- Доктор, со мной что-то не так. Помогите мне, доктор!
- Да. В чем дело? Слушаю вас.
- Четыре сна, доктор. Я измучен, у меня нервное истощение. Почти каждую
ночь не сплю.
Доктор смотрит на часы:
- Хорошо. Рассказывайте. Быстро, но подробно.
- Все четыре, доктор?
- Все четыре. Ну, начинайте же...
- Доктор, я начну с первого, «космического», можно?
Засыпая, спешу. Ведь уж ночь на дворе, и звездное небо. Я взмываю свечой,
рассекая пространство, лечу, тороплюсь. Она ждет, терпеливо мерцает вдали.
Призывает. И за что она любит меня? Кассиопея, Касси, звездочка моя!..
Музыка несется навстречу. Ее ласковый голос - да-да-ду-да, да-да-ду-да,
ду-да-а... - зовет. Я сейчас, моя милая, ты потерпи, приближаюсь. Флером
грусти, я вижу, подернут твой взгляд. Не страдай, дорогая, готовься принять, ведь недолго осталось... Ослепительный розовый свет заполняет пустоты вокруг. Расступается ночь, раздвигаются складки небес. Громче песня слышна: ду-да-а; ду-да-а... Ах, родная моя, ликованием сердце полно! Я иду, я уже на подлете. Протяни же мне руки свои, притяни, обними... Ах, как сладко!
Вот - ты чуешь? - вхожу, я вхожу в атмосферу твою. Нежно трусь,
воспаляюсь, еще и еще раздвигаю слои, проникаю все глубже... Возбуждая меня, ты поешь, обнимаешь, ласкаешь. Распаляешься, влажно уж в лоне твоем, расширяется плоть, и манит, и манит глубиною. Ну, давай же, давай!.. Ох, иду, ускоряю движенья. Все вхожу, и вхожу... Вот, уже не хватает дыханья. Что-то зреет внутри, вот, прольется сейчас... Я трясусь непрестанно. – О-у-у-у!.. И рывок, и еще... и еще... Касси... Каас, звездочка моя... Содрогание...
а-а-а!.. и фонтан... ай-яй-яй!.. Горячо мне сейчас и блаженно!
- Наша с женой любимая певица, доктор, жена просто в восторге.
Доктор чешет в затылке, внимательно смотрит на часы:
- Переходите, пожалуйста, ко сну второму.
- «Эротический», доктор. Ничего?..
- Ох, ты, Господи!.. Ну, давайте же... время...
Впадаю я, доктор, в глубокий сон. И вижу себя на закате дня, спящего и,
почему-то, голого (объясняю: я голый, доктор, не сплю). И слышу я голос, и
узнаю в нем свой собственный. И говорит он: «расти!» И наблюдаю затем с
удивлением, как, подчиняясь приказу, поднимается и растет. И не верю глазам,
что именно там взрастает… Ствол молодого деревца, пряменький такой и ровный, покрытый белесой корой и с пушком внизу. Растет быстро-быстро в высоту, чуть медленней - в ширину, растут на нем ветки и веточки, появляются молодые клейкие листочки. И вот, уже дерево зеленеет, высокое и могучее; пышная крона куполом багровеет под лучами уходящего солнца. И вижу, как на верхнюю его веточку садится маленькая такая желтенькая птичка, и начинает прыгать по соседним веточкам, и щебечет так весело. Приятно мне смотреть на ее веселье, я улыбаюсь, даже смеюсь. И вдруг замечаю, как к кроне моего дерева тянется моя левая рука (знаю, что моя, и это удивительно, доктор, потому что левая рука у меня не рабочая), длинная такая рука, и пытается согнать птичку. Хочу остановить… жалко пичужку, пусть поиграет. Но, не могу, смотрю только. Птичка суетится; вот, перелетела на нижнюю веточку, потом еще ниже, потом опять вверх. А рука моя все за ней гонится, не дает ей покоя. Не хочется птичке улетать, щебечет испуганно, мечется, и все вниз-вверх,
вниз-вверх. И рука за ней - только ветки трещат - вниз-вверх, вниз-вверх. И чувствую я, что дело плохо, что настигнет рука моя бедненькую, задушит, раздавит; и начинает меня трясти от гнева и от бессилия. И все сильнее трясет, и сильнее. Дышу тяжело, и часто, и что-то внутри меня собирается, зреет, сейчас вот прольется. А рука моя – сильная, жестокая рука! - ну, просто уже озверела: на дикой скорости ходуном ходит, туда-сюда, туда-сюда... С изумлением наблюдаю я дальше - а сверху хорошо видно, - как медленно раскрывается багровая, ставшая вдруг густо-малиновой, крона дерева, и из показавшейся уже щели ... Да ну, ее, птичку... - думаю я в этот момент, – по-ошла!.. И тут же хватаю бабу - их много летает вокруг, - сдираю с нее штанишки, - успеть бы, успеть!.. – перегнув, надеваю, как куклу. Последний рывок, содроганье... фонтан! Горячо и блаженно!..
- Вы знаете, доктор, я в лес не хожу, царство это зеленое не люблю,
попугайчиков не держу тоже. Мы с женой по-настоящему встревожены… ну, откуда такая напасть?..
