- Возьмет. Самогон, и не взять?
- Ну, он же взрослый. Как же он вот так запросто непонятные бутылки подбирает? И отравиться не боится?
- Дурак он взрослый, - толстый Вилле зевнул, запоздало прикрыв рот лапой. - В добрых эльфов все еще верит. Думает, это они ему выпивку приносят.
- Так и я бы поверил, наверное… Если каждый месяц седьмого числа…
До сих пор молчавший, Юкки выразительно кашлянул, и Йожка оборвал себя на полуслове: не хватало еще болтуном прослыть! Зацепил когтями, насупившись, кору на ветке и потянул пучок тонких ленточек. Косичку, что ли заплести? Говорят, успокаивает.
Йожка доплетал уже вторую, когда у забора что-то скрипнуло. Бобры, как по команде, вытянулись в струнку - только Йожка присел на всякий случай. И уже оттуда, снизу, спросил:
- Что там?
В быстро сгущающейся темноте трудно было что-то разобрать. Даже звуки были не похожи на себя: собачий рык катился от деревни раскатами грома, дети хныкали совсем как выдра, скрип дверных петель казался жалобным криком сойки.
Криком-стоном. Вестником катастрофы.
- Что там?!
- Не знаю, - Вилле пожал плечами. - Не должен он так рано выходить. Не по правилам это.
- А что будет, если Айди ему на глаза попадется?
- Кранты тогда братцу твоему. Ножом пырнут – и на воротник.
Йожка растерянно посмотрел на Вилле, потом на Юкки. Смеются? Бобры – народ веселый: то хвост смолой приклеят, то горькой ольхой угостят. Но ведь они здесь, а брат там…
Юкки выплюнул травинку:
- Х-хватит пацана пугать, - и снисходительно глянул вниз: - Н-ничего твоему брату не будет. Не в первый раз. Вон он … б-бежит.
Через лужайку к зарослям неуклюже двигалась мохнатая тень. Айди был отличным пловцом и ныряльщиком, но на суше становился похожим на корчеванную корягу.
Прыжок – и Айди въехал в кусты на хвосте. Как на санках.
- Все, оставил. Свет в доме горит, значит, ждет.
- Еще бы не ждать на халяву, - проворчал Вилле. - Мы уже столько ему отдали, что могли бы этот мотоцикл насовсем забрать,
- Ну и жадюга ты, толстый. Завтра сможешь сотню таких купить, а все мелочишься.
Ответить Вилле не успел. Луна вышла из-за туч, и бутылка, одиноко стоящая возле забора, превратилась в маяк. В ту же минуту, будто знак был какой дан свыше, распахнулась калитка и на лужайку вышел парень. Остановился невзначай возле бутылки, прикурил и стал дымить в небо, изредка поглядывая по сторонам. Ночь подсказку давать не хотела. Бобры тоже молчали. Парень сдался и на этот раз: бросил недокуренную сигарету и, сняв куртку, поставил ее рядом.
- Как это? – Йожка так удивился, что не смог удержаться от вопроса. – Как это она стоит?
- Косуха потому что, настоящая, - Айди подождал, пока парень скроется во дворе вместе с даровым самогоном. – Видать, понравилось. В прошлый раз просто ключи оставил.
- Красотища! Себе возьму, – Вилле даже подпрыгнул от радости. Попытался подпрыгнуть.
- Фигу. Кто за рулем, тому и одеваться. Пошли.
Йожка с уважением посмотрел на брата: это вам не мальков по запруде гонять. Про мотоциклы он знал только то, что у них два колеса и громко орет двигатель. Да и косуха смотрелась бы на Айди лучше. Ссутуленная и поникшая, сейчас она была похожа на гнома, потерявшего голову от несчастной любви...
- Ты скоро там?
Вилле с Юкки были уже у забора, и Йожка заторопился. Чтоб ее, эту мечтательность! Там, на озере, беспокоиться будет уже не о чем, но сейчас все в одну секунду могло пойти прахом. Не очень-то хотел Айди брать с собой младшего. Целую неделю пришлось убеждать, что с ним никаких забот не будет.
