В 1998 году я неожиданно понял, что всю жизнь писал не стихи, а… песни. Не буду рассказывать в подробностях, как это произошло, но для меня это было серьезным открытием. Будучи студентом, я похаживал в походы, и там, конечно же, была и гитара, и песни у костра, но я всегда не очень любил, мягко говоря, хоровые песни у костра под гитару. В общем-то, я не очень обращал внимание на костровые песни, хотя приходилось аккомпанировать своим друзьям, распевающим все эти знакомые им песни по нескольку часов кряду. А тут: оказывается, я и сам пишу песни, которые раньше называл стихами. У меня процесс написания стихов всегда был своеобразен: в голове возникает какая-то мелодия, которая не дает спокойно жить до тех пор, пока на нее не прольются ритмически образованные строки – стихи. Потом я благополучно забывал мелодию, а стихи оставались. И всегда, ну, почти всегда, - этим стихам чего-то все-таки не хватало: они казались незавершенными. Только в 1998 году я понял, чего им не хватало: музыки или мелодии – той, на которую эти строчки и были нанизаны. И я стал писать песни уже осознанно, хотя тогда еще не очень понимал, что это был своеобразный жанр поэзии: понимание пришло позже, значительно позже…
В конце февраля 2006 года на одном из литературных сайтов (их во «всемирной паутине» - ве-е-е-ли-и-и-ко-о-о-е множество) я увидел коротенькое объявление о том, что в Лондоне ежегодно проводится Турнир поэтов «Пушкин в Британии». Правда, по его условиям в этом турнире могли принимать участие только поэты, пишущие на русском языке, но не проживающие на территории России. Но я, не долго думая, послал в Лондон необходимые по условиям конкурса десять стихотворений и, честно говоря, забыл об этом, полагая, что все равно ничего не выйдет…
Приглашение
В марте, неожиданно, по электронной почте пришло письмо из Лондона. Из текста я понял, что меня приглашали в Лондон на этот самый турнир, правда, - в качестве гостя. И я задумался. По условиям я должен был приехать на свои кровные, которых, понятно, всегда не хватает. А тут – Лондон. Я составил примерную смету расходов и между делом, за очередным ужином сообщил об этом приглашении жене. К моему удивлению, жена, не задумываясь, бросила: надо ехать, как-нибудь выкрутимся. Я, конечно же, подхватил эту шальную мысль и, не развивая, искренне поддержал ее, хотя еще и не задумывался о последствиях. Ведь все могло быть. Ну, например: некто просто шутит, а может не просто шутит, а лелеет какие-то черные замыслы. Это же, - не в Питер скататься. Но я уже загорелся.
Отступление первое.
Я начал ездить на фестивали авторской (бардовской) песни с 2001 года. На первый в своей жизни – на фестиваль памяти Сергея Ожигова в г. Костомукшу (Карелия) – попал случайно. Позвонили из Костомукши и пригласили поучаствовать: кто-то из какого-то района в Карелии звонил им и спрашивал, будет ли участвовать в фестивале Почтовалов… А я до этого записал на карельском радио часовую передачу с песнями, стихами, которая благополучно ушла в эфир. Вот, оно – откуда ветер дует… На этом фестивале мне очень даже все понравилось и лауреатское звание тоже. С тех пор я поездил предостаточно и отдавал себе отчет: что же это такое. Но, должен признаться, – я никогда не чувствовал себя в этом пространстве своим человеком: не знаю, почему…
Но это же все-таки Лондон. Туда на самолете только лететь три с половиной часа. А там еще и английский язык надо хотя бы немного знать. Но вот с языком у меня всегда было не очень. А теперь, думал я, - уже совсем поздно листать разговорники, напрягаться, тем более что эти чужие для меня слова никогда в памяти не откладывались: самое большее, на что меня хватало, это познать грамматику. Но грамматика без словарного запаса, к сожалению, - ничто… Но я уже твердо решил: еду, т.е. - лечу.
Хотите английскую визу, - постойте в очереди…
Да, с визой было все не очень просто. Официальное приглашение я получил в апреле, как и договаривались: нам в России, как мне казалось, да кажется и до сих пор, все надо делать заранее, тем более что сжатость действий во времени всегда чревата дополнительными расходами. Я начал действовать быстро и решительно. Мой загранпаспорт, конечно же, был просрочен, но через фирму мне его сделали очень даже быстро. Билет в Питер, где есть Консульство Королевства Великобритании, я тоже купил без проблем, правда, обратно билет взял с трехдневным запасом: мало ли что… Это мало ли что началось сразу же, как только я протянул в окошечко Консульства, отстояв, естественно, огромную очередь, свое приглашение и заранее подготовленные документы и заявление. Из окошечка немедленно посыпались вопросы, естественно, - на английском (а на каком же еще???). Я, практически, ничего не понял, зато сообразил, что не видать мне визы, как своих ушей, если… Это проклятое если… Но выручила российская работница Консульства: все очень просто, в приглашении не указано, где будет проживать приглашаемый. Да-а-а-а… Опять надо выходить на контакт с Лондоном, который уверял, что таких приглашений оттуда понаписано в Россию великое множество, и ни у кого никогда не было никаких проблем. Проблема была только у меня. Я ее, конечно же, решил, но на это понадобились сутки. Когда я вернулся в Консульство, опять, естественно, отстояв очередь, документы были приняты. Из окошечка я только и услышал: «Поэт?» (видимо из приглашения было понятно, что я не совсем простой смертный). Я, конечно же, ответил утвердительно, и тут же услышал: «А книга?...» Книги у меня с собой не было, но я почему-то без промедления выдохнул в это маленькое окошечко в незнакомый мне английский мир: «Обязательно…», - и пошел к друзьям, чтобы, наконец-то, закусить эти суматошные два дня. А у друзей, конечно же, была подаренная мной книга стихов, и закусить стало еще больше оснований.
