в которой фон Швертвальд навещает Монашку
Коренные жители Годштадта любили говорить, что их город никогда не ложится спать. В этом фон Швертвальд очередной раз убедился, когда, дождавшись вечера, покинул дом, который снимал на улице Ткачей. Его ждала встреча с одним старинным знакомцем, жившим на самой границе "Чистых" и "Веселых" кварталов. Торговцы и мастеровые, населявшие "чистые" улицы, поднимались с восходом солнца и после трудового дня отправлялись в кровати пораньше. Но жизнь в столице Империи не замирала ни на мгновение - тысячи людей благородного звания и "ночной народ" - поивший, ублажавший и всячески развлекавший их - только пробуждался ото сна на закате. Оживали "Веселые" кварталы: Фляга, Две Шестерки и Монашка - бесконечные лабиринты кривых улочек, застроенных питейными, игорными и публичными домами.
Переехав через соединявший берега Троицы мост императора Максимиллиана, рыцарь оказался на Большой Плясунье - площади, с которой начиналась Монашка. Здесь, если в жилах играла кровь, а в кошеле звенели монеты, каждый мог вкусить продажной любви, хорошенько выпить или проверить благосклонность госпожи Фортуны. Правда, так же легко неосторожный человек, особенно из приезжих, окунувшись в ночную жизнь, рисковал остаться без денег и получить удар в спину. Окованные железом дубинки, мясницкие топоры и ножи - оружие местных воровских шаек - легко шло в ход, стоило их владельцам выследить подходящую добычу. Ловкий, зачастую смертельный удар уравнивал всех: почтенного бюргера, решившего отдохнуть от семейной жизни, понадеявшегося на свои кулаки пьяного подмастерье и провинциального рыцаря, познававшего прелести столицы. Убитых и раненых раздевали догола, а труп или еще живого человека обычно кидали в выгребную яму, чтобы не оставлять следов. Бывало и похлеще. Например, как в случае с шайкой Мясника Карла. Помимо ночной жизни у ее главаря была и дневная - держал лавчонку в Свином переулке, где торговал убоинкой - как обычной, так и мясом своих жертв.
Когда Карла схватили, на суде его жена показала, что муж неоднократно приказывал ей готовить человечину для себя и своих дружков. Подвергнутые пыткам, обвиняемые признались в людоедстве и, согласно закону, были приговорены к смерти от голода. Мясник и его люди сгинули в подземельях городской тюрьмы, оставив после себя страшные истории, которыми мамаши и спустя сто лет пугали непослушных детишек.
Но, как ни странно, опасность, сопровождавшая поход в Веселые, никого не останавливала. Не пугала она и фон Швертвальда, но по иным причинам, не тем, что жителей Годштадта, предпринимавшим для посещения квартала особые предосторожности. Чтобы не стать жертвами лихих людей, мастеровые гуляли там большими компаниями, вооружившись, как на войну. Почтенные купцы, отправляясь поразвлечься, нанимали охрану из "мертвоголовых" - с наемниками разбойники не связывались. А рыцари не брезговали надевать кирасы и шлемы, опоясывались мечами, сопровождавшие их слуги несли на плечах алебарды или заряженные арбалеты. Впрочем, все это мало сказывалось на доходах ночных шаек. Дураков, простаков и приезжих в имперской столице хватало с лихвой. Власть редко обращала внимание на исчезновения чужаков. Прево Годштадта не устраивал облав, не лез туда, куда его не просят, а взамен спал спокойно, регулярно получая солидные подношения. По тайному уговору с "ночными баронами" - главарями шаек - их люди не совались на "чистые" улицы, где стояли дома аристократов и богатого купечества. Любой вор, решивший проявить удаль в тамошних краях, отвечал головой в первую очередь перед своими товарищами. Обычно ослушников сразу же выдавали властям.
В отличии от приезжих и местных бюргеров Венк фон Швертвальд был в Веселых кварталах своим. Ну, или почти своим: поступив на службу к графу Ландеру, он провел незримую границу между новой жизнью и двумя годами в столичных клоаках. Однако, оказавшись в Годштадте, нередко приходилось вспоминать и о старых знакомых. Вот и сейчас ему требовалась помощь приятеля с весьма примечательной кличкой - Паук. Из двух лет, в течение которых фон Швертвальд подвизался в трущобах Монашки, половину времени он снимал у Паука комнатенку.
