Когда бы светлый день пронзило помрачение
и темный свод космический приблизился ко мне,
потрогал бы умиленно я звездочки вечерние
и понял, что игрушки рождаются во сне.
И в самом деле, кто сказал - далёко
горят миллиарды солнц и хоровод планет
притянут гравитацией к божественному оку,
что это не иллюзия, что это не секрет.
Всё мироздание возникло в воображении
на темном своде страхов и чудес.
Гляди, как карапуз облизывает звезды -
конфетки, он-то знает, что доставать с небес.
Открой глаза пошире, зрачок твой телескоп,
и поищи во мраке надежный гороскоп.
1.2012
2.
Когда б вуаль на город мне накинуть,
я Млечный путь увидел бы опять.
Как мало звезд там, город ест их бурно
свечением своим, заставив их слинять.
Мне так не по себе, что звезды исчезают,
что я плачу за роскошь дорогой ценой.
Философы, поэты смотрят теперь под ноги,
как будто ищут доллары, омытые слезой.
Пилястры, капители и то нам не видны -
не поднимая головы, бредем – табун заблудший,
в руках куски фастфудов и чувство той вины,
что порождает Армагеддон грядущий.
Поверьте, братья, день за днем мы бьемся,
придет наш час, в бессмертие прорвемся.
1.2012
3.
Злодейка-улица ведет в затерянный квартал,
где я найду и клоуна, и шлюху.
- «Не трогайте меня, я вам не Ганнибал,
мои амбиции не Рим. Без стука? Невезуха».
- «Где я? И почему в трусах на ледяном ветру?
Я только прикоснусь к ней и тотчас же уйду,
не по нутру она мне, совсем не по нутру»…
- «Что вы сказали? Я ищу беду?
Два слова ей скажу, прошу, от холода дрожу».
Я скрыл, что я уже себе представил
горячие объятия, потом вино и фрукты,
я ей хорошую б компанию составил.
Открыв глаза, я вижу черствый хлеб,
а на стене заплесневелый герб.
1.2012
4.
Апофеоз, апофеоз, сюда все, люди добрые,
смотрите, как кудахчут певицы в унисон,
послушайте, развесив свои глухие уши,
и спрячьте, бога ради, штрипки от кальсон.
А ты, толстуха пьяная, придвинься-ка ко мне,
что там твой нареченный в кармане ворошит,
не ворожит, не убежит, а просто здесь лежит.
Ну и потеха бурная, и воет хор в огне.
Я тут, я тут весь твой, моя судьба,
печальный, опрокинутый, вот такова гульба,
тихонько выбираюсь, забыв, зачем пришел -
оковы раздвоения, посаженный на кол.
Прости, что имя терпкое забыл я навсегда,
я много перевидел, ведь время, как вода.
1.2012
5.
Волхвы из Иудеи на меня не смотрят,
для них мой нос и рот и даже письмена
и рожи у меня на майке – змеиный яд
для святости. Да, я такой – другие времена,
не для Христа, не для молитв и Богородицы.
Вхожу в затерянный тупик сознания.
Куда себя девать? Мне жутко при бессоннице.
На той стене красуются премудрости познания,
а я вот думаю, что было тысячелетия назад.
Потом хлебнул еще, и бездна мироздания
открылась мне и призывает в ад.
Пора бы углубиться в текст святых писаний.
Рука дрожит, не страх ли поведения -
обнять осиный стан взамен ночного бдения.
1.2012
6.
Река под крылом самолета недвижна,
как мертвое тело змеи. А я все стараюсь
волны увидеть, как в Волге иль в Сене, бегут,
набегая, как тело на тело, как губы на губы,
а после и мост, распростертый как вечность,
и доброе сердце рукой медсестры
протянуто ласково. С болью беспечно
я рвусь по мосту на тот берег, где ты.
Не буду болеть, не надо скворечен
из окон больницы, из морга надежд,
составь мне компашку на завтрашний вечер
в кругу разгильдяев и полных невежд.
Болит и болит, хоть подохни от боли,
мой разум свербит, мое сердце в неволе.
1.2012
7.