Отступление второе.
Свою первую книгу песен и стихов я издал в начале 2002 года. Это произошло тоже, как и всегда, внезапно для меня самого. В новогоднюю ночь с 2001 года на 2002-ой, как только пробило двенадцать, я пригубил шампанское, и у меня внутри что-то екнуло. Я потихоньку, почти по-английски, ушел в свой кабинет (комнату), включил компьютер, нашел в нем все свои написанные песни и стихи, и стал набрасывать макет книги… К семи утра макет был готов, но все уже спали: сообщить об этом было, к сожалению, некому… А жаль… Если бы кто-то был рядом, навряд ли бы я с таким усердием взялся за ее издание… хотя, может быть, я занимаюсь самобичеванием… В этом же году на фестивале «Санкт-Петербургский аккорд» в Питере я подарил книгу одному из признанных бард-сообществом автору. Он ее полистал и выдавил: «Коля, ты не поэт…». Только в 2007-ом году, при личной встрече на одном из фестивалей, тот же самый человек сказал мне: «Коля, я перечитал твою книгу: ты – поэт…».
На следующий день после обеда, как и полагалось по этим консульским правилам, я пришел с небольшим опозданием в Консульство. Народу за документами было предостаточно. Я занял очередь и устроился в кресле, справедливо считая, что тут можно будет еще и поспать про запас (не очень люблю спать в поездах). Но… не тут-то было. В окошечке появилась та самая женщина, которая помогла мне понять английский язык, и, увидев меня, махнула рукой – явно мне. Я подошел к окошечку и услышал: «Вы никуда не уходите…». Я сунул ей в отверстие между мирами свою книгу стихов и отошел в сторонку. Не прошло и минуты, как в общий зал вышел какой-то человек в строгом костюме с моей книгой, подошел ко мне и, жестикулируя руками, стал что-то говорить. Было не очень приятно слушать не понятную мне английскую речь, но почему-то казалось, что речь идет о моей персоне. Та самая женщина из консульства после того, как строгий человек завершил свою речь, стала переводить сказанное им. Я с изумлением узнал, что этот человек тоже писал в детстве стихи и очень любит поэзию и поэтов, поэтому считает меня почетным гостем Великобритании. Он пожал мне руку, вручил паспорт с визой и махнул на прощание всем собравшимся рукой, в которой одиноко белела моя книга. Аплодисментов, конечно же, не было: пришел последним, а ухожу первым… Но я поблагодарил судьбу и вышел из Консульства. Хотя о получении визы у меня уже было написано коротенькое язвительное стихотворение с упоминанием консула. Ладно уж: три дня не три недели, а дело все-таки сделано, можно приобретать авиабилеты в Лондон.
Ожидание
Хорошо, конечно, заранее подготовиться к поездке, но ждать потом два месяца – не пожелаю и врагу. Хотя, конечно, полно других проблем – жизнь идет, и песни, и стихи пишутся, но все-таки лучше бы все делать вовремя. За две недели до отъезда я начал бомбардировать электронными письмами Лондон: хотел знать, как доехать до места проживания, где буду проживать, какая программа пребывания в Лондоне… Но, увы, мне никто так и не ответил ни на одно письмо… Это я потом уже, в Лондоне, понял, почему. А дома было не по себе: куда ж это и зачем я еду, тем более что в самом конкурсе поучаствовать все равно не удастся. Но мысль о том, что побывать в Лондоне надо, - коль такая оказия случилась, - не покидала. И это грело измученную неизвестностью душу.
Отступление третье
На песенных фестивалях все проще: во-первых, они проходят в России (по крайней мере, те, на которых я побывал), во-вторых, не надо знать иностранных языков, в-третьих, куда бы ты ни ехал, добраться довольно легко: язык, говорят, и до Киева доведет; в-четвертых, - там все свои. Конечно, бывает, что и проблемы, проблемки возникают, но они всегда или почти всегда – решаемые. Конечно, у меня всегда было свое представление об авторской (бардовской) песне, но что же со своим уставом лезть… Авторская песня – вообще определение не очень понятое: если песня написана, то, конечно же, автором… а, вот, в том ли она жанре написана? – это вопрос, явно, не ко мне. Я вырос на песнях Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого, хотя Окуджава мне всегда был ближе. Это трудно объяснить, но его душа проникала в мою душу беспрекословно: я ее как будто бы ждал, и она приходила всегда вовремя. Мне повезло, что я к «авторской песне» до 1998 года имел отношение опосредованное, а ведь многие из тех, с кем мне пришлось встречаться на фестивалях, выросли в атмосфере «авторской песни» и до сих пор стоят на том, что неких традиций (в чем они выражаются, не очень могут объяснить) надо придерживаться… Это, конечно, - парадокс, но…
Жить в России и все время думать о том, что через какое-то время ты уже будешь в Лондоне, конечно, тяжело, особенно человеку впечатлительному. А не впечатлительных бардов, наверное, в природе не существует, как и поэтов, писателей. В башке все время крутились какие-то картинки из будущего, наворачивались пока незнакомые события, впечатления… Я даже стал задумываться: а может и не ехать, ведь уже много чего повидал, много чего прочувствовал, может и этого уже достаточно… Да еще эта проклятая неизвестность… Но я-то понимал, что внутренне уже готов ко всему, даже к самому худшему…
А чей же ты гость, Коля?
В самолете все было очень даже комфортно. Уже в воздухе я начал понимать, что Лондон, Великобритания – это значит комфорт для человека, а не помпезность, ненужная красота при полном безразличии к человеку. В самолете все было очень даже просто: материалы, расположение кресел, правила, но… порядок – прежде всего, даже в мелочах, а самое главное – постоянная удобность, я бы даже сказал: пушистость, мягкость, как будто летишь в своей кровати, и даже домашние тапочки рядышком - на всякий случай. Насчет тапочек, это я, конечно, загнул, но ощущение домашности было.