Маленький, толстый, длиннорукий и ловкий несмотря на горб тот вместе с братом замораживал говяжьи туши для мясников с Грошового Рынка. А по ночам они отбирали деньги у пьяных, которых заманивали в соседний тупичок знакомые шлюхи. Иногда, если было много "работы" или попадался опасный клиент, к ним не брезговал присоединяться и сидевший без денег рыцарь. Сейчас, вспоминая о тех днях, фон Швертвальд только удивлялся тому, как Господь провел его живым и невредимым через столько опасностей. Обычно жизнь подручных "ночных баронов" была короткой: нож конкурента или меч палача обрывали ее в самый неожиданный момент.
Но сегодня Венк направлялся к старому знакомцу не для того, чтобы за кружкой вина вспомнить о былых "подвигах". Вырвавшись из трясины благодаря счастливому случаю, он возвращался в нее, только когда этого требовали интересы хозяина. Ему нужен был даже не сам Паук, а огромный, выложенный камнем подвал, который его брат-здоровяк набивал ледяными кирпичами. Благо далеко ходить за ними не требовалось: по соседству протекал приток Троицы, покрывавшийся зимой толстым ледяным панцирем. С наступлением весны у братьев не было отбоя от клиентов - лучшего места для хранения туш в квартале не имелось. Теперь этим удобным, а, главное, надежным хранилищем собирался воспользоваться и фон Швертвальд.
* * *
Запыхавшийся слуга догнал хозяина у Малых ворот поместья. Привратник уже отворил их и, позвякивая ключами, ждал, когда молодой граф с оруженосцем проедут. Низко кланяясь, прибежавший парень сказал:
- Уф, еле поспел. Простите, вашмилсть, но Его Сиятельство просил, чтобы вы сей же час зашли к нему.
Всадник нахмурился. С легким раздражением поинтересовался, не знает ли слуга, зачем он понадобился отцу? Мысленно Виктор - сын графа Рунхофена, имперского канцлера - был уже на пути к Годштадту, где несколько дней назад договорился встретиться с приятелем. Тот обещал коротко познакомить его с весьма привлекательной женщиной. Отменять свидание Виктор не собирался даже из-за батюшки: ему казалось, что он влюблен, хотя видел свою пассию лишь дважды, и то мельком. Красота дамы произвела на искушенного в любовных приключениях рыцаря большое впечатление. Неожиданное вмешательство могло разрушить планы молодого человека, мечтавшего о ночи полной страсти и любви.
- Ваш батюшка ждет гостей, - ответил слуга. - Каких-то важных господ. Приказал готовить ужин на пятерых.
Столица Империи буквально кипела в ожидании Рейхстага, и Виктор знал, что голова старого графа занята исключительно политическими вопросами. Само по себе это было неплохо - молодой человек мог спокойно развлекаться. Но последнюю неделю канцлер взял в привычку брать сына с собой, когда наносил деловые визиты. Оставаясь дома, приказывал присутствовать на каждой встрече с гостями, где обычно обсуждалась подготовка к избранию нового императора. Все это повесе и гуляке Виктору было скучно - сегодняшнюю ночь он собирался провести так, как ему хотелось. Несмотря на возможный выговор со стороны отца молодой человек принял решение и наклонился к слуге:
- Слушай, Дитрих, тебе придется вернуться к графу и передать, что не нашел меня. Скажешь, не успел догнать - я был уже за воротами. Понял?
На лице парня появилось опасливое выражение. Он поежился. За ложь его могли посадить в карцер или высечь. Но и наследник титула не терпел, когда ему перечили.
- Боязно, вашмилсть, - признался слуга. - Ежли прознают... Вон старый Ганс нас видел, - он указал на прохаживавшегося в сторонке привратника.
Молодой господин оглянулся через плечо на старика. Досадливо поморщился. Но отступать не стал. Выудив из кошеля на поясе две серебряных монетки, кинул Дитриху:
- Держи и не трусь. Одну возьми себе, другую отдашь Гансу. Объяснишь ему, что и как говорить, если спросят. И потом - я приказываю тебе молчать.
