ПОРУЧИК ЛЕРМОНТОВ
ЧАСТЬ 1
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
Нет, я не Байрон, я другой
Ещё неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой».
М. Ю. Лермонтов.
Млечный путь серебристою пылью
Как чадрою накрыл облака,
Ночь раскинула звёздные крылья
Над седой головой Машука.
Город нежится в сладостной дрёме
Наслаждаясь дыханьем весны,
Над горой, как в оконном проёме,
Виден краешек бледной луны.
Тихо, тихо. Природа вкушает
Благодатный живительный сон,
Иногда тишину нарушает
Лишь цикад переливчатый звон.
Спит Машук. Спят дома Пятигорья,
Нет им дела до мыслей людских
Никакое вселенское горе
Не нарушит спокойствия их.
А внизу, в белой дымке тумана
В темноте, различимый с трудом,
Под защитой горы - великана
Глинобитный пристроился дом.
Три окна. Камышовая крыша.
Цветника полузамкнутый круг
Ряд цветущих акаций, а выше
Только камни и гордый Машук.
В этом доме - жилище поэта.
Он опять засиделся в ночи,
И в коморке его до рассвета,
Тускло светит огарок свечи.
Кто же он? Как ему не наскучит
В захолустье транжирить свой век?
Это Лермонтов. Просто поручик.
Величайшей души человек.
Он не только поэт, он - мессия
Для кого-то карающий меч…
Завтра горько заплачет Россия,
Что его не сумела сберечь.
Небо звёздным пожаром искрится,
Но не видит поэт ничего,
Почему ж ему ночью не спится?
Что так сильно печалит его?
Что за тайная мысль его гложет?
Отчего не помята постель?
Или душу поэта тревожит
Злополучная эта дуэль?
Нет. Дуэли привычное дело,
Он солдат и привык рисковать,
И идти на противника смело,
И пощады ему не давать.
Здесь сложнее. Здесь что-то другое.
И поэт в тишине говорит:
- В мире знают всего только двое,
То, что завтра я буду убит.
И не важно, что кто-то хлопочет,
Примиренье готовят друзья,
Но Мартынов мириться не хочет,
А во всём виноват только я.
Знали все, да, и я это видел,
Что «мартышка» обидчивым стал,
Видно сильно его я обидел
И насмешками крепко достал.
Я готов, слова красного, ради,
Осмеять все на свете гербы,
Только вот при Верзилиной Наде
Делать это не стоило бы.
Да. Наш Коля, как всякий повеса,
Чувства юмора с детства лишён,
Но, с кинжалом, в наряде черкеса
Он, конечно же, очень смешон.
А когда-то учились мы вместе,
Пили сидр, упражнялись в стрельбе,
Он мечтал о богатой невесте,
О завидной военной судьбе.
И к стихам относился с любовью,
Сам взбирался порой на Парнас,
Кто б подумал, что братскою кровью
Породнит нас суровый Кавказ.
Но Мартынов не стал генералом,
Ну, какой из него Ганнибал?
И не зря «горцем с длинным кинжалом»
Я вчера его в шутку назвал.
Он майор, я же просто поручик,
И знакомым всегда говорю:
- На Кавказе награду получит
Только тот, кто угоден царю.
Ну, а тем, кто в сражениях жарких
Шёл бесстрашно один на троих
Лишь тогда достаются подарки
Если есть покровитель у них.
Я противник коварства и лести,
И для всех подхалимов – злодей,
А отточенных способов мести
Очень много у этих людей.
Не простила мне «Смерти поэта»,
Стая беркутов и воронья,
Я был сослан за резкость памфлета
В позабытые Богом края.
Царь решил: - Пусть остынет немного,
Хватит в Питере Ваньку валять,
А погибнет, туда и дорога
Будет знать, как меня оскорблять.
Через стычки, сраженья, засады,
Мне пришлось на Кавказе пройти
Я сражался не ради награды
Я хотел только правду найти.
И все эти тяжёлые годы
Я писал, я горел, я мечтал
И посланцам грядущей Свободы
Стихотворный ковал пьедестал.
У меня нет ни друга, ни брата
Даже женщины преданной нет,
Основное богатство солдата
Шашка, книги, ружьё, пистолет
Завтра будут расставлены точки
Завтра каяться можно в грехах,
Дописать бы последние строчки
В неоконченных новых стихах.
Это «завтра» уже у порога
Колесница стоит у крыльца,
Но со светлою верою в Бога
Я пройду этот путь до конца.
И клянусь светлым именем Феба
Что без страха пойду к рубежу,
Моя пуля направится в небо
И противника я пощажу.
А Мартынову некуда деться,
Он прицельно направит свинец,
И достанется мне по наследству
Александра терновый венец.
Скоро утро. Ну, что же, к удаче!
Если я не увижу закат,
Кто-то искренне горько заплачет,
Кто-то будет несказанно рад.
Эх, Россия, страна самовластья,
Дорогие до боли края
Ты моё неизбывное счастье
И печальная гордость моя.
Небо залито звёздною пылью
Лунный свет серебрит облака,
Ночь раскинула тёмные крылья
Над седой головой Машука…
ЧАСТЬ 2
ДУЭЛЬ
«Я убью узденя!
