За спиной у меня – карусель думаете? Ни фига.
Деревянный домик, полный разного добра.
Вообще, я – доволен, пусть и немного лысый,
пусть толстоват, но и я задаю вопросы
вечному небу. Небо – оно всегда,
это я знаю (кстати, в домике – там в основном глинтвейн).
И об этом буду писать стихи – напропалую.
Кто я такой? Клана мак-бюргеров, из Германии я.
С поэзией там беда.
И вообще – с духовностью. Не ухмыляйся, носитель великого
русского языка.
(Айн момент, поставлю пакеты, вскарабкаюсь на помост.)
Значит так, где духовидцы сейчас? Вижу прирост
населения. Всадников много. Но это монголы пришли, а не новая волна.
И, возвышая голос: величие нации, выраженное в словах,
либо мельчает, сходя на пошел ты нах,
либо теряет свой паспорт и говорит: Земля –
наша отчизна. Да, все мы – дети Земли. И нету различий
между нами, кроме длины плевка.
(Всё, я слезаю. Лысина запотела. И вообще – пора
закругляться, дома – жена).
Мыслю, мы – не шестая армия, чтоб штурмовать небеса.
Или шестая? Ваша и наша страна –
не земля уже, по Вернадскому, мы уже – там,
высоко. (Чё-то заволокло
небо от слов моих.) Чё вам не дома сидится?
Сделайте сына и водите его в зоопарк,
так я считаю. Если это не так,
полистаем Канта, вы – Достоевского своего,
или кого там. Будем смотреть в окно,
приумножая духовность. У кого ее больше
выйдет, тому и Польша
отойдет, по рукам? А не тому, кто в землю
вгонит соратников больше,
выковывая трюфеля класса не плачь земля.
Мы не звери, ма. Ма, не звери мы. Всё у нас есть,
кроме совести, ма...
Чё-то меня занесло – не туда, куда на... Вышел, по правде, срач.
Я не о том. В домике, шпрехю, тепло,
суп из лука горячий и что-то еще.
Приезжайте, короче, в Карлсруэ, только не сразу все.
Ваших и так здесь – больно смотреть звезде
восходящей, бюргеру, пишущему стихи.
Перекушу сосисками и, бл.дь, пойду на вы
не с кулаками. Воспламенять умы.
Я – мальчик Алёша, здравствуйте, Ганс, по-нашему – Ваня.
Изучил Ваши фото и текст. Нет ни слова про Бога,
ни про смысл жизни и вообще, где бани?
Освальд, по ходу, был прав. Всё, что за Брестом, к закату
гнётся. Не сокрушайтесь, Ганс. Повеселились и ладно.