Ловко поймав деньги, слуга кивнул: - Слушаюсь, вашмилсть. Тока вы не забудьте обо мне, ежли чево плохое выйдет. Не дай Господь, Его Сиятельство гневаться будут.
- Ладно, не забуду, - отмахнулся молодой человек. - Едем, Йоганн, - пришпоривая коня, бросил он оруженосцу. - К заходу солнца мы должны быть в городе.
Йоганн молча послал свою лошадь с места в карьер, догоняя хозяина, бывшего уже за воротами. Слуга посмотрел, как всадники скрылись в глубине обсаженной дубами аллеи. Подошел к привратнику, толкавшему тяжелую створку.
- Давай подсоблю, - сказал он старику.
* * *
- Вот мы и приехали, граф, - Венк указал рукоятью хлыста на маленький опрятный домик под черепичной крышей. - Там всего одна комната, но, поверьте, уютная, как гнездышко голубки. Баронесса лично обставила ее для встречи с вами.
- С любимой и сеновал покажется раем, - улыбнувшись, ответил Виктор фон Рунхофен. - Скажу откровенно, дорогой друг, что мужчине и женщине много не нужно. Иногда даже кровать - лишнее, - он громко рассмеялся.
Швертвальд поддержал, и, хохоча, всадники подъехали к воротам. Их ждали: тяжелые, окованные железом створки тут же разошлись, пропуская верховых в маленький дворик. Следовавший последним оруженосец Йоганн соскочил первым. Отпихнув чужого слугу, сунувшегося помочь молодому графу, он принял поводья его лошади.
Став на землю, фон Рунхофен откинул капюшон плаща и отвел со лба прядь золотистых волос. На его смазливом, разбившем не одно женское сердце лице, появилось нетерпеливое выражение. Он посмотрел на своего спутника - Венк о чем-то шептался со слугой. Заметив его взгляд, рыцарь прервался и с легким смущением сообщил:
- Баронессы еще нет - мы приехали первыми. Так что есть время выпить. Идемте в дом.
- Конечно, - расстегивая пряжку плаща, граф шагнул за фон Швертвальдом. - Надеюсь, она не сильно задержится. Держи, Йоганн, - плащ упал на руки оруженосца.
- Женщинам свойственно опаздывать, - обронил рыцарь. - Сюда, дорогой граф.
Они вошли в маленькую темную прихожую. Налево была кухня с пылающим очагом, впереди - дверь, за которой оказалась роскошно обставленная комната. Чуть ли не половину ее занимала огромная кровать под балдахином, с перинами и шелковыми подушками. Пол укрывали медвежьи шкуры, стены были задрапированы гобеленами с изображениями менестрелей, играющих на лютнях дамам. Повсюду в позолоченных подсвечниках горели свечи.
Венк подошел к низенькому столику, на котором был сервирован обильный ужин - пироги, дичь, десерт. Взял серебряный, украшенный изящной чеканкой кувшин и откинул с горлышка крышку. Вдохнул аромат и блаженно улыбнулся:
- Отличное вино. Думаю, нам стоит выпить за любовь.
- Не откажусь.
Похлопывая снятыми перчатками по бедру, Виктор подошел к приятелю, который осторожно разливал вино по золотым кубкам.
- У баронессы действительно прекрасный вкус, - он еще раз окинул комнату взглядом. - Как жаль, что она замужем.
- Увы, - сочувственно вздохнул рыцарь. - Но любовь способна преодолевать любые преграды. Прошу, - он протянул вино графу.
- За любовь! - коснувшись кубка рыцаря своим, тот сделал глоток. - Хороший напиток. Славное цутхское... Десятилетнее, если я не ошибаюсь.
- Вы правы, - Венк внимательно смотрел на спутника. - Еще?
- Да, конечно, - граф быстро допил вино и протянул кубок. - Однако, крепкий напиток. Фух, как в ноги ударило, - на лице Виктора появилась растерянная улыбка.
- Вы присядьте, - снова беря кувшин, Швертвальд указал свободной рукой на низенький табурет.
- Да... пожалуй... - улыбка сползла с лица Виктора и неожиданно он покачнулся:
- Черт возьми! Мои ноги...