Я сидел у иллюминатора с левого борта, и мне, безусловно, повезло: была ясная безоблачная погода, можно было, по сути, видеть всю карту Европы или Европу (как кому) – от Прибалтики до Великобритании. Мне даже показалось, а, может, и не показалось, что я вижу очертания итальянского «сапога». Чего только не увидишь с высоты десяти тысяч метров: особенно после простого, но сытного обеда под красное винцо. Я даже забыл о своих опасениях по поводу самого Лондона. Будь что будет.
Отступление четвертое
Я очень много слышал о «Грушинском фестивале авторской песни» (фестиваль
имени Валерия Грушина), который проходит на берегу Волги, но никогда там не бывал: только по телевизору наблюдал это великое скопление народа… А, вот, в 2008 году довелось… Заранее я никуда ехать не готовился да и не думал даже, но в апреле увидел случайно в интернете на странице самарских бардов приглашение поучаствовать в конкурсе. Конкурс заключался в том, что надо было прислать одну свою песню, и она могла стать «победительницей» этого месяца (каждый месяц подводились итоги), если, конечно, так решат члены жюри. А в этом случае автор песни мог пройти сразу во второй тур конкурса на Грушинском фестивале (всего там три тура). И я послал свою коротенькую песню на интернетный конкурс самарских бардов. Через месяц пришло послание о том, что моя песня стала «первой», и я задумался о поездке на Грушинский: надо хотя бы разочек побывать на самом главном фестивале авторской песни…
Приземлились мы очень даже мягко, время было уже Лондонское: разница – три часа. Первый вечер в Лондоне… нет, пока еще только в одном из аэропортов – в Хитроу. Честно говоря, я как-то даже не очень-то заметил, что три с половиной часа назад был еще в Питере. Свой багаж я нашел очень даже быстро. Моя гитара в кофре, за состояние которой я очень опасался, скромно стояла немного поодаль от остальных вещей: сумок, чемоданов… Сервис. Я был благодарен британской авиакомпании за проявленную аккуратность. Аэропорт был огромен, но я быстро нашел выход и попал в зал для встречающих. Увы, меня никто не встречал, хотя еще минуту назад я на это очень даже надеялся. На прекрасном русском языке я стал спрашивать всех прохожих, где же это лондонское метро. Мне почему-то отвечали очень даже понятным словом: «такси». Я ничего не понимал. Потом уже я узнал, что их метро и не метро вовсе, а – «underground» (не буду даже стараться выговорить это, наверное, очень простое английское слово). Я спрашивал себя: а чей же ты гость, Коля? – Но ответа не было: Лондон помалкивал. Но для себя я уже твердо решил: я – просто лондонский гость, и - не ошибся. Несколько стоявших поодаль кэбов (лондонских такси) радушно открывали мне свои двери. Водители о чем-то спрашивали…, но мы не понимали друг друга. Я все же решительно махнул одному из них рукой в какую-то сторону, потом вспомнил, что у меня в кармане есть записка с напечатанным названием отеля, который я нашел по интернету, отыскал эту записку (не без усилий: когда что-то ищешь, часто найти не так-то просто) и протянул ее услужливому водителю. Тот заулыбался, утвердительно кивнул мне и стал заносить в кэб мои вещи. Я тоже потихоньку вошел в автомобиль. Я не ошибся: действительно вошел, а не втиснулся. Мы остались наедине с водителем. Я стал лихорадочно искать кошелек, который некстати куда-то запропастился. Минуты через три я его нашел, достал десятифунтовую купюру и, показывая ее водителю, на чистом русском языке спросил: сколько будет стоить доехать до этого отеля, тыча в бумажку с его названием. В ответ водитель стал молча выносить мои вещи из кэба. Я оторопел… Куда же мне теперь, дорогие вы мои лондонцы??? Тут до меня дошло: по всей видимости, водитель кэба подумал, что я хочу доехать до отеля всего за десять фунтов. Я стал размахивать перед его носом кошельком, шелестя купюрами, показывая, что в его животике и сотни фунтов водятся. Мы нашли общий язык: водитель вернул вещи в кэб, улыбнулся, покрутил какие-то рычажки в кабине, мягко закрыл дверь и пошел на свое водительское место, закрытое от меня стеклом. Кэб торжественно тронулся и покатил в Лондон.
Будет, что вспомнить
В кэбе было так удобно, что я даже стал забывать о происшедшем. Дорога была мягкая, ухоженная, хотя левостороннее движение раздражало: водитель не на том месте, где бы ему быть положено, встречные машины не с той стороны, - ко всему этому надо было привыкать.
Отступление пятое
Из-за этого левостороннего движения я трижды чуть не угодил под колеса. Один из эпизодов запомнился больше других. Это было на Бейкер стрит, когда я искал музей Шерлока Холмса. Переходя улицу, конечно же, в неположенном месте (я вообще – злостный нарушитель этих переходов улиц), я по привычке повернул голову налево: дорога была пуста. Я уверенным шагом стал пересекать улицу, и тут перед самым моим носом (сантиметры, если не миллиметры) прошелестел огромный блестящий автомобиль. Из открытого окна прокричались какие-то слова (как хорошо, что я не понимаю по-английски!), а я уже медленным шагом, постоянно озираясь в разные стороны (на всякий случай), наконец-то перешел улицу (стрит по-ихнему) и присел на лавочку, чтобы отдышаться. Через пятнадцать минут у меня в голове была уже довольно шальная мрачноватая мысль: в нашем «Северном курьере» некролог: «Известный карельский бард, будучи в Лондоне, трагически погиб под колесами автомобиля на «Бейкер Стрит»…». Это немного успокаивало.