Я лыжи потерял в глухом лесу,
увяз и, как мертвец, отдался я сугробу,
спасенья не предвижу, не спасут,
чтоб не уснуть, я углублюсь в чащобу.
Сюда б Сусанина, он вывел бы на тракт.
О если б домик с теплой, не остывшей печкой!
Глаза слипаются. Не подпишу со смертью я контракт.
Мне бы лыжню, проложенную речкой.
Вот только б не уснуть, последний сон, как смерть.
Не нужен отходняк, мне б жара крематория,
я не позволю телу и душе так глупо умереть,
она найдет меня, не слушай ораторию.
Она поймет, что я исчез из списка,
она придет, она найдет посмертную записку.
1.2012
8.
На двери замок пудовый и кувалда слов:
«Разлюбила, все обрыдло, ухожу, прости».
Мне ведь тоже не хотелось розовых оков,
мне же тоже так хотелось ноги унести.
Что же ноешь ты, аорта, думаешь, умру?
Всё путем, «свобода слова» - вместе пропоём.
Нет, нескладно, коль не любит, моему уму.
Но букет из незабудок пополам вдвоем.
Сел на лестнице уныло, словно ключ забыл.
Трали-вали, песня спета, угасает пыл,
а потом в ночном кошмаре нудно волк завыл.
Тихо едешь – не доедешь - вот наш быстрый век,
собирает за бутылкой сборище калек.
Как привыкнуть мне к разлуке - я же человек.
1.2012
9.
Признательней мне будет памятник сторукий,
чтобы сказали: «Не Шива он, а скромный человек,
а памятник такой, хоть верен был науке,
но разрывался на сто дел». А это муки,
когда и бесконечность кажется отрезком,
который, думаешь, пройдешь с тем блеском,
что светится в ночи в прибое с плеском,
та лунная дорожка, похожая на леску,
потянешь, и весь мир у твоих ног. И не остыл,
хотя одна лишь жизнь – одно лишь можешь дело,
закон суров – не разруби себя на душу и на тело.
И все же был сторук, не призрак, не химера,
не ангел и не бес, а вот не знал он меры.
Подумают и так. Я ж - корабли Гомера.
1.2012
10.
В зеркальном зале, словно в мышеловке,
особенно когда изрядно подшофе,
стараюсь, пробиваюсь, стукаюсь неловко,
все, как и в жизни - везде я и нигде.
Паук ползет на край той паутины,
где муха безнадежно пытается порвать
на совесть сделанные путы по рутине
паучьей жизни. Не буду осуждать.
Салют гремит, я вышел наконец на волю,
игра, аттракцион, галдеж и тарарам,
не муха все же, но двигаюсь я с болью,
смотрю на фейерверк с печалью пополам.
Густые брови радости расчесаны в пробор,
мне праздник надоел, и он такой же вздор.
1.2012
11.
Предначертано мне, как и тем, как и всем,
начинать свою жизнь, обойдя Вифлеем,
пыль пустыни всосать, как отшельник шальной,
рисковать, словно воин, своей головой.
Иллюзорно былое, и в грядущем ни зги,
для чего же родился, если пудрят мозги,
для чего же читал, чтобы спрятать в альков
сонм открытий великих предыдущих веков?
Я же тоже лунатик, говорящий во сне
и идущий над бездной при полной луне.
Я предвижу события, закрывая глаза,
а по сердцу, по нервам остриями фреза.
Раз вздыхаю устало, значит влез не в ту сеть,
выйду к озеру черному, лед там начал твердеть.
1.2012
12.
Сонета протяженность короче моей жизни,
тем паче не вместит он летопись страны,
мысль коротка, но кровью она брызнет
слов обжигающих, как губы сатаны.
Дали, нафабрив усики, за мной не поспевает,
меня несет в проулки, где грязь и нищета,
хотел дворцы увидеть, над океаном чаек,
а вижу цифры, даты и многая тщета.
Не верю, что рабами привычек и эмоций
родились мы, чтобы страдать всегда.
Корабль судьбы в моря ушел без лоции,
надежда наша путеводная звезда.
Смеясь и плача, ходим мы по кругу,
чтобы найти случайно верную подругу.
1.2012