«Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем,
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим».
А.С.Пушкин, 1829 г
Недавно я решил почитать имеющиеся в моей библиотеке трехтомники сочинений Н.Добролюбова и В.Белинского. В них меня особенно интересовали те статьи, в которых авторы писали по-разному, но об одном – о поэзии. Рецензируя и нещадно критикуя стихи своих современников, а теперь уже известных поэтов XIX века.
Затем, почти сразу же, словно в продолжение заданной темы, мне попалась в руки небольшая книжка В.Кожинова «