Глупо бензопилой разрезать именинный пирог,
Улепётывай, брат, убегай по шерстистому полю,
Делай фильмы о том, что словами и я бы не смог.
Это просто агония стиля, ублюдок эпохи,
Видно, грустно тому, кто и в титрах мелькает меж строк,
И дела наши,Джонни, порою бывали не плохи,
Хоть и мелкая рыба, но жадно идёт на крючок.
Очень мало осталось того, чем могу насладиться,
Если только тобою, Метробиус, кровь с молоком,
Благовонное масло на гибкое тело ложится,
А у ног твоих дева Мария свернулась клубком.
Всё прощаешь поэту, чего не простишь человеку,
Даже то, что и сам себе вряд ли ты сможешь простить,
Я не Богу поклялся, а Музе развратной, и цеху,
Живота и животное прежде всего не щадить.
Отторгая тебя, не отторгну о нас пересуды,
Забываю тебя в женском лоне, жестоко и зло,
С ней недолго теперь в одной координате пребуду,
За своё принимая другое, чужое тепло.
Просто мысли бывают у просто цветущего кедра,
Тот, кто вышел за скобки, не будет терпеть запятых,
Дона Роза, родная, прости ты меня, Дона Педро,
И не бей сразу в пах, ибо лучше, пожалуй, под дых.
Старикам тут не место, старушечий рай у корыта,
Рыбка Поньо желанье чужое исполнит едва ль,
Вся история белыми тонкими нитками шита,
А герой её сальных бульварных заметок коваль.