стихи писал и вино глушил.
В дед мороза не верил, а верил в мух,
что слетали с небес на поля вокруг.
И когда это было, он трогал снег,
ощущая то Бога в себе, то девичий смех.
В дождь – то же самое. В дождик он
мог смотреть на себя с четырех сторон.
По закону больших или просто по:
в семь он уже играл на гитаре и ходил в пальто.
Но в семнадцать всё рухнуло: на путях кривизны
между чёлкой кузины и чувством вины.
После много скитался и видел всё.
Перегрузил мозжечок и пошел на дно.
Но оттуда был изгнан сюда (силами судьбы),
где и начал творить ото всей души.
Не любя простоты, развлекался как мог.
Овцы в стойле зевали и тёрли бок.
Были люди еще. И еще одна:
говорливая ять из того же гумна.
Да, Сысой знал и это, но быстро сник
по причине, о коей смолчит мужик.
Он не выбрал себе ни одной звезды,
потому что не чувствовал в этом нужды.
В общем, время несло, словно знало куда.
Но кричать было глупо, раз не видно врага.
И Сысой волновался, муссируя пах,
лишь по поводу зрения Прях.
20 октября 2005