Голос молодого человека прервался, и, выронив кубок, он осел на пол. Глаза фон Рунхофена закатились. Не двигаясь с места, Венк смотрел, как сотрясаясь всем телом, его приятель скорчился на медвежьей шкуре. Конвульсии долго не продлились - вскоре граф замер. Рассеянно вернув кувшин на столик, Венк подошел к несостоявшемуся любовнику. Присев на корточки, шлепнул Виктора по щеке. Ущипнул, что есть силы. Не открывая глаз, спящий поморщился, да и только. По лицу коварного отравителя скользнула удовлетворенная улыбка. Основная часть плана прошла без сучка без задоринки. Можно со спокойной душой похвалить себя... Впрочем, о том, что предстояло дальше бедному графу, Венк, как мужчина, думал без удовольствия.
- Знай, что случится через час - ты бы согласился умереть во сне, - прошептал рыцарь. - Бедняга.
* * *
Вытирая окровавленные руки какой-то тряпкой, во двор вышел цирюльник. При свете висевшего над дверью фонаря его рыхлое, обрюзгшее лицо бледностью не уступало мертвецу. Но вряд ли дело было в операции, только что произведенной Альфонсо, - личным брадобреем гофмаршала Друа. Как и фон Швертвальд, он хорошо представлял себе возможные последствия сегодняшних событий. Впрочем, выбор у мерзавца был невелик: гнев хозяина в случае отказа означал немедленную смерть. Старый "олень", ненавидевший того, кто украсил его голову рогами, не потерпел бы возражений собственного слуги. Уж слишком сладкой была месть, которую предложили люди графа Ландера.
- Я закончил, - сказал цирюльник глухо. - Теперь дело за вами, мессир, - отшвырнув испачканную тряпку, он с неодобрением оглядел свои пальцы - кое-где на них оставалась кровь.
Сделав знак Курцу следовать за ним, фон Швертвальд вошел в дом. Не заходя в комнату, так и не ставшую любовным гнездышком, он направился на кухню. Виктор фон Рунхофен лежал на земляном полу. Обнаженный. Руки и ноги графа, разведенные в стороны, отчего несчастный напоминал букву "Х", были крепко привязаны к вбитым в пол шкворням. Низ живота молодого человека был залит кровью, между ногами чернела натекшая лужа. Увидев последствия кастрации, Курц тихо выругался и отвернулся. По спине его хозяина тоже пробежала дрожь, но он постарался не подать виду, что ему не по себе.
- Отвяжи его, а потом принеси дерюгу, - приказал рыцарь. - Завернешь с головой... В несколько слоев, так, чтобы никто не мог увидеть, кто там лежит.
- Слушаюсь, - кивнул оруженосец. - Может, мне завязать веревки особым узлом? Я потом сразу пойму, если их попытаются развязать.
Фон Швертвальд покосился на слугу:
- Хорошо. И этого, как его... Йоганна точно так же запакуй.
Бедняга оруженосец, которому, как считали убийцы, повезло больше, чем его рыцарю, лежал во дворе. Перед тем, как графом занялся цирюльник, Херберт размозжил дубинкой голову ничего не подозревающего Йоганна. Тот и пикнуть не успел. Теперь ему предстояло разделить судьбу хозяина - рядышком ждать своего часа на леднике у Паука.
В кухню заглянул брадобрей гофмаршала Друа. В руках он держал медную шкатулку. Выходивший Курц покосился на нее со страхом, очевидно, догадавшись, что там находится. Облизнув языком толстые губы, Альфонсо сказал, что уезжает.
- Мне пора, мессир, счастливо оставаться, - он посмотрел на мертвеца. - Излишне напоминать, но проследите лично, чтобы тело исчезло.
- Не беспокойся, - усмехнулся рыцарь. - Я заинтересован в этом не меньше тебя. Счастливого пути и мои наилучшие пожелания гофмаршалу. Теперь он может спать спокойно - его честь отомщена.
- Благодарю, я передам, - цирюльник поклонился. - Мой хозяин никогда не забудет о вашей помощи. Прощайте.
