Девочка моя (Рассказ)

"Все проходит по кругу: отвага, испуг,
   Друг и недруг, любовь и разлука.
   Все бывает не вдруг и не сходит нам с рук -
   Это круг. И не выйти из круга".
   (Андрей Макаревич)
  
   Ноябрь окутал город холодными серыми тучами, просквозил ветрами, завалил мокрым снегом, заманивая жителей в теплые дома, в уютные постели. Щелкнув выключателем, Лариса погасила свет, подошла к окну, поёжившись, глянула на хмурые дома, задернула плотнее шторы. Среди ночи проснулась: Иринка почти неслышно попросила попить. Лариса метнулась на кухню, потеряв по дороге тапки, налила воды в любимую дочерину кружку и бегом - обратно, к Иркиному дивану.
   Опомнилась. И замерла около, безвольно опустив руки. Не почувствовала, как вода выплеснулась на босые ноги. Очнулась от стука упавшей на пол кружки, медленно опустилась на колени, погладила диван, прислонила голову и так просидела всю ночь с открытыми глазами.
  
   Лучшая подружка Наташка безбожно завидовала Лариске, расписываясь в ЗАГСе как свидетельница. Нет, только подумайте! Она, Наташка - симпатяшка и вообще умничка - ещё даже не невеста, а простенькая, даже страшненькая, Лариска, уже замужем. И муж - не абы кто-то, а красавец - парень, Валерка Савиных. Наташка улыбалась сквозь слезы, гуляя на свадьбе, и в отчаянии кусала пухлые губы.
   Через полгода Наталья выскочила замуж, захомутав первого попавшегося жениха. Виделись замужние подруги редко - Лариса не сводила глаз со своего красавчика Валеры, не отходя от него ни на шаг. Но когда родили: Ларка - дочку, Наташа - сына, стали вместе гулять с малышами.
  Однако недолго держится семейная жизнь, если строишь её назло кому-то. Наталья вскоре разошлась с мужем, ничуть не сожалея. Времени гулять с подругой стало меньше - надо было искать другого жениха, да и тяжко было Наташке видеть сияющее Ларкино лицо. За что, блин, этой рохле такое счастье?
   Сынишка Петя всё чаще жил-ночевал у бабушки с дедушкой. Мама для него была светлым праздником, самой лучшей, самой любимой. А Наташка искала мужа. Выкуривая сигарету за сигаретой, корила неудачную судьбу. Ночами бесилась от одиночества, изнывая от желания, ласкала сама себя, безумствовала, очнувшись от сладостного сна, в котором она была всегда желанна и любима. Потом поняла: не находится муж - и не надо! Повеселела и напропалую загуляла.
  
   В Ларискин развод не сразу поверила, долго сидела с телефонной трубкой в руке, глядя застывшими глазами на прозрачные стекла серванта. Валера ушел к другой? Подруга мечется в пустой квартире, не находя себе места? "Так тебе и надо! Не мне одной!" - где-то внутри затрепетала гаденькая радость, заиграли победные фанфары.
   - Наташа, Наташка, я ему звоню, а он бросает трубку, он меня не желает слушать, понимаешь?
   - Ага. Понимаю. Так не звони.
   - Я его люблю-у-у-у. Я не смогу без него. Я...
   - Успокойся. Я сейчас приду к тебе.
   Они пили вино, курили и долго говорили. Сначала не слушая друг друга, каждая о своем, наболевшем. Когда перешли на "этих козлов", Наташка заявила, что сразу знала - не будет у Ларки с Валеркой жизни, не будет! Ларка, глотая слезы - а он, оказывается, её никогда не любил, он думал, что его в квартире пропишут, да за счет Ларкиных накоплений, от отца оставшихся, жить будет.
   - Альфонс твой Валерка, настоящий Альфонс.
   - Но я его люблю. Ой, Наташка...
   - Блин! Так Ларка - клин клином вышибают!
   - Ты о чем?
   - Будем искать тебе другого мужа. И кончай реветь.
  