Доктор снимает очки, крутит их в левой руке, потом тщательно протирает
стекла. Все это время молчит, о чем-то размышляет. Наконец, встряхивается и говорит энергично:
- Так, хорошо, поехали дальше. Третий.
- О, доктор, третий совсем простой! Мы с супругой называем его
«человеческий».
- Снится мне, что я сплю со своей женой. И обращаюсь я с ней перед этим, как и подобает обращаться с женщиной. То есть, по-человечески: нежно и ласково. Нежно погладив по жирной спинке, щекочу ей подмышками, ласково шепчу
прямо в ушко: дорога-а-я, спокойной но-очи!.. Потом переворачиваюсь на
другой бок... и сладко дрыхну, без всяких даже сновидений. И так мне хорошо при этом! Ах, доктор, так тепло и блаженно!..
- Должен сказать, доктор: у нас с женой прекрасные отношения...
Доктор долго и пристально смотрит в глаза пациенту. Его взгляд выражает
как бы: а не дурачишь ли ты меня, парень?.. Мол, не выйдет, и не таких,
мол, видали!.. Но, нет. Ответный взгляд прям и бесхитростен: дескать, и не сомневайтесь, все в точности, как говорю. Немножко даже обижен: зачем мне обманывать?..
Доктор отводит глаза, хмыкает, перебирает листы бумаги у себя на столе,
сосредоточившись, делает какие-то записи. Затем отрывается, пытается
шутить:
- Последний сон… он важный самый. Ну, вперед!
Пациент вяло улыбается, но уже через секунду его лицо мрачнеет:
- Ах, доктор, это ужасный сон. Как он мне досаждает! Притом приходит чаще,
чем другие. Мы с женой давно уж сошлись во мнении, и назвали его
„трагический».
- Вперед! время идет... Доктор по-прежнему настроен шутливо.
Засыпаю. Приходит мужик. Садится на край кровати: «Ну, как ты сегодня?» -
спрашивает. Я отворачиваюсь: я не хочу, он мне противен. Мужик молча
сидит, не уходит. И не просит, скотина, не уговаривает, просто сидит и ждет. Не знаю почему, но не могу его выгнать. Не могу, хотя ни разу и не пытался.
Лежу, мучаюсь. Проходит время. И вот, как всегда: начинает меня одолевать странный зуд. Бороться с ним невозможно: терплю до поры, стиснув зубы, но
знаю уже, чем кончится. Все равно я, доктор, сниму штаны, волосатая дрянь прижмется и пощекочет, раздвинет мои ягодицы, ткнется легонько и
остановится, еще и еще, пока, не встречая по ходу сопротивления, не залезет в меня до конца. А конец-то… ого!.. Потом начальственным таким похлопыванием по попе, но не вынимая, заставит встать на колени, и, просунув под меня руку, поймает мошонку. Гладит, собака, так нежно, так ласково - куда там! – что я расслабляюсь, и у меня упруго встает. Обхватив плотно четырьмя пальцами
(мизинец отставлен в сторону - боится испачкать что ли,
аристократ?) начинает качать. Мы качаемся вместе, при этом он что-то мурлыкает себе под нос, а свободной рукой - вот, гад! - хлопками задает ритм. Постепенно ритм ускоряется, он входит в раж, бьет все сильнее. Самое интересное, доктор, что мне от этого становится в кайф, я как будто дурею. И так мы раскачиваемся, раскачиваемся, эдаким сумасшедшим склещенным маятником, пока не выждав коварно момент, он не входит в противофазу. Вот когда, доктор, я начинаю трястись, а внутри собирается, зреет, вот-вот прольется. Заметив, убирает, гад, руку - я - против, конечно! - и, перегнув, как куклу, входит в меня на полную мощь. Теперь я помогаю себе сам, мы сопим и рычим, как собаки, и кончаем одновременно: рывок - содроганье – фонтан... Горячо и... противно. Господи, как же противно!
- Ах, доктор, и врагу не пожелаю такой сон. Всякий раз, как я его рассказываю, жена страшно переживает.
Доктор рассеянно смотрит в окно. Чувствуется, что он немножко ошеломлен, немножко не в себе, явно под впечатлением от услышанного. Лоб его морщится, он пытается взять себя в руки: ведь надо же что-то сказать, поставить диагноз… Нет, не может пока, и молчит.
Пациент терпеливо ждет. Но молчание затянулось, и он не выдерживает:
- Доктор, так что же... Совсем плохо?
Доктор вздрагивает, встает со стула и начинает ходить по кабинету.
- Помолчите, больной, - бросает он резко, - дайте подумать!
Проходит еще несколько минут. Наконец, доктор останавливается; лицо его стало спокойным и доброжелательным, морщинки разгладились, видимо, он пришел к какому-то заключению.
- Так, больной, мы будем лечиться гипнозом! Я сотру ваши сны в порошок, вы
никогда больше не увидите эту гадость!.. Впрочем, не поручусь… можете
увидеть другую.
Пациент потрясен. Он вскакивает с места, горячо жестикулирует, говорит,
заикаясь:
- К-как, д-доктор?.. и «ч-человеч-ческий» т-тоже?!.. Ник-к-когда!
И добавляет уже нормальным голосом, но с укоризной:
- Вы не подумали о моей жене, доктор... Это ее единственное развлечение.