Бережно прижимая к груди шкатулку с отвратительным трофеем, он ушел. Фон Швертвальд сплюнул на пол. Подумал, что с гораздо большим удовольствием вспорол бы брюхо брадобрею, чем участвовал в убийстве Рунхофена. За время короткого знакомства граф успел понравиться Венку своей жизнерадостностью и простым отношением ко всему на свете. Наслаждаться красивыми женщинами, вкусно есть и пить, азартно играть - все это любил и фон Швертвальд.
Но несмотря на большое сходство в характерах между жертвой и Венком было одно существенное различие. Будущему помощнику и доверенному лицу графа Ландера при рождении не досталось ничего, кроме дворянского звания. Даже в родных краях семейство рыцаря ничем не выделялось среди других таких же - влачивших жалкое существование. Богатые крестьяне и те жили лучше, чем их бывшие хозяева, чьи предки оставили своим правнукам только славное имя.
Каждый свой талер Венку, мечтавшему совсем о другой жизни, чем та, которую вел его робкий папаша, приходилось вырывать у судьбы зубами. Словно волку, гоняться за добычей, изворачиваться, обманывая идущих по следу охотников, порой оставлять в капканах ошметки окровавленной шкуры. Над шеей постоянно незримо висел меч палача, грозя оборвать жизнь в случае неудачи. Но честолюбие, азарт, желание достичь самых вершин, присущие рыцарю, были сильнее любых страхов. Его старшие братья избрали другую судьбу, променяв родовое имя на положение приживалов - зятьев богатых арендаторов.
Вспомнив о родных, которых презирал, фон Швертвальд скривился. И снова поклялся себе, что его сын получит от отца не только богатое наследство, но и высокое положение в обществе. Сейчас шестилетний мальчик - мать скончалась во время родов - воспитывался в поместье графа Ландера.
В кухню, прервав размышления хозяина, вернулся Курц с дерюгой и веревками.
- Не знаю, как вашмилсть, - начал он, опускаясь на колени рядом с распятым мертвецом, - но мне этот брадобрей очень не по душе. Лучше б мы его того... Ведь выдаст, ежли што.
Мысленно согласившись с оруженосцем, Венк промолчал. Придуманный Ландером план был очень опасен, но по-своему великолепен. Одним ударом хитроумный граф лишал партию кандидата на имперский престол важного союзника. У престарелого гофмаршала Друа - опытного придворного интригана - был свой небольшой, но достаточно влиятельный политический кружок. И теперь, благодаря кровавому трофею, призванному утолить оскорбленное честолюбие старика...
За спиной фон Швертвальда послышался слабый стон и громкое испуганное "О, Господи!" оруженосца. Рыцарь быстро обернулся - вытащивший кляп из рта мертвого графа Курц таращился на ожившую жертву. Оказалось, что чертов цирюльник случайно или намеренно оставил фон Рунхофена в живых. Глаза кастрированного человека по-прежнему были закрыты, но из рта снова вырвался негромкий стон. Оруженосец растерянно посмотрел на хозяина.
- Ну, что ты вылупился? - разозлился Венк. - Добей его.
* * *
- Не так сильно, болван, - раздраженно бросил имперский канцлер, когда оруженосец затянул на спине ремни парадной кирасы. - Я вздохнуть не могу!
В подтверждение словам граф Рунхофен тяжело, с шумом втянул и выпустил воздух. Его широкое, обычно бледное лицо налилось краской. Золоченый, украшенной великолепной чеканкой доспех изготовили в те далекие времена, когда у графа еще имелась талия. Пролежав последние лет десять в оружейной, он был извлечен по случаю созыва Рейхстага. Открытие имперского парламента должно было состояться сегодня, и через несколько часов канцлеру, одетому в соответствии с этикетом, предстояло открыть первое заседание.
- Ну, чего ты ждешь? - лицо графа начало багроветь - то ли от нехватки воздуха, то ли от злости. - Распусти эти чертовы ремни!
Стоявший за спиной хозяина оруженосец смущенно забормотал какие-то извинения. Стараясь поскорее освободить рыцаря, торопливо завозился с застежками, но сразу у него не получилось. Наблюдавший за действиями парня камергер нахмурился. Отодвинув в сторону пажа, державшего бархатную подушечку с массивной золотой цепью - символом власти имперского канцлера - он подошел к хозяину. Отстранив неловкого прислужника, сказал:
- Я сам все сделаю. Сейчас вам станет легче, Ваше Сиятельство.