  И понеслось, закружилось. Наташка, как заманиха, искала партнеров себе и подруге. Брошенная, истосковавшаяся по мужской ласке Лариса, словно перерослая девственница, со смущением и жадностью ожидала новой связи. Вернувшись после баньки в почти незнакомый дом, где вкусно пахло сушеными травами, где не было света, кроме полной луны, подглядывающей в окна, чистая и освобожденная от прежних, замужних уз, она растерялась и тихо спросила: "А мне куда"?
   - Иди ко мне, - раздался уверенный голос. А потом ей было все равно, что рядом, за перегородкой стонала от наслаждения, отдаваясь кому-то, Наташка. Ларисе было хорошо, безумно хорошо. Так, как не было за все годы неудачного замужества. Умиротворенная, счастливая, она уснула в крепких мужских объятьях. И неважно, что не так уж долго они потом встречались. Ей было хорошо, а это - главное. Потом были другие любовники. И постепенно забылся Валерка, как кошмарный сон.
  Все чаще стали собираться в Ларкиной квартире, где в уголочке играла Иринка. Малюточка сразу поняла, в чем её выгода. Когда к маме гости приходят, Иришке можно делать, что угодно: долго не спать, капризничать, не есть, что не нравится, просить, чего захочется. Мама соглашалась на все ради пары часов в заветной компании, лишь бы ребенок отстал и дал людям посидеть-погулять, повлюбляться-помиловаться.
   Где-то по обочине сознания прошла пятилетка пышных похорон, с экранов телевизоров широко улыбался Михаил Горбачев, люди чего-то ждали. А Ларка была счастлива в том женском раю, что помогла создать ей верная подруга. Ирка не слушается? Ничего, вырастет - поймет.
  
   Ирка подросла. Внешне была похожа на отца - такая же высокая и красивая, с черными цыганскими глазами и пышными кудрями. Быстро научилась вить из матери веревки, не желая ни слушаться, ни помогать, ни учиться. Развлекалась, шатаясь по двору с приятелями. Как-то вернулась домой с огромными покрасневшими глазами, в слезах и блевотине, и сразу - в ванную. Наташка потом нахлестала девке по щекам:
   - Дрянь такая, шатаешься, где ни попадя, таблетки всякие жрешь, о матери не думаешь!
   - Она обо мне думает? - огрызнулась Ирка, получив новую затрещину. Лариса сидела, глотая корвалол напополам со слезами, пытаясь объяснить:
   - Ира, доча, не надо, никогда больше не делай этого, никаких таблеток, ничего не принимай, хорошо?
   - Да пошла ты! - Ирка развернулась и ушла в свою комнату, хлопнув дверью.
   - Вот сучка выросла! - возмутилась Наталья.
   - Наташа, не надо. Я сама с ней потом поговорю.
   А Иринка сидела в своей комнате, с обидой думая о том, что хорошо им рассуждать. А как же быть, когда полкласса горстями "колеса" жрут. Стоять в стороне, как дура? Ну, уж нет. Ирка - как все, ничуть не хуже.
   Перестройка валила самых стойких, испытывая на прочность. Как двужильные, таскали на себе бабы-челночницы огромные сумки с товаром, инженеры и экономисты, прячась от знакомых, мыли полы в подъездах, мужики хватались за любую работу, лишь бы принести что-то в дом. И бесконечные очереди, очереди, очереди. За продуктами, за талонами, за зарплатой. Предоставленные себе подростки гроздьями сидели в подъездах, собирались в брошенных детсадовских песочницах, наслаждаясь отсутствием родительской опеки. Они никому не верили, кроме тех, кто был рядом с ними, кто заменил взрослых, позвал, поманил, удивил.
   Всей компанией прогуливали уроки, глотали таблетки, били стекла, орали непристойности на улицах. Наташа советовала подруге лупить почаще и побольнее. Лариса поднять руку на Ирину не могла и бегала по дворам, безнадежно пытаясь образумить дочь, вернуть жизнь с черной полосы на белую.
  