Минут через десять я обратил внимание на некое табло (счетчик) за стеклом у водителя где-то под потолком автомобиля: счетчик какое-то время чирикал, а потом выплевывал очередной фунт. На счетчике уже было 24 фунта, а кэб все кружил явно по пригородным улицам Лондона: до отеля, наверное, было еще далеко. Действительно, когда кэб остановился у отеля с тем же названием, которое было в моей записке, на счетчике очень даже явственно проступали цифры – 68… (три с половиной тысячи на наши, - мгновенно подсчитал я). Куда ж деваться??? Зато потом будет, о чем вспомнить…
Я минут пять покурил на крыльце такого дорогого сердцу (и кошельку в том числе, - как потом оказалось) отеля и нагло ввалился в холл: из интернета было известно, что здесь говорят по-русски. В окошечке рецепции улыбалась довольно милая мордашка. Я без задержки, еще держа в руках свои вещи, стал объяснять, чего же и на какой срок мне нужно от них. Когда я замолчал, мне на чистейшем английском (опять этот английский язык!!!) стали что-то объяснять. - Дурдом…, настоящий дурдом. Стоило ехать в такую даль, чтобы слушать непонятные слова, да и еще – влияющие на твою жизнь в полном смысле. В рецепцию заглянула девушка, и я понял, что именно она-то и поможет мне в этом странном английском мире. И действительно: она понимала по-русски. Того, чего я хотел, у них, естественно, не было, зато было то, за что надо было платить в два раза дороже, чем показывала моя рассчитанная смета расходов. Поторговавшись, сошлись на цифре 35 (это – фунтов в сутки вместе с завтраком) и я получил ключ от номера. На часах было 20.40 (по-ихнему времени).
В тесноте, да не в обиде.
Номер был махонький: зайти и выйти, зато с отдельным душем и большой двуспальной кроватью, что, конечно, порадовало. За окном были слышны шаги и разговоры проходящих мимо англичан: как и у нас дома, слышимость отличная, - наверное, из экономии. Даже показалось, что я дома. Но это только показалось, а на самом деле дом далеко – за тысячи километров, а я один, как перст, один. Мысли роились в голове, а руки делали свое дело: через пятнадцать минут я уже был готов к выходу в лондонский свет. Я сунул ключ от номера в карман, захлопнул дверь и по узкому коридору выскочил на улицу. Напротив был уютный зеленый сквер, по нему бродил с метлой, мешком и с каким-то крючком высоченный негр. На лужайке еще играло бликами солнышко, и настроение поднималось. Я уверенным шагом двинулся по улице в неизвестном направлении.
Отступление шестое
В первые выходные июля (даже за пару дней до выходных) 2008 года я уже разбивал палатку на «Кольском бугорке» «Грушинского фестиваля». Если честно, я бы не поехал, но случилась оказия: можно было на машине мурманского автора доехать прямо до места, и я решился.
Я не пишу стихи или музыку отдельно: у меня всегда пишутся сразу песни. Мне даже кажется, что они и не пишутся, а каким-то невероятным образом складываются в голове, чтобы однажды выплеснуться уже готовенькими песнями. В последнее время, когда происходит некий процесс, у меня даже начинает болеть голова от напряжения: то, что в это время происходит внутри меня, не поддается описанию, но все-таки я люблю этот процесс, я даже люблю его больше, чем последующее исполнение уже готового «продукта». Разговоры о самом процессе написания песни в среде бардов возникает постоянно, но… ничего путного из этих рассказов я не познал: у меня все как-то по-другому, но так, наверное, и должно быть…
На Грушинском была атмосфера не очень для меня приятная: я не люблю толпу, а здесь не было никакой возможности разобраться, кто есть кто, тем более что песни, которые раздавались со всех сторон, были совершенно не адекватные главному событию года авторской песни. Я, конечно, - ворчун, но… для меня «авторская» песня – некое откровение человека, исполняющего ее, а тут… просто нет слов…
Лондон был похож на все остальные западные города, в которых я побывал раньше, по крайней мере, - та его часть, по которой я гулял. Это потом я узнал из новостей по нашему телевидению, что оказывается на станции лондонского метро, рядом с которой я и проживал (Кинг Гросс), в прошлом году (в 1997-ом) прогремел взрыв. Но я об этом еще не знал, поэтому об этом и не думал, наслаждаясь городской тишиной, хотя левосторонне движение автомобилей начало раздражать сразу же: не знал, куда поворачивать голову, переходя улицу, как обычно, в неположенном месте. Через какое-то время я наткнулся на лондонскую национальную библиотеку, которая, естественно, была уже закрыта, но зато был открыт ирландский паб напротив, и я естественным образом очутился в приличном зале с многочисленными столами и столиками, за которыми сидели веселые люди и медленно, между разговорами, потягивали приятное на цвет пиво. На стене красовались несколько больших телевизионных экранов. За барной стойкой висели десятки пивных краников, из которых постоянно – то из одного, то из другого – в кружки лилось пивко, было уютно и тепло, пахло жареным картофелем, и несколько барменов, не суетливо исполняющие свои обязанности, были уже почти приятелями. Я долго изучал прейскурант со множеством названий сортов пива, а потом, не выдержав напряжения незнания английского языка, просто наугад ткнул пальцем в прейскурант и сказал бармену почему-то: «Давай…». Но он все прекрасно понял, а через минуту я уже шел к полусвободному столику с кружкой пива.
Отступление седьмое
В конце семидесятых у нас в Петрозаводске открылся пивной бар на Октябрьском проспекте. Я отчетливо помню это прекрасное студенческое время. Пиво было в дефиците, а тут – пивной бар… К сожалению многих, в него было практически не попасть: очередь и летом, и зимой. Да и пиво было не очень: это я сейчас понимаю. Тогда все было по-другому. А у нас проблем попасть туда вообще не было (был знакомый «вышибала»): два-три раза в неделю мы его посещали всенепременно. Подвальное помещение с тяжелым запахом одного сорта пива, перемешанного с запахами вяленой рыбы и креветок сейчас, наверное, было бы полупустым, если не пустым. А тогда… Там читались написанные ночью стихи, там велись около-политические разговоры, там пелись песни, там было все, кроме, естественно, хорошего пива.
