр пришел колхозный – мерки для гроба снять. Все шумят, суетятся. Сел Иван около окошка и стал смотреть с окно, да покуривать любимый «Беломорканал». Одну папироску выкурил, затем другую, третью. Аккуратно затушил окурок, в пепельницу положил и…
…тут сын приехал. Вошел в горницу – отец у окна сидит и в окошко смотрит, отвернувшись от всех, рукою голову подперев. Подошел сын к нему, руку на плечо положил – здравствуй батька – а Иван на пол свалился. Умер давно Иван, не дождался сына. Как докурил третью папироску, тут и умер! Не мог он один, без жены долго оставаться. Всю, почитай, жизнь вместе прожили. Как привез он ее к дому родному по ерикам на лодке, так все вместе, да вместе. Работали вместе, отдыхали вместе, вместе детей-внуков-правнуков растили. Не любил Иван расставаться с женой, только если в город по делам ездил. Да и то – не больше двух дней – переночует у сына – и домой к своей любимой. Говорили про них в деревне – «как два зернышка…»
И даже смерть не смогла надолго разлучить их – на самую малость – всего на несколько часов.