В. КРИВУЛИНУ
I
. . . . . . .
О, кора!
колыбели моей барбизонское лето!
это пух тополей, эрмитажная поступь его угловой
лестницы тисовый взлет – аллюр алегретто,
каменных листьев венец над моей головой,
гибкое тело реки меж гранитных пластинок корсета…
город гранита, горячий июль, студенистый,
мягкий изгиб грибоедова, брошенных пристаней
впадины там, где кипел якорями базар
жители севера – веницъянцы во дни наводнений –
как кастаньеты звучат голоса, унося в холода
флаги, цвета: красной розы страстей, голубой – отреченья
и безупречной колючее белое зарево…
вот и роса на зеленых у стен исполкома –
мариинское утро, дворца петербургская кома
. . . . . . .
. . . . . . .
II
разве я не любил легендарные серые мощи,
крейсерство на острова, театральный кирпич равелина?
белые ночи,
верлибр…
III
разве не я повторял – это я в ожиданье беспечном!
разве не это друзья мои?
разве не я…
IV
. . . . . . .
. . . . . . .
V
…перед смертью цветы распускаются ярко и нежно!
перед жизнью пожитками листьев ласкают свой взор…
покоренность бутона – округлая сфера надежды
наготой лепестка прикрывая позор,
прогорай как трава на песке бездыханное лето
уносимая розой ветров чешуя бересты –
ты еще не разуто, дотла не раздето
и до наготы
MCMLXXX
* * *