Соседи по столику делали вялые попытки заговорить со мной, но, увы, натыкались на мой недоуменный взгляд и попытки на пальцах показать, кто я такой. Но все равно было хорошо, и я еще дважды повторил свой заход к заветному кранику, который очень даже хорошо запомнил. Пиво было отличным. В голове посветлело: полезли какие-то стихотворные строчки, благо, блокнотик у меня всегда под рукой. В общем, - благолепие. Я постепенно стал забывать о своих проблемах.
И все-таки – чужой.
В свой отель я попал после двенадцати или ноля, это уж как хотите, глаза слипались: от пива и от времени (по московскому было уже около четырех утра). А на улице еще протекала какая-то жизнь: пожилая англичанка выгуливала собаку, молодой негр без устали повторял движения, как будто бы он бросает баскетбольный мяч в кольцо (по-настоящему работать с мячом было уже нельзя – поздно), уборщик улицы монотонно наклонялся и своеобразными щипчиками поднимал с тротуара бумажки и окурки, кладя мусор в целлофановый мешок… Не поймешь этот Лондон: вроде все мусорят куда ни попадя, урн днем с огнем не сыщешь, а… - чистота. Нам бы так…
У входа в мой отель стояли полноватая женщина с мужчиной в футболке, на которой прямо на груди выпукло красовалась чья-то непонятная физиономия: они о чем-то переговаривались и, о, чудо! – на чистом русском языке. Я обалдел: наконец-то… свои.
«Неужели Вы на Турнир поэтов?» - выдохнул я как-то очень быстро, не задумываясь о последствиях. К моему изумлению женщина, к которой я обратился с неожиданным вопросом, спокойно спросила: «А Вы откуда?» «Я-то из России, точнее из Карелии…» - Ответил я. Так началось мое знакомство с участниками турнира. Женщина оказалась из Германии, мужчина – из Украины. Насчет Германии я был, конечно, не против, а вот насчет Украины… засосало под ложечкой (я ведь тоже прожил в Украине около двадцати лет – самых, наверное, счастливых, ведь это были детство и юность). Я слушал хохла из Харькова, а сам тихонечко, незаметно для собеседников ностальгировал по своему детству. Из разговора я понял, что меня никто и не собирался встречать: у них это не принято, каждый добирается до Лондона и живет там же сам по себе. Турнир будет проходить в Ковент Гардене в церкви Святого Павла, частично – в театральном музее. Все это будет происходить через день, т.е. – 1-го июля, 30-го июня – свободный день, и все, кто приехал заранее, собираются просто шляться по Лондону: у каждого свои планы. Попутно я порасспросил собеседников о том, каким образом лучше осуществлять передвижение по Лондону и распрощался. Разговор не клеился, как будто нам вообще не о чем было говорить.
Отступление восьмое
На Соловках, где в августе 2005-го года прошел первый фестиваль авторской песни «На Соловецких островах», все по-другому. Там собираются друзья: сто с лишним человек таких же, как и ты – озабоченных авторской (бардовской) песней. Там спать-то не хочется: дорога каждая минута, жалко тратить время на сон, ведь целый год не виделись. И поговорить есть о чем, и попеть, и других послушать. А уж о самих Соловках! – Это вам не Лондон… На Соловках надо побывать, чтобы ощутить дыхание Белого моря с привкусом святости и страданий. Но с Лондоном они (Соловки) чем-то все же были похожи: наверное, - духом истории и отпечатком почти жестокости. Хотя это все, наверное, навеяло не совсем благоприятной погодой с надоедливым ветром. На Соловках хорошо ночью: темень кромешная, огоньки на башнях монастыря, шум волн за окошком, а в теплой комнате - накрытый стол, гитара по кругу, сотни глаз друзей…
Я долго не мог уснуть в свою первую ночь на британской земле: мешали мысли и неуемные англичане за окном. А в России уже почти утро. Дома друзья, а здесь – никого, кому бы ты был нужен…
Утро в Лондоне
Еще вечером заведенный будильник на сотовом пропиликал свою музычку, и я, несмотря на почти бессонную ночь, продрал глаза. За окном уже весело разгуливало солнышко, и было не то, чтобы жарко, но очень даже тепло. До окончания завтрака оставалось сорок минут: надо было поспешать, иначе можно потерять последнюю надежду на то, что хотя бы какая-нибудь крошка достанется моему измученному организму. Через десять минут я уже спускался в столовую комнату, где народу было не так уж и много: большинство уже позавтракали.
Шведский стол хорош тем, что можно, сколько угодно, лишь бы все это влезло, а там хоть трава не расти. И я, конечно, постарался: яичница, ветчина, сардельки, фасоль с соусом, гренки, стакан молока, кофе, - на целый день. Справился я со всем этим набором довольно исправно: не люблю ничего оставлять на тарелке, даже хлебушком ее, родимую, вылизал до блеска, а потом еще запил все это парочкой стаканов молока и накрыл завтрак стаканом сока. Все. Теперь покурить и в дорогу – по Лондону. Пока курил, познакомился еще с некоторыми конкурсантами: Италия, Израиль, Канада, Норвегия, Ирландия, Германия….. Ишь, как их много, и все похожи друг на дружку: упитанные, довольные жизнью. Это у меня уже в кармане вошь на аркане, а у них-то все О-кей. Попробовал поговорить на поэтические темы, но не очень получилось: взгляды наши на поэзию так далеки друг от друга, что лучше и не затрагивать эту тему. Я из вежливости поинтересовался: кто куда, пожелал всем удачи и двинулся к лондонскому метро. Свобода! И один в поле воин!