Не прожить ему дня!
Дева, плачь ты заране о нем!
Как безумцу любовь
Мне нужна его кровь,
С ним на свете нам тесно вдвоем».
Стихи Н. Мартынова, написанные в ночь перед дуэлью.
Чья-то тень промелькнула в окошке
И Чиляев, хозяин двора,
Крикнул: - Миша, подъехали дрожки,
Выходите, вам ехать пора.
- Я поеду верхом, чуть попозже,
А сейчас посижу над стихом,
Через час и Васильчиков тоже
К месту встречи приедет верхом.
- А на дрожках Столыпин и Глебов
Пусть поедут поляну смотреть,
Им полезно под солнечным небом
Офицерские кости погреть…
День июльский клонился к закату
Дали были прозрачно – чисты,
И делились своим ароматом
С окружающим миром цветы.
Над дорогою лентою клейкой
Вился послеполуденный зной
А вдали, над Бештау и Змейкой,
Тучи чёрной нависли стеной.
Разлохматились тёмные гривы,
Скрыли солнце и блеск синевы,
Вот и первые ветра порывы,
Клубы пыли и шёпот листвы.
Ближе - ближе свинцовые тучи
Стихла даже цикадная трель,
Кто-то тихо сказал: - Может лучше
Мы на завтра отложим дуэль.
Но Мартынов нахмурился злобно,
Губы сузились в тонкую нить: -
- Я считаю, что вряд ли, удобно,
Нам об этом сейчас говорить.
- Ну, а то, что дуэль дело чести,
Все вы знаете лучше меня,
Наш противник, наверно, на месте…
И Мартынов пришпорил коня.
Над скалой что-то ухнуло гулко,
Застонали берёзок стволы.
Не простой, видно, будет прогулка
И дуэль у Перкальской скалы.
- : -
Место дикое, место глухое
Сосны, ели, берёзы вокруг
Нарушает блаженство покоя
Только дятла настойчивый стук.
Вот и дрожки стоят у дороги,
Тень орла высоко на скале,
Здесь нельзя не подумать о Боге
И о месте своём на земле.
Пыль наскальная крошкою сыплет,
Михаила пока ещё нет,
Под сосной Трубецкой и Столыпин
Собрались на военный совет.
Пригодился их жизненный опыт,
Сплав традиций и кодексов взвесь.
Вот послышался бешеный топот
Пол - минуты и Лермонтов здесь.
Секунданты, разметив площадку,
Отошли в тень базальтовых плит,
Что сказать? Всё идёт по порядку
Так, как кодекс дуэльный велит.
Вот барьер. Пять шагов от барьера.
В обе стороны десять шагов.
На коротком пространстве - карьера,
Честь и совесть обеих врагов.
Михаил подошёл к Николаю:
- Я не склонен себя обелять,
И обидел тебя, понимаю,
Но в тебя я не буду стрелять.
- Мы – военные. Не дилетанты
Может, нам загасить фитили…
Тут к врагам подошли секунданты
И, спеша, по местам развели.
Трубецкой зарядил пистолеты,
И Васильчиков крикнул: - Сходись!..
Каждый шаг как дыхание Леты,
Каждый шаг - это смерть или жизнь.
Но не двинулся Лермонтов с места
Поднял над головой пистолет.
Видно, что не из робкого теста
Слеплен был офицер и поэт.
Выстрел вверх. Над вершиною ели
Беловатый растаял дымок,
Словно отблеск душевной метели,
Словно отзвук сердечных тревог.
И как - будто в ответ, с поднебесья
Грянул вдруг оглушительный гром,
И от молнии горы и веси
Озарились багровым костром.
Разразилась ужасная буря,
Загудел растревоженный лес
С неба лился поток, будто пуля
Отворила все хляби небес.
А к барьеру уже суетливо
Быстрым шагом Мартынов шагнул.
И прицелился неторопливо,
И в глаза Михаилу взглянул.
Тот как - будто сошёл с пьедестала,
Не коснулся лица его страх,
Лишь улыбка презренья играла
На чуть – чуть побелевших губах.
Словно Лермонтов был из гранита,
Словно жизнь отошла от него,
Он презрительно, как на бандита,
На врага посмотрел своего.
Лес гудел напряжённо: - Не надо,
Не стреляй, пока есть ещё срок,
Но Мартынов, не выдержав взгляда,
Торопливо нажал на курок.
Отчего не случилась осечка?
Отчего не заел пистолет?..
Словно сбитая выстрелом свечка
Как подкошенный рухнул поэт.
Непрерывные грома раскаты
Проводили ещё одного,
И стояли деревья – солдаты
В карауле у тела его.
Как посланец горы-великана
Пролетел ветерок - легкокрыл,
Он как саваном, светлым туманом,
Бездыханное тело накрыл.
Это длилось всего лишь мгновенье,
И была ласка ветра легка,
Словно вечности прикосновенье,
Словно верного друга рука.
И на месте дуэльной атаки
У подножья Перкальской гряды.
Расцвели ярко – красные маки
Как бессмертья живые следы.
ПРИМЕЧАНИЯ: Уздень, узденя — сословие на Кавказе.