- Быстрее, Вильгельм, - потребовал фон Рунхофен. - В этой проклятой железяке я чувствую себя, как чертов рак в кипятке - жарко и нечем дышать. Почему ты не распорядился заказать новую кирасу?
- Готово, Ваше Сиятельство, - проигнорировал вопрос камергер. - Тут кожа ссохлась и длины не хватило... Придется проколоть новые дырочки в ремнях. Симон, помоги Его Сиятельству снять доспех и бегом к оружейнику - пусть немедленно проделает новые отверстия. Вот здесь, здесь и здесь... Только мигом.
Наконец освободившись, граф облегченно вздохнул и повел плечами. Тем временем оруженосец, схватив кирасу в охапку, бросился вон из комнаты. На пороге он чуть не столкнулся с входившим отцом Вариусом - личным секретарем графа. Тот отмахнулся от извинений шарахнувшегося юноши, и, явно торопясь, направился к хозяину. Несколько придворных из свиты, ожидавшей появления Рунхофена в приемной, сунулись было за монахом, но слуга затворил перед ними дверь.
Услышав знакомые шаги, канцлер быстро обернулся:
- Ну что? Есть какие-то новости?
Монах отрицательно покачал головой:
- Увы, Ваше Сиятельство, ничего. Только что вернулся мессир Хаген - я встретился с ним у конюшни. Он со своими людьми прочесал весь Годштадт, но вашего сына нигде нет. Никто не видел ни его, ни Йоганна...
- Чертов сопляк! - не слушая дальше, перебил граф. - Исчезнуть в такой важный для всех нас момент. Ну пусть только он вернется!
Прихрамывая на подагрическую левую ногу, канцлер раздраженно заходил по комнате. Его щеки снова запылали - на этот раз несомненно от гнева. Три дня назад единственный сын графа - Виктор исчез из поместья. Тайком, проигнорировав просьбу отца быть рядом, уехал в компании всего одного оруженосца. Привратник и Дитмар - слуга молодого человека - в тот же вечер сообщили об этом управляющему.
Фон Рунхофен рассердился, но, зная легкомысленный характер сына, поначалу тревожиться не стал. Не первый раз Виктор, больше интересовавшийся женскими прелестями, чем высокой политикой, к которой пытался приобщить его отец, позволял себе подобные выходки. Впрочем, дело могло быть и не в новой любовнице. Иногда прекрасные дамы уступали место костям и картам: увлекшись игрой в каком-нибудь притоне, где он любил появляться инкогнито, сын потом присылал за деньгами. Все это канцлера не беспокоило, за исключением тех случаев, когда похождения Виктора заканчивались поединками. Но и тогда молодой рыцарь отделывался отцовским выговором и нравоучительными беседами. Благодаря отличному владению оружием он выходил из схваток победителем, вызывая у отца невольное чувство гордости. Хотя злые языки говорили, что победы молодого графа отнюдь не заслуга его ловкости. Дескать, никому не хочется становиться личным врагом второго после императора человека в государстве...
В общем, неожиданный отъезд отпрыска не был для графа чем-то особенным. Обычно на следующий день ему уже доносили, где и с кем находится Виктор, или тот сам присылал слугу с извинениями. Но когда в суматохе визитов, переговоров и встреч незаметно пролетели три дня, а сын так и не дал о себе знать, канцлер забеспокоился. В Годштадт послали гонцов, столичный прево поднял на ноги своих осведомителей, а люди графа обыскали заведения, где любил бывать Виктор. Но того нигде не было, и никто из его знакомых не знал, куда он исчез. Последний раз его видели на городской заставе, когда молодой рыцарь вместе с оруженосцем въезжал в столицу...
- Ваша Светлость, нужно торопиться, - с нажимом произнес отец Вариус. - Нас ждут в Рейхстаге, и если мы опоздаем - это вызовет ненужные разговоры.
Фон Рунхофен помрачнел еще больше, но, мысленно согласившись с секретарем, кивнул:
- Ты прав. Пора ехать.
Он резко повернулся к камергеру:
- Ну где эта чертова кираса?! Долго мне ждать?!
(Продолжение следует)