Отступление девятое
Я люблю встречаться с незнакомыми мне людьми: мне с ними всегда интересно… вначале, потом, с кем как. Но, вот, с собратьями по песне люблю поболтать, особенно, когда это происходит на очередном фестивале. На одном из фестивалей мы с Виктором Соколовым, питерским автором и прекрасным человеком проспорили всю ночь по поводу одной строчки в его песне. Мне показалось, что надо заменить одно слово в ней, и я до хрипоты, на повышенных тонах доказывал Виктору свою правоту, а он ни в какую не хотел ничего менять (родное ж детище!). И только часам к восьми утра мы все-таки нашли согласие: новое слово пришлось по душе и ему, и мне, а песня сразу же заиграла какими-то новыми красками. Мы оба остались довольны и собой, и ночью. А я так и не успел показать ему свою новую песню «Зима. Минус 36 и 6»: как-то за спором не хватило времени. А потом был гала-концерт, и мы разъехались, так и не досказав друг другу что-то, наверное, очень важное. В начале следующего после фестиваля года Виктор Соколов трагически погиб. И, когда теперь я пою эту песню, мне кажется, что она посвящена ему.
Зима. Уныло и темно.
В пространстве замкнутом и стылом,
как облачка, колечки дыма
плывут в замерзшее окно:
как будто вечность замерла
в столетних половицах пола…
Я к этой вечности приколот:
жизнь, как и комната, мала…
Я не очень люблю одиночество, но тут… никуда не денешься. Огромный зал метро проглотил меня и не подавился. Станция принимала еще и пригородные поезда, народу было много, но никто никуда особо не спешил: народ двигался в нужном направлении спокойно, без всякой спешки, не сталкиваясь с огромными чемоданами, баулами, - кто куда. Мой первый опыт общения с кассирами (их было более десятка человек, но очередь двигалась довольно быстро) не порадовал: я пытался объяснить, что мне нужен проездной билет на день, кассир не понимал, чего я от него хочу, я опять объяснял, в основном, на пальцах, зная только пару слов на английском: тикет, ван дэй. Но мы не могли все же не понять друг друга, и я, в конце концов, получил свой проездной билет, заплатив за него пять фунтов. Теперь я мог ездить целый день в метро и, конечно, - на знаменитых двухэтажных лондонских автобусах. Все было о-кей!
Один шанс из миллиона
Планов было громадье, и я поначалу не обратил внимания на само метро внутри. Но уже через несколько минут ощутилось совершенное отличие от наших главных метрополитенов: московского и питерского. Внизу не было никакой спешки, даже эскалатор двигался раза в полтора медленней. Вагоны были тоже раза в полтора меньше наших. Не было огромных незадействованных пространств: все скупо и сдержанно, но зато очень даже удобно. Подошел мой состав (я уже давно решил, что вначале - в Тауэр), я спокойненько вошел в немного узковатую дверь и… обалдел: мягкие кресла, все сидят…, в общем, - как в маленьком уютном поезде, который кружил по парку в моем далеком детстве.
Трудновато, конечно, не зная английского языка, управляться со слуховым аппаратом, т.е., с ушами, в которые постоянно вливалась все новая и новая информация: динамик не умолкал, но не давил, не заставлял себя слушать, хотя некоторые фразы заставляли мой маленький в этом огромном английском мире мозг все время напрягаться, ведь я постоянно слышал знакомые мне слова – названия достопримечательностей Лондона. Но моя остановка – Тауэр… Как-то уж довольно быстро или мне это показалось, - наш вагончик подошел к станции, перед остановкой на которой я услышал знакомое название: приехали. Я вышел из вагона и сразу же услышал до боли знакомые звуки: где-то кто-то играл на электрической гитаре, хорошо играл, выводя прекрасную мелодию. В лондонском метро много всяких поворотов, тоннельчиков. За одним из них в небольшой нише и находился подземный музыкант: небольшой усилитель, парочка звуковых колонок и гитара. Даже не хотелось идти дальше, до чего было приятно услышать своего собрата. Чуть позже я узнал, что руководство лондонского метро поощряет этих музыкантов: их музыкальный труд оплачивается метрополитеном, хотя им и не возбраняется принимать денежные подношения слушателей прямо в открытые футляры от музыкальных инструментов. Но самое главное: эти музыканты ежедневно меняются местами. Я потом долго не мог отыскать понравившегося мне гитариста.
Тауэр, конечно, впечатлил, но не совсем так, как я об этом думал. Во-первых, он оказался не таким уж большим: я в короткое время обошел его вокруг, постоянно щелкая своей фотокамерой. Во-вторых, учитывая, что Лондон – вообще гремучая смесь стилей и эпох, которая успела уже влить в мою измученную душу некое состояние ожидаемости неожидаемого, Тауэр остался таким же в моем восприятии, как и любая другая достопримечательность Лондона: здорово, конечно, но не шокирует.
Отступление десятое.
Наш человек думает обо всей матушке-Земле, - он не может иначе. Он – как кусочек кожи на коже Земли: если где-то на коже ранка, то и он чувствует эту боль. И мне показалось, что в этом странном Лондоне – тоже ранка. Я не очень понимал, какая, но… ранка. Огромный город, - куда уж там Петрозаводску!, но – не было, не было у меня чувства, что это что-то такое, что – дух захватывает… ну, - не было – каюсь… У других, наверное, было, а у меня не было… Когда я стоял на Тауэрском мосту, вначале был восторг (помню точно), а потом – какая-то оторопь: ведь к этому камню когда-то – трудно даже представить, когда, - прикасался… нет, не могу даже подумать об этом. И башка сразу же реагировала адекватно – болела, черт бы ее задери… Когда я бродил по лондонским улочкам, на меня давили дома – вроде бы, такие же, как и у нас, по высоте, но… уж больно давучие (непременно давили на мозг, как бы склоняясь надо мной, и давили, давили, давили…). Но… удивили знаменитые двухэтажные автобусы: по этим узким улочкам – куда хотите: очень даже легко ориентироваться (на столбах расписание всех автобусов – очень даже понятное, даже без знания английского).