   Очередной день рождения Лариса отмечала в кафе. Спасибо Наташке, вытащила из дому, несмотря на нудный августовский дождь, не дала загрустить. Было весело, много пили, смеялись, танцевали. Вышли на улицу покурить на свежем прохладном воздухе. В свете ночных фонарей фигуры подруг отражались в больших лужах причудливыми силуэтами.
   - Натка, спасибо за всё, я так тебя люблю...
   - Я тебя тоже, - хрипло рассмеялась подруга.
   - Знаешь, если б не ты... Тогда, после Валеркиного ухода, мне было так тяжело, сама я не смогла бы выжить.
   - Так живешь ведь? И неплохо, а, Ларка?
   - Да, - вздохнула Лариса, - если бы не Ирка. Устала я с ней.
   - Она просто тупая и вредная, - Наталья выбросила сигарету. Огонечек мелькнул в темноте и погас, упав в холодную лужу. - Ладно, пошли, а то кавалеры заждались.
   Домой Лариса вернулась довольная, веселая. Как тихо. Ирка, видимо, уже легла спать. Несколько дней дочка недомогала, плохо спала - мучил насморк. Ларка умылась, разделась, легла, прикрыла глаза. В голове звучали песни Андрея Макаревича.
   А когда начала засыпать, насторожили странные звуки из комнаты дочери. Вскочила, бросилась туда.
  - Ира!!!
  Дочь стонала, сидя в кресле, скрючившись, раскачивалась, словно маятник, зажав себя трясущимися руками. На бледном, почти белом, лице блестели бисеринки капель холодного пота, расширенные черные зрачки казались обледеневшими стеклами.
   - Что с тобой, Ира?
   - Мне п-плох-хо... - еле слышно прошептала дочь.
   - Сейчас я скорую вызову.
   - Н-н-не... нет. Вот позвони... пусть принесут, мне надо ... срочно...
   - Что надо, куда позвонить?
   - Звони!!! А то я подохну!!! - дочь сорвалась, зашлась в отчаянном крике. Затряслась, укуталась в одеяло.
   Ларка позвонила. Укрыла потеплее, пока ждали. Пришел какой-то парень, сделал Ирине укол. Потребовал денег. Тупо, не думая, что делает, дала, сколько попросил. Когда дочь забылась, вдруг всё поняла, ушла на кухню, прижалась лбом к оконному стеклу: "За что? Господи, за что? " Словно в ответ подул сильный ветер, швырнув в открытую форточку, прямо Ларисе в лицо, холодные дождевые брызги. Она долго стояла, глядя, как беспомощно гнутся под ливнем тонкие ветви деревьев, казалос - вот-вот стихия затопит весь город, и не останется никого и ничего. Будет пусто, как сейчас в Ларкиной душе.
   На следующий день Ирина поставила условие: или ей дают денег, или она сейчас прыгнет с балкона. Отдала деньги. Дочь ушла, хлопнув дверью. Домой Лариса теперь шла со страхом, как на каторгу. Открывая дверь, чувствовала, как сильно бьется сердце - что там, дома?
   Ирка бросила школу. На все вопросы посылала мать и Наталью куда подальше.
   - Яблочко от яблоньки, чего и следовало ожидать, - констатировала подруга, - а ты ей денег не давай.
   Попробовала не дать. Хорошо, что успела подальше спрятать золотые вещи - все, что можно, вынесли Иркины друзья-наркоманы. Хрупкий рай превратился в домашний ад. Наталья злилась - прекратились их замечательные встречи, было теперь негде, да и Лариске стало всё не в радость. А чему было радоваться? Какие компании, любовники?! Жизнь остановилась, рухнула в пустоту.
  