И уже на бегу Йожка пару раз повторил, как заклинание: «Только бы Айди не пожалел… Только бы не пожалел…»
***
Спать. Спать. Закрываются веки, как вход в нору. Хоп – и нет вокруг никого, одна темнота. Маленьким делал так, когда обижался. Закрывал глаза, думая, что спрятался от всех, от целого мира. А сейчас веки не слушаются: сами, все сами. Вниз, вниз… Потом вверх. Это взрослый Йожка не дает глазам закрыться: мир должен быть рядом. И снова вниз, вниз. Вверх. Вниз. Как на качелях. Вверх. Вниз…
- А правда, что твой брат торгует солнцем?
- Кто тебе это сказал?
Вверх летят качели, к облакам - и Маарика где-то далеко внизу, темным пятнышком, словно его собственная тень…
- Сказали. Говорят, что тот золотой песок, который они возят в город – это солнце. Будто сначала от него куски отламывают, а потом крошат мелко.
… И вниз. Разом. Только ах! и холодок в животе, о котором никому никогда не расскажешь. Потому что Маарика - маленькая тень – смотрит прямо в глаза.
- Маарика, ну что ты, как детеныш, во всякую чушь веришь? Какие куски? Вон же оно - солнце. Круглое.
- Тогда откуда у них этот песок? Я больше ни у кого такого не видела.
- Хочешь, я спрошу?
- Да нет. Не надо. Вдруг это страшная тайна, о которой нельзя знать? А вот солнце…
- Что солнце?
- Я бы хотела. Кусочек. Я не жадная. Мне просто интересно, какое оно. Горячее? Мягкое? Или как апельсин?
- Йожка, лапу! Лапу подними!
Лапу? Йожка смотрит на передние лапы. Отрывает от веревок: так? Балансирует, как на краю обрыва, а Маарика уже не просит, кричит: «Лааапу! Уберии лаапу от колесаа!». Качели по-прежнему вверх-вниз. И ветер – так что шерсть на морде дыбом. Холодный, противный. Настоящий.
Снилось? Неужели снилось? И Маарика, и качели, и солнце. Но вот же он, мотоцикл, похожий на лося. И дорога впереди: гладкая, черная, не отличишь от ночи. Повернулся: Айди в настоящей байкерской куртке – ни лап, ни хвоста не видно. Одни глаза и зубы.
- Ты смерти нашей хочешь, выхухоль?
И глупый, неуместный смех толстого Вилле. Вилле-обманщика...
...Когда мотоцикл выкатили за ворота, Йожка с любопытством рассмотрел и рога, и фару-морду, послушал урчание двигателя. Было в нем что-то свойское, лесное, и никогда до того на мотоциклах не ездивший, Йожка вдруг проникся к нему симпатией.
Пока он изучал рисунки на крыле и придумывал имя новому знакомому, Айди по-хозяйски залез на бак, откуда удобнее было держаться за руль, и приглашающе погудел. Вилле с Юкки забрались на кожаное сиденье - и на этом пассажирские места закончились.
- А мне куда?
Йожка тряс Вилле за лапу – трое Йожек могли бы уместиться на его месте - но тот и не думал двигаться. Отворачивался, как будто не его десять минут назад общими усилиями вынимали из-под забора.
Айди рассказывал, что хозяин дома поначалу пытался заделывать дыру. Но ежемесячные атаки бобров никакая фанера не выдерживала, и тот махнул рукой, удивляясь, наверное, размерам добрых эльфов. Кто же знал, что Вилле в этот раз превзойдет все ожидания? Айди с Юкки тянули его за лапы, поминая любимого Винни-Пуха. А Йожке досталась самая незавидная участь: толкать сзади, уворачиваясь от ударов мощного хвоста.
Вилле пыхтел и клялся, что похудеет, лишь бы не бросали, а теперь самым подлым образом делал все, чтобы один из них не смог уехать к солнцу.
Юкки рылся в рюкзаке, Айди возился с чересчур длинными рукавами куртки, а Йожка молчал в ожидании приговора. Он знал, что пользы от него будет ничуть не меньше, чем от толстяка. Но знал и то, что здесь он самый маленький, а значит, права голоса не имеет. Чудеса случаются лишь в сказках, и теперь Йожка сам был похож на брошенного гнома - понурые голова, плечи и хвост.