Самое главное: когда я летел в Лондон, я (трудно сегодня это объяснить), решил, что не буду (странно…) звонить своей знакомой в Лондоне, - если, вот, встречу на улицах Лондона, - нет проблем… Ну, так уж мне решилось в этом английском самолете… Нет, конечно, я понимал, что это – бред сивой кобылы, но…
Встреча вне конкурса.
Первое июля – первый день конкурса. Утром я проснулся от знакомой мелодии будильника на сотовом, помылся, оделся, позавтракал – также плотненько, как и в первый день, покурил на дорожку, и тихонечко побрел к уже знакомой станции метро. День был на удивление опять солнечным (не думал, что в Лондоне такие бывают), англичане, как и в мой первый день пребывания в Лондоне, не спеша, шли по своим делам, а я, снова озираясь по сторонам, переходил узенькую улицу, чтобы опять пройти процедуру непонимания в кассах метрополитена. На этот раз я был удачливее: нашел знакомое лицо в одной из касс и встал в очередь именно к этому окошечку. К моему удивлению, кассир меня узнала: она заулыбалась, что-то на своем языке прощебетала и мгновенно выдала мне то, что я и хотел. Я почему-то сказал ей: «мерси» и уже знакомым путем двинулся в чрево метро.
Ковент Гарден был великолепен. У меня еще было время, и поэтому я решил побродить по этому знаменитому лондонскому островку культуры и искусства. На каждом шагу молодые люди (в основном, - девушки) предлагали попробовать всевозможные кулинарные изделия (конфеты, мороженое, пирожные), - такая реклама. Каждые пять-десять метров встречались застывшие фигуры из прошлого – принцы, короли, пираты, негры, знаменитые персонажи из пьес Шекспира, сказочные персонажи… Иногда они вдруг оживали, отходили в сторону и пили чай или кофе из термосов, заедая бутербродами, а потом снова возвращались на свое рабочее место. Я до сих пор так и не понял, чем они зарабатывают на жизнь. Но было интересно проходить мимо них: как будто постоянно переходишь из эпохи в эпоху, из сказки в жизнь, а потом опять из жизни в сказку. Здесь все просто гуляли. И я прогуливался по улицам Ковент Гардена, глазея на великолепную архитектуру (даже забыв, что у меня есть фотокамера), частенько перекусывая бесплатным мороженым, которое я очень даже уважаю.
А вот и церковь Святого Павла, где будет проходить конкурс. На каменном крыльце стояли какие-то люди, дверь была открыта: кто-то входил в нее, кто-то выходил, - текла обыкновенная туристическая жизнь. В скверике перед церковью стояли скамейки, на которых отдыхали то ли люди, то ли англичане. На одной из скамеек я услышал русскую речь и подошел к сидящим. Оказались совсем родные люди – из Украины: уже довольно давно живут в пригороде Лондона, работают и на жизнь совсем даже не жалуются. Приехали специально на Турнир – послушать поэтов. Интересно.
Тут же, в скверике, бродили и сами участники турнира. Я подошел к ним: поговорили ни о чем. Между нами, почему-то, была пропасть. Я не знаю, чем это можно объяснить, но разговор не клеился, хотя я любитель разговоров с незнакомыми людьми. Когда началось прослушивание конкурсантов в самой церкви, я понял, почему нам не о чем говорить. Стихи были вроде бы ладные, но чего-то в них не хватало. Все конкурсанты были выходцами из России: живут на Западе уже довольно давно, пишут стихи, естественно, на русском языке, пишут в основном о России (может, - ностальгия?), хотя Россию уже перестали понимать… Получилось: моя твоя не понимай. Пафосно, красиво, но… не мое. Зачем я сюда приехал???
Отступление одиннадцатое.
В 2008 году в конце августа я побывал на Валдае (Новгородская область) на фестивале авторской песни. Встретил множество знакомых по другим фестивалям. Появились в моем обозрении и новые лица. Особенно запал в душу Валерий Киселев (Москва): его песня «Соловки» до сих пор не покидает мою голову. В песне, которая звучала в течение четырех с половиной минут, так много сказано – и не только о Соловках, - о нашей жизни, о России. Много говорили, пели: и днем, и вечером, и ночью, и на сцене, и у костра, и за столиком в небольшом кафе… Было просто здорово! Россия! Что тут еще сказать? А все-таки мысли по поводу определения «авторской» песни не покидало меня и здесь. Большинство услышанных песен никак не вписывались в мое представление об «авторской» песне, тем более что сейчас многие пишут песни на чужие стихи, используя некий набор музыкальных штампов, присущих якобы такой песне. Раньше, насколько я помню, были КСП – клубы самодеятельной песни. Мне кажется, что понятие «самодеятельная песня» было куда честнее, чем «авторская». Авторами песен или бардами я считаю тех, кто пишет песни: все свое – и стихи, и музыка, и исполнение, а самое главное, - в этих песнях есть поэзия.
Конкурс как-то довольно быстро завершился, и я опять оказался свободен. Куда? – На площадь Пикадильи. Давно хотел там побывать. Но по дороге надо было остановиться в одном месте центра Лондона, чтобы завтра не блуждать: хотелось побывать в Гайд-парке.
Выхожу из метро: довольно пустынная улица, заборы какие-то (наверное, - ремонт), столб, у столба женская фигура… вроде, - знакомое лицо… Откуда? – В Лондоне? Походил кругами вокруг, приглядываясь. Вроде, - моя знакомая по Интернету, та, которой в самолете решил не звонить… Подошел поближе: вроде, она, принял решение, подошел еще ближе. Да, точно она.
