Расшита донская земля.
Дыханием божьим согреты
Станицы, луга и поля.
Вернулся с турецкой кампании
Казак Ферапонт Бородин,
В урядника старшего звании,
С Георгиями на груди.
Не только с войны возвращенье,
Есть радость сильнее того:
Господь дал семьи прибавленье –
Наследник теперь у него.
До этого баба (вот стерва!),
Хоть в теле была и в соках,
Рожала одних только девок
И ни одного казака.
На батю парнишка похожий!
Жене дан строжайший наказ:
«Случится чего – уничтожу!
Смотри, не спускай с него глаз!»
Не ведали страшного часа
В погожий безоблачный день...
Свинья от соседского база
Зашла в неприкрытый курень.
По полу копытцами глухо
Чеканила ходикам в такт,
Съедобное что-то унюхав
Засунула в люльку пятак.
Легко, словно спелая груша,
Головка поддалась клыкам;
Кроваво-мозговая гуща
Текла по брыластым щекам.
Утробу свою насыщая
Свинья к остальному глуха,
Зачавкала, не разбирая,
Где мясо, а где требуха.
Скотина – она есть скотина;
Не знает, что злое вершит…
Бессмысленнейшая кончина
Младенца безгрешной души.
Глаза протерев, как спросонья,
Стоял на пороге казак.
Ступню дожирала хавронья –
Беду не исправишь никак!
Ковш дымки без закуси вмазав,
Вскричал: «Распустили свиней!»
К соседу пошел и до таза
Рассек его шашкой своей.
Супругу нашел у прогона
Средь баб. Вот он, праведный рок!
За косу к притихшему Дону,
Ее, матерясь, поволок.
«Что, тварь! Проворонила сына?
Жить дальше тебе я не дам!»
И бросил с обрыва в стремнину
Налимам на корм и сомам.
Уносит к Азовскому морю
Казачьего Дона волна
И радость людское, и горе.
Бывает унылой весна!