На кафедре Дорожных машин, куда я был распределен после окончания института, мне пришлось работать с Сергеем Ивановичем Павловым и Еленой Петровной Суворовой – очаровательной женщиной, яркой незабываемой красоты, внешне похожей на певицу Людмилу Сенчину. Я смотрел на нее, как на икону – очень распространенное явление в случаях, соприкосновения молодежи со зрелой красотой. Ощущая разницу интересов, вкусов, понятий, образа жизни, понимаешь, что с такой женщиной нельзя общаться также как с ровесницами, поэтому остается их лишь боготворить и обожать.
Ну и как часто это бывает с женщинами красивыми, Елена Петровна была по-детски простодушна, наивна и полна, той самой милой женской глупостью, которой умиляются и восхищаются мужчины старшего возраста. Я, к своему личному, да и к общему тоже, удивлению, не по своим, малым, годам восторгался мировосприятием Елены Петровны. Что-то было притягательное в ее бесхитростных речах и жизненных принципах, которые не имели ничего общего с суровой окружающей действительностью.
Сергею Ивановичу, наоборот, претили, и ее слова, и ее жизненная позиция. Он всегда громогласно (естественно, за спиной – посмотрел бы я на того придурка, кто смог бы высказать подобное ТАКОЙ женщине в лицо) возмущался ею и даже частенько называл ее «дурой». Я где-то, в глубине души, всегда был с ним согласен, но называл ее все-таки про себя «глупышкой».
Мне кажется, что Сергей Иванович был попросту зол на нее, ведь учились они вместе, были из простых ничем не примечательных семей, а замуж она вышла за некрасивого, низкорослого еврея Митю Суворова, человека по своей сути совершенно невзрачного и незначительного, но из перспективной состоятельной семьи, работающих в области искусства. Помню, что на их доме висела мемориальная доска его отчиму – народному художнику СССР Ефанову Василию Прокофьевичу, умершему в 1978 году.
Мужчине приятно, когда женщина, тем более красивая женщина, оказывает ему внимание, становясь от этого на целую голову выше окружающих. Но вот когда женщина дарит свое внимание другому, все будет зависеть от того, каков он – другой. Если он эффектней и красивее, то на него злятся и одновременно завидуют, а, если нет, то вся обида за невнимание падает на женщину, за то, что она нашла в своем избраннике какие-то иные, кроме внешней красоты, качества, чаще всего материального плана, привлекшие ее внимание.
В то время у Елены Петровны подрастал сын и, по-моему, либо уже пошел, либо должен был идти в школу. Она была от этого в каком-то непрекращающемся восторге и очень-очень много рассказывала о своем сыне. Не помню каким образом, но разговор зашел о школьных прозвищах.
Каждый, кто учился в школе либо сам имел прозвище, либо называл кого-то не по имени, а по прозвищу. Какое детство без прозвищ! Чуждая нам христианская религия заставила нас называть друг друга непонятными иноязычными именами, собранных из разных стран и культур. К тому же из-за нерусской фонетики число используемых имен очень ограничено. Как дико звучат имена Акулина, Пульхерия, Елизавета, Клавдия, Прокоп, Архип, Осип. Я до сих пор не могу никак запомнить разницу между Алексеем и Александром.
Вспомните сколько с вами училось Танек, Наташек, Светлан. Много, очень много – как отличить одну Марину от другой? Вот в этом и помогало спасительное прозвище.
Русское.
Ведь что значит «Татьяна» – неизвестно, а что такое «Рыжая», или «Макака», или «Толстый» ясно всем. В половине случаев прозвища носили семантическую окраску, отражая какие-то внешние или внутренние качества своего носителя. Например, один парень носил прозвище «Паниковский», за то, что ходил на костылях. В этом прослеживалась линия «костыли – инвалид – слепой – Паниковский». Но были и прозвища, которые носили чисто рифмованный смысл, как например «Оган – кабан».
И вот Елена Петровна стала уверять, что, уже заранее, зная страсть детей придумывать прозвища, дала своему сыну такое имя, к которому никакое рифмованное прозвище, типа «Юля – кастрюля» не применишь.
– Вот так да? – удивленно спросил я – а какое же у него имя?
– Антон! – Ответила Елена Петровна.
– Антон!?
– Антон.
– Ну так просто: Антон – гондон!
Как говорится – тушите свет, немая сцена…