Ну, а если оно – прилюдное?
«Каюсь, Отче!», и – на колени я,
профанацией исступления...
Не кликушество –
очень худо мне:
от извилин валúт хронически
чад кухмистерской
пиитической, –
сам Господь не поймёт без шкалика
выражения рифм ошпаренных.
Воспарю «в небесú» мыслями:
мол, низвергнутый ангел корчится...
Щас!!!
Макака – как зад, лысая,
приустав в онанизме творчества,
скисшей струйкой словес писает.
Хоть бы шваброй её – уборщица.
«Вековая традиция!.. нитями!..»
(Взбеленился. С соплями амбиция.) –
так пронзительно говорить о них
в спазмах органов стиховарительных...
Лишь в милиции смог протрезвиться я,
да и то – относительно.
– – – – – –
...Мне идея явилась давече –
необъятнее, чем седалище.
Подрыгнýла игриво – та ещё! –
и растаяла...
Потрясающе.
(Июль 2006)