Недолго думая, Айди отгрыз от рукавов лишнее и покосился назад.
- Веревка есть у кого-нибудь?
Вилле не успел еще даже лапу от сиденья оторвать, а Юкки уже протягивал моток, запасливо уложенный в рюкзак накануне.
- Чего стоишь?
Йожка не веря своим ушам сделал шаг вперед. Его берут? Он едет?
- Или передумал?
Айди разматывал веревку, хмуро глядя на брата, и нельзя было поручиться, что он думает только о хорошем.
- А … куда? – вместо безразличного тона получился какой-то манерный, беличий, словно он еще торговаться собирался.
- На крыло садись. Будешь талисманом нашей сборной…
Ой! Ой! Бо-о-о-льно! Да. Что. Же. Про. Ис. Хо. Дит. Где дорога, гладкая, как вода? Проспал, все проспал. Лес вокруг: с рытвинами, оврагами, коч. Ка. Ми. Хорошо остальным, они на мягком. А здесь, на жестком крыле, каждая канава – твоя личная. Ладно, если только си. Няк. Ос. Та. Не. Тся. А если вся шерсть вылезет? Придется ходить голозадым? Ког. Да. Же. О. Ни. До. Бе. Рут. Ся?
Мотоцикл вылетел из зарослей к аккуратному деревянному коттеджу, и Айди нажал на тормоз:
- Приехали.
***
Этот лес был не похож на родной. Не кидались шишками вредные белки, не сновали повсюду любопытные ежи, которых Йожка побаивался. Слишком чистый лес. Слишком лунный. Слишком тихий: даже собака навстречу не залаяла. Чужой, одним словом. Заповедник.
Айди заглушил двигатель и посигналил темным окнам. В доме загорелись светляки, а спустя минуту у входной двери вспыхнул фонарь и к мотоциклу вышли двое: смотритель и его жена.
- Доброй ночи.
- Доброй.
Пока его распутывали, Йожка исподтишка поглядывал на лица людей: впервые видел так близко. Вместо шерсти – загорелая кожа, возле рта - морщинки-лучики. И носы смешные, не как у бобров: у него клювом, у нее – картошкой. А глаза... Йожка зажмурился. Так и слезал с крыла – вслепую.
Когда решился снова поднять голову, сутулая фигура смотрителя мелькала далеко впереди: он помогал бобрам закатывать мотоцикл в гараж. Рядом с Йожкой осталась только белокурая женщина.
- Укачало? - голос был певучий, баюкающий. - Давай знакомиться, малыш. Моего мужа Тойво зовут, а я Марта.
Женщина улыбнулась так тепло, что Йожка и про зад отбитый забыл, и про подлого Вилле.
- Меня Йожка. Я брат Айди. Младший.
- Тоже решил подзаработать?
- Я… Да нет. Один бобр… одна… в общем, попросили меня.
- А ты не стесняйся. Разве это плохо, когда ради прекрасной дамы совершаются подвиги?
Йожка совсем смутился. Зыркнул в сторону мотоцикла: не слышит ли кто? Бобры что-то обсуждали с Тойво, и, казалось, им не было никакого дела до Йожкиных переживаний.
- Ну, вот, покраснел. А ты отвыкай быть робким. Девочки любят, чтобы рядом с ними были сильные и надежные. Красивая, небось?
Йожка умоляюще попросил:
- Пожалуйста… Обычная. Глаза только… Как у вас.
- Зеленые? – Марта покачала головой. - Ну, надо же. И среди бобров ведьмы встречаются. Смотри, чтобы голову тебе не задурила.
- Ведьмы?
- А ты как думал! Всякое бывает. Но твоя хорошая, раз уж ты солнце готов для нее достать.
Йожка хотел спросить, а не ведьма ли сама Марта, но не успел. Айди пожал Тойво руку и свистнул: пора.
- Удачи, - Марта еще раз улыбнулась и неожиданно погладила Йожку по голове. Как собаку. Тот замер: и от изумления, что с ним можно вот так, и от какого-то странного чувства благодарности.
- Удачи тебе, - повторила Марта, - и прости, если обидела.