Ну, что, сразу и насупился. И впрямь как маленький! Ты на меня не больно-то серчай. Я ведь не со зла. Это ведь, если честно, я к тому клоню, чтобы ты меня, старуху, послушал.
А парень-то ты видный – ишь кудри какие! Я в молодости тоже девкой красивой была. Коса – во-о! Под вечер, бывало, щеки нарумяню, напудрюсь, бусы надену, по деревне пройду – парни так и сохнут. Вот только ветер в голове был, как у тебя сейчас. Это потом я уж умнеть стала. Как раз после того случая, как меня медведица миловала. Как миловала?
Мне тогда годков семнадцать было. Лето в тот год хорошее выдалось, грибное. Мы с девками целыми днями в лесу пропадали, грибы-ягоды брали. Дома-то не ругали, а нам только это и подавай. И понятно: и для нас это навроде забавы, и для хозяйства кака-никака, а подмога. Вот, значит, пошли мы с девками по ягоды. Ходим от полянки к полянке. Хоть и хочется кажной больше остальных набрать, но далеко друг от друга отходить боимся, меж собой перекрикиваемся. Только раззадорилась я. И вроде бы недалеко отошла. А оглянулась по сторонам – нет никого. Давай аукаться – никто не отвечает. Испугалась я, решила домой возвертаться. Стала дорогу искать, да только все напрасно. Хоть и недалеко мы от дома ушли, а пути назад найти не могу. Еще пуще заплутала. А леса-то в то время не такие, как сейчас были: дремучие, деревья – во-о, в три обхвата. Немудрено в таком лесу заплутать. Это нынче все загубили – распахали, а тогда…
Долго бродила я по лесу. Аукалась. В такую глушь забрела, что и сейчас вспоминать страшно. Боязно мне. Вдруг слышу: «Ау-у». Протяжно так, громко. И вроде совсем от меня близко. Бросилась я на голос прям через бурелом. А там и нет никого. Аукнула, а голос мне с другой стороны в ответ: «Ау-у». Побежала туда – опять нет никого. И так раз несколько. Поняла я тогда, что это леший кружит. «Ну, - думаю, - кричи - не кричи, а больше никуда не пойду». А сама изголодалась вся, устала, да и страшно. Кой-как выбралась на место, где деревьев поменьше. Села на пенек. Сижу, горюю.
А кругом ни одной живой души не слышно. Птицы – и те не поют. Вдруг захрустело-затрещало, и прямо на меня из чащи стадо кабанов выбегает. А впереди секач здоровенный. Клыки длинные, сам злющий. Увидел меня да прям как бросится. Вскочила я и что есть духу прочь побежала. И про туесок свой забыла. Бегу, дороги не различаю – чудится мне, что за спиной копыта стучат. Не помню, сколько бежала; сарафан в клочья изодрала, руки-ноги в кровь поисцарапала. Только выбилась из сил, упала.
Отлежалась, пришла в себя. Гляжу – полянка маленькая. И круглая такая, как тарелка. И вся как есть, черникой усыпана. Прям черно. Никогда больше я такой полянки не встречала. А вкруг той полянки все следы кабаньи.
Голодная я, ягоды срываю, ем. Они сочные такие, сладкие. Вдруг вижу: среди ягод колобок какой-то пушистый катится. Присмотрелась я, а это медвежонок. Да маленький, словно игрушка. А сам такой хорошенький, шерстка мягкая, нежная. И захотелось мне его погладить. Я хоть и понимала, что медведица где-то рядом, но ничего с собой поделать не могла. Взяла я его на руки, глажу. А он не боится, не вырывается, ласкается ко мне, в щеку мордочк5ой тыкается.
Поиграла я с ним, да и присела, чтобы отпустить. Только разжала руки, как чувствую, кто-то мне в спину уперся. Не то, чтобы сильно, но и не слабо. Хотела закричать я со страху, да не могу. Чую чье-то дыхание за спиной, тяжелое такое, спертое. Смекнула я, что сама медведица пожаловала. Поднялась я, хотела обернуться, а она не позволяет, а сама все вперед меня подталкивает. Догадалась я, что велит она мне идти куда-то. Шагаю я, медведица за мной следом, лапы свои по–прежнему от меня не отнимает. Так на задних лапах и идет за спиной моей, прямо, как в цирке. Почему я так решила, что за мной она идет? Так лапы-то ее передние постоянно мне в спину упертые. Да и шаги сзади тяжелые чувствовала.
Идем мы. Медведица меня направляет. Куда надо повернуть – она подтолкнет, а обернуться мне не позволяет. Так мы с ней и шли.
Долго по лесу она меня водила. Вдруг деревья расступились, и выходим мы через кусты какие-то на опушку. Посмотрела я – вон она вдалеке виднеется наша деревня, только мы к ней с другой стороны вышли. Тут чувствую в спину меня больше никто не толкает. Обернулась - а позади меня никого нет. Только ветки хрустят, да кусты шевелются, будто прошел сквозь них грузный кто-то.
Прибежала я в деревню сама не своя. Там меня уже спохватилися. Подружки мои, видят, что я отстала, покликали-поискали, не нашли и решили, что я назад вернулась. Приходят в деревню, про меня спрашивают. А меня нет. Рассказали все.
Собрал тятя мужиков меня искать. А я тут сама объявилась. Смотрят люди: лицо у меня в ссадинах да царапинах, одежда порвана. Окружили, расспрашивают, что стряслось. А я стою, слезы у меня из глаз катятся, а ничего сказать не могу, только рот, как рыба, разеваю.
Целу неделю потом говорить не могла. Думала, что навсегда немушкой останусь. Но отошла-таки. Рассказала потом про все. Люди, понятно, не верят. Мужики смеются: «Увидала девка медведя – вот ей и померещилось со страху». Обидно мне было такое слышать, ну да что поделаешь.
А вот бабка у нас одна в деревне жила, так та поверила. Она вроде как знахаркой считалась. Людей травами – заговорами лечила, и врачи так не умеют. Услыхала она мою историю и говорит:
- Повезло тебе, девка. Счастливой будешь! Даром что ли тебя медведица выпестовала. Медведь – зверь умный, не зря хозяином леса называют. Ты ее дитенка приголубила, за то она тебя из лесу и вывела, от кабанов оберегала.
И то правда! Счастливо - несчастливо жила, а грех на судьбу жаловаться. Замуж по любви вышла. Мужа с фронта дождалась. Трех сыновей да двух дочерей вырастила. Вот сейчас к старшей в гости еду.
Ну, что лыбишься-то? Думаешь, неправда? Мало, видать тебя отец драл, раз старшим не веришь. Знала бы – и не рассказывала.