  Как-то Иринка тихонечко зашла домой, а потом сползла на пол по стене, свернулась клубочком, заревела в голос.
   - Ир, ты чего? - выскочила Лариса из кухни.
   - Катя Емшанова...у-умерла, - и снова забилась в истерике.
   Ларка застыла с опущенными руками. Иркина одноклассница, девочка с большими карими глазами и смешной челкой, Катя Емшанова. Передозировка. После похорон притихшая испуганная дочь прижалась к Ларисе в слезах:
   - Мама, я устала, я боюсь, я.... Помоги мне, мама.
   - Ирочка, соглашайся на лечение, доча.
   - Я боюсь, мама.
   Лариса гладила девушку по вьющимся пышным волосам, шептала ласковые слова, уговаривая на лечение. Получилось. Полгода в специальном лагере-клинике. Трудотерапия и отдых на свежем воздухе. Строгий режим с утренней гимнастикой. Изоляция.
   За окнами хрустящие снежинки сменялись зелеными листочками, летом цвели фиалки и анютины глазки, дожди умывали городские улицы, играло радугой яркое солнце. А дома, как в позднюю осень, было холодно и неуютно. Жизнь теперь не бежала по белой и черной полосам, а неслась по американским горкам - то вверх, с радостью и надеждой, то вниз - с отчаяньем и горечью.
   Полгода - надежда, возвращение. Милая, хорошая девочка. Красавица. Ничего, что так и не закончила школу. Ничего, что нигде не работает. Всё успеем. Только бы удержаться.
   Полгода - срыв, отчаянье и боль, исколотые руки. Пустые глаза. Доза все больше. Крики, ругань, стон, ломка. Уговоры. И так каждый год - вверх и вниз, вверх и вниз, как на качелях. Уже нет надежды, а только желание: хоть полгода пожить спокойно. Уже не понятно, какие полгода - спокойные. Когда она там или когда здесь?
   - Да плюнь ты на неё, все равно не остановишь уже, - Наталья, подруга добрая с умными советами. Плюнь? Оставь? Однажды Лариса не выдержала, захлопнула дверь, не впустила в дом:
   - Пошла вон. Чтобы больше я тебя здесь не видела.
   И все. Окончательно рухнул бабий рай. Ушла Наташка, надув обиженно полные губы. Осталась Ларка одна с проблемами и заботами. Всё - для дочери, всё - Иринке. Попробовать ещё раз, ещё и ещё. А дочь, срываясь, кричала, обвиняя мать:
   - Ты во всем виновата, ты одна! Вы вообще о нас не думали! Вам только мужики да работа долбаная нужны были!
   Лариса молча уходила на кухню, ждала, когда пройдет агрессия. Когда девушка подойдет, обнимет, положит голову на плечо.
   - Мам... Сегодня Настя Ковалева ушла. Мам... Я тоже долго не проживу. Ты потерпи, ладно? - голос спокойный даже равнодушный, и не слезинки в глазах.
   Спящая пружина ожила, с шумом вырвалась на волю, унося за собою в бездну тех, кто послабее. Настя, Катя, Максим, Оля. Иринины одноклассники, ровесники, друзья. А дочь снова и снова возвращалась в этот ад, словно прикованная бесконечной цепью. Дни бежали, скручиваясь в годы, жизнь напоминала о себе лишь потому, что на календарях наступало завтра. Иногда хотелось уснуть, все забыть и не просыпаться.
  
