Но – нет: она входит в нутро всей огромной волною
и плещется там, и бурлит меж тобою и мной
клокочуще-пенным, слепым океанским прибоем.
И где-то у горла сжимается что-то внутри –
то больно – до слёз, то томительно-сладко – до дрожи –
и будто оттуда теснит и кричит: «Говори
всё то, что ты можешь, и даже всё то, что не можешь!»
И фразы летят воробьями – на птичьих правах
(пусть даже всё это покажется слышащим чушью),
чтоб не захлебнуться в несказанных недословах,
а после полнОчи бессонно терзаться удушьем.
Волной, с перехлёстом – солёной, слепой – через край,
чтоб только пробиться туда – сквозь немое пространство –
в обход волнорезов – сквозь строй разбивающих свай –
отдать – без остатка, задаром – своё океанство.
