Я никогда на иконах не видел спины
святого. Нарисуй мне Иисуса Христа.
Св. Иуда. Кн. 4
«Я начинаю свой рассказ в момент внутренней и внешней нестабильности», — писал человек, глупо озираясь. Его работающая тень падала и на меня.
— Попробуй снова, — попросил я.
«Облака кошмаров витают, витают, и совсем не страшно, будто в смерть можно войти и выйти, не скрипнув дверью», — продолжил он.
Остановиться и остановить его было уже невозможно.
«Вы замечали, у нас заостряются носы. Но это не от любопытства. Мы просто умираем и не сможем посмотреть оттуда, как тут».
— Постой, ты помнишь, мы пили чай с простыми бубликами, — кричал я, не понимая кому.
Он исчезал.
Я встретил его осенью. Серый день. Серый город. Серая фигура. Это была действительно осень — как ещё объяснить, что с губ его падали мёрзлые фразы.
— Всё побледнело. Бледное солнце. Бледная яичница. Бледная любимая женщина, — шептали его тонкие холодные губы.
— Может, вам чем помочь? — спросил я, останавливаясь.
— Вы видели в городе объявления: «Молодой специалист по приключениям снимет комнату»? Все шарахаются. А вы бы сдали?
— Не знаю, — растерялся я.
— И я не знаю. Вернее, по вам не видно.
Он пролистал несколько листов старинной книги и показал:
— Читайте.
«Бог, знающий людские страдания, не может родиться на небе. Его родила самая обычная женщина».
И добавил:
— Вот так вот… — И пошёл.
А я стоял в осени, которую не умел изменять.
Конечно, обычно пишут, что еле добрёл домой, разбитый, не ел, не пил, а только мучительно думал об этой встрече.
Но я пишу, что нечаянным образом простудился. У меня болела голова. А дома никого не было. Пусто...
Он даже в мыслях исчезал — не то лицом, не то спиной, не помню. Голова меня мучает.
— Побойся Бога!
— Бога нельзя бояться, — ответил Иуда.
«Из разговоров, или Иудея»
Голова раскалывалась на острые ненужные углы. Я с трудом всматривался в чёрное небо, где летали спутники атеистов. А сзади... гномы сидели на табуреточке. Двое маленьких гномов и самовар с серебряными колокольчиками по бокам. Рядом лежала потрёпанная инструкция по управлению межпланетным кораблём — в картинках, для не умеющих читать. Чай лился в цветастую чашечку. Сахарок сыпался.
Громыхнула форточка, распахнутая взбунтовавшимся в поисках рваных парусов ветром. Дохнуло свежестью, морем, романтикой.
И вместо того чтобы закрыть плотнее окно, я открыл его настежь, влез неуверенно на подоконник. Порывы холодили, рвали непослушные волосы, толкали в бок. Ухватившись за раму, я посмотрел в тёмную даль со светлой полоской угасающего заката у самого горизонта, потом вниз. Там, в пропасти между домов, светили фонари. Что-то мигало, двигалось, словно игрушечное, праздничное.
Эх, взмахнуть бы сейчас руками... и-и-и...
И ветер, будто приняв мой порыв как свой, стал оживлённо подбадривать, дуть, приглашая. Я осторожно двинулся на середину, встал, тряхнул руками, растопыривая пальцы как перья, придвинулся к краю. Вихри охватили меня с радостью, ворвались под рубашку, юркнули в рукава, скользнули как змейки по спине. И мне уже чудилось, что сзади вырастают мощные крылья. Шуршат, разрастаясь и наполняясь...
И тут неожиданно раздалась беспокойная трель дверного звонка.
Не обращая внимания на будоражащий звон, я поднял руки, набрал как можно больше воздуха... сейчас, сейчас... ещё немного... огромное небо зовёт...
Закрыл глаза, сосредотачиваясь... сердце учащённо стучало…
Звонки не унимались, скрежетали, лупили. Да что же это такое! Неужто и на окне нельзя постоять хоть чуточку!
Спрыгнул в комнату, резко шагнул. Гномы улыбались неизвестно кому, как малые дети. Ну не идиоты ли? А? Господи.
И, обуреваемый праведным гневом, я двинулся открывать непрошеному гостю.
Замки щёлкнули, дверь распахнулась. Бам! За ней никого не было. Пусто. Я глянул вверх, вниз, в стороны, внимательно осмотрел обшарпанную лестничную площадку. Потом медленно притворил за собой дверь и увидел в зеркале усталую фигуру, осунувшееся тусклое лицо. Своё.
Снова, но уже медленно подошёл к окну. Огонёчки внизу не были уже такими весёлыми, а ветер, казалось теперь, не подхватывал, а бил. Хлестал. Недовольный… Впрочем, вроде ничего не изменилось. Так и хотелось повторить: вроде...
Дзинь-брынь. Один глупый звонок.