   Но ещё наступали полгода надежды. Светлые шесть месяцев после лечения. Иринка носилась по дому, как электровеник, наводя порядок. Веселая, встречала Ларису, с улыбкой угощая вкусными блюдами - словно дар у неё был такой, готовить. Познакомилась и привела в дом Андрея - нормального хорошего парня с золотыми руками. Взметнулись качели ввысь, к солнышку, согревающему дом любовью и уютом.
   - Мам, знаешь, он очень славный, Андрюшка.
   - Да, Ириша, - Лариса улыбалась, радуясь дочкиному счастью, покою в доме.
   - Я реально его люблю, мам.
   Иринка не ходила, а летала - легкая, тоненькая, хорошенькая. Совсем взрослая.
   Андрей уехал в командировку, и качели ухнули вниз - резко, неожиданно. Сорвавшись в очередной раз, Ирина несколько дней не ночевала дома. Пришла избитая, пьяная, больная.
   - Тебе какая, блин, разница, где я была, как я жила? Все равно скоро сдохну.
   Где-то снова расцветали деревья, но не здесь. Для кого-то росли красивые ароматные лилии, но не для них. Ирина свалилась с воспалением легких. Больница, капельницы, уколы. Сбежала в поисках дозы. Лариса не помнила, как удалось найти, остановить, отправить снова на лечение.
  
   Теперь ждали вдвоем с Андреем - похоже, была у парня к Ирине настоящая любовь. Рядом с Ларисой был ещё один человек, веривший, что в дом вернется свет. Иринка возвратилась похудевшая, серьезная, с живыми яркими глазами. Качели взмыли вверх. Золотыми и багряными красками играла ласковая осень. Сентябрь шаловливо раскидывал разноцветные листья, радуя горожан теплом бабьего лета. Лариса с дочерью шли по аллее, обнявшись как закадычные подруги.
   - Мам, я постараюсь больше никогда.... Понимаешь? Я ребенка родить хочу. Андрюшку люблю. По-настоящему. Я когда там была в этот раз, каждый день думала, что нормально жить хочу, очень хочу. Как ты думаешь, я смогу? У меня получится?
   - Конечно, получится, Ир, если любишь. Обязательно всё получится.
   С работы Лариса летела домой - там её ждали Иринка с Андреем, молодые, счастливые. Ничего, что на улице похолодало - в их квартире царили тепло и уют. Ничего, что они по-очереди простыли, все чихали и кашляли. Зато вечером вместе дружно пили чай с медом и лимоном, прогоняя холод и простуду.
   В понедельник Андрей снова укатил в командировку. Дочь настряпала ему в дорогу вкусных пирожков, заботливо собрала вещи, заставила надеть теплый свитер. Вечером с Ларисой долго секретничали, много болтали о пустяках, радовались горячим батареям.
  Ночью Иринка почти неслышно попросила попить. Лариса метнулась на кухню, потеряв по дороге тапки, налила воды в любимую кружку дочери и бегом - обратно, к Иринкиному дивану. Кружка выпала из рук, облив водой босые ноги.
   Дочь металась в жару. Лариса померила температуру - 39,8. Вызвала скорую. По дороге в больницу Ирина потеряла сознание и больше не очнулась. Застыли качели, медленно обрушились американские горки. Облетели с деревьев, упали на тротуары грязными кляксами пожухлые листья. Город кружился перекрестками, хохотал, бросая в лицо дождевые брызги, заманивал горожан мигающими огнями светофоров. Ему было все равно, что ночью кого-то не стало.
  
   Иринка смотрела с портрета, легко и нежно улыбаясь. Лариса поправила ленточки на венках, постояла, прощаясь с дочерью. Прикрыла глаза: "Как здесь спокойно и тихо". В голове грустно пел Андрей Макаревич.
   Лариса опустилась на колени, погладила могильную оградку, прошептала:
   - Девочка моя, - и вздрогнула - кто-то подошел и обнял за плечи.
   - Пойдем, - силой подняла и повела за собой подругу Наталья.
   Лариса встала и молча пошла за ней. То ли в пустую квартиру, то ли в хрупкий бабий рай.
  
   "Место, где свет, было так близко,
   Что можно коснуться рукой.
   Но кто я такой,
   Чтоб оборвать хрустальную нить,
   Не сохранить?
   Прошло столько лет,
   И нас больше нет в месте, где свет".
   (Андрей Макаревич)