Не пытайся улыбаться, у тебя это плохо получается. Я тоже пытаюсь улыбаться, когда слёзы наполняют мои глаза. Я тогда смотрю вверх, и слёзы затекают назад. Потому что я не хочу, чтобы кто-то видел мою слабость. Я не умею принимать сочувствие. Я – закрытый человек, интроверт – по-научному. То есть всё в себя и всё в себе. А это, говорят, плохо. Надо уметь выпускать своего джинна на волю, пусть он там кричит, плачет, рыдает и плюёт на всех окружающих.
Я так не могу. Это буду уже не я. Я сам не умею плевать на других и не разрешаю это делать моему джинну. Поэтому он кричит и плачет внутри меня. А это, говорят, вредно для здоровья.
Твой джинн тоже сейчас горюет, и ты тоже не выпускаешь его на волю. Ладно, не надо. Если ты тоже – интроверт.
Но, может быть, ты расскажешь мне, кто обидел тебя?
Нет, я не верю, что ты сам мог кого-то обидеть! Нет, нет, даже и слушать не буду! Все знают, что ты – добрый гном. Добрый и честный. Ты никого не обижаешь и никогда не обманываешь!
И это замечательно! Ты знаешь, как мало людей, которые никого не обижают и не обманывают?!
Пожалуй, их и вообще нет… Да. И я тоже кого-то обманывал, и иногда обижал. Но я делал это по необходимости! И старался не обманывать в главном и не обижать слишком.
Ладно. Я согласен. Я просто трусил, когда надо было говорить правду в глаза. И обижал тоже, не подумав.
Но потом меня мучила совесть. Честно!
И извинялся я редко. Пытался оправдать себя.
А вот рядом с тобой не могу. Это всё твои честные грустные глаза. Они мешают мне врать.
Давай лучше о тебе. Тебе не в чем каяться и нечего стыдиться. За свои триста лет ты только и делал, что творил добро.
Ты и сегодня хотел сделать доброе дело?
Ну, конечно, я знаю того медвежонка, который любил покушать в гостях! Да, он не слишком церемонен. Это верно.
И ты сказал ему правду. Ты хотел, как лучше. Я понимаю. Да, конечно, ты сказал ему сначала, что он очень мил и непосредственен, что он хорошо поёт свои песенки.
А потом ты деликатно намекнул, что Кролик не рассчитывал на его отличный аппетит, и потому сам, возможно, остался без обеда.
А медвежонок обиделся. Он пропустил мимо ушей все твои деликатные прелюдии, и всё-таки обиделся.
Ну, конечно! Никто не хочет слушать о себе правду! Медвежонок тоже.
И Мальвина?!
А что ты сказал Мальвине?
Нет, я не сомневаюсь, что это была правда. И всё же!
Понятно. Ты тоже сначала похвалил её сказочно-голубые волосы, её пятёрки по чистописанию. А потом?
М-да… Наверное. Всем женщинам не нравится, когда им намекают, что они слишком долго торчат у зеркала. А ты ещё сказал, что не надо было бы это делать при Золушке, когда у неё ещё не было платья, подаренного доброй феей?
Да, дорогой… Теперь она долго будет дуться на тебя.
Что делать? Что делать… Ты за триста лет не придумал. А мне и подавно нечего тебе сказать.
Можно я сяду рядом и мы подумаем вместе? Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем?