«Вы не Надя?» - громко (для смелости) спросил я у женщины. Женщина посмотрела мне в лицо и: «Коля?». Мы долго еще не могли прийти в себя: болтали без умолку, бродили по узким улочкам Лондона, вышли на набережную Темзы, фотографировались… я читал ей стихи… она рассказывала мне, как к ней приходят ее рассказы и повести… Удивительная штука – жизнь… Это ж надо! В этот день наше знакомство по интернету перешло в личное знакомство. Я до сих пор переписываюсь с этой удивительной женщиной. Она – писатель (не писательница, - писатель). Все, что я прочел из ее произведений, мне очень понравилось. Давно я не читывал такую светлую и пронзительно чувствительную прозу. Нет, все же есть на свете справедливость!
Отступление двенадцатое.
Всегда хотелось слушать песни, которые проникают в твою душу, что-то делают с ней. Не часто возникают такие ощущения, но бывает. У меня не так много друзей в среде «авторской» песни, но есть: встречи с ними приносят море эмоций, связанных с услышанным. Штампы раздражают, особенно, если еще и песня ни о чем: голова начинает раскалываться, если ждешь чего-то, а песня ни к чему не приводит – пустота… Я вообще делю стихотворчество на «стихи» и «поэзию». Встречи с поэзией редки, но зато незабываемы. И друзья появляются именно из поэтической среды. Как-то в г. Кировске (Мурманская область) на фестивале услышал молодого парня из Мурманска: не очень складные стихи, не совсем выверенная мелодия… но что-то меня тронуло… мы потом долго говорили о поэзии, и я понял, что этот молодой человек – поэт. Если его не обломает среда штампованных ребят, из него выйдет прекрасный автор песен, а, может быть, и стихов, что, конечно же, не одно и то же.
Не было печали…
Последний день в Лондоне… Все-таки – удивительный город, хотя и не мой: странное чувство неопределенности по отношению к нему меня не покидает до сих пор. В последний день хотелось чего-то большего, чем было до сих пор, хотя много чего повидал в этом огромном городе, но хотелось… Я побродил все-таки по Гайд-парку – огромному парковому мегаполису, посидел у мемориала принцессы Дианы: все-таки была удивительная женщина… На выходе из парка увидел кавалькаду всадников в красивых костюмах на лошадях… Лондон!!! А я по привычке – на площадь Пикадильи: там почему-то мне было очень комфортно… и мне так хотелось еще раз попытаться обменять что-нибудь на дудочку индуса, с которым я познакомился на травке одного из скверов рядом с Пикадильи… Но, увы, дудочку я так и не заполучил, хотя предпринимал неординарные ходы в переговорах: индус остался непреклонен…
Был последний день моего пребывания в Лондоне, но домой тоже уже хотелось, хотя, конечно, было бы здорово, если бы времени все-таки было чуть-чуть побольше.
В гостиницу я попал часам к десяти вечера. Рано утром – в аэропорт. Я принял душ, немного передохнул и стал собирать вещи. И вдруг… Нет, - поверить в это было невозможно: у меня не было денег – этих самых английских фунтиков, чтобы… добраться на метро до аэропорта… не было… не хватало… Да, погулял… Сначала был шок… потом стали собираться в кучу мысли: просить у кого-то в долг, пошарить по карманам… Но денег не было… А уезжать, то есть, - улетать, - надо: дома все-таки ждут… Минут пятнадцать я отмеривал шагами свой гостиничный номер и все-таки… нашел выход…
Через минут двадцать я уже входил наперевес с гитарой в ирландский паб, который полюбился еще в первый день моего пребывания в этом злосчастном городе… Я довольно быстро нашел молодого парня-работника паба-уроженца Украины, с которым познакомился еще в первый раз, и сразу же перешел к делу… Парень понял меня с полуслова: он куда-то исчез буквально на минуты две и, вернувшись, - перешел к делу: подключил микрофоны на небольшой сценической площадке в пабе и что-то сказал в уже подключенный микрофон на английском языке… Я все понял и, схватив первую попавшуюся пустую пивную кружку, расчехлил гитару, двинулся к своей Голгофе…
В зале был гул: люди ведь пришли отдохнуть – попить пивка, поговорить с друзьями, приятелями… Я провел по струнам гитары и… наступила тишина… полная (я даже вначале и не поверил): я запел… Что я мог запеть? – Конечно, свою песню, - на чистом русском языке… Через две с половиной минуты я завершил свое пение: послышались немногочисленные аплодисменты и… опять гул… Я снова запел, - опять тишина… и опять аплодисменты, но самое главное – фунты в пивную кружку… Я не помню, сколько я спел песен, но к концу моего пения кружка была полна-полнехонька… и я, раскланявшись под рукоплескания англичан, отсчитав недостающие мне для проезда фунты, сказав в микрофон, что я всех угощаю… - ушел со сцены… Гром аплодисментов был неимоверный…
В свой номер я попал только под утро: меня угощали пивом все, и я не отказывался, - было приятно… Мир!.. Дружба!...
Отступление тринадцатое
Если бы мне кто-то сказал, что я занимаюсь не своим делом, я бы ему не поверил… Формула «авторской» песни мне не очень понятна: откуда что взялось, - тоже, но… я пишу песни и мне этот процесс нравится… а мои песни нравятся многим… и песни других авторов тоже нравятся многим… Нет, я, конечно, не знаю, какие песни нравятся людям, но знаю одно – хо-ро-ши-е!!!...
И все-таки дома…
Самолет приземлился в Питере и я пошел искать свою гитару. Ей Богу, - успел выхватить ее – родимую – из кучи чемоданов и сумок, вращающихся по кругу… Это вам не Лондон… Российский сервис не утомлял, - но напрягал до предела… Дома! Теперь уже окончательно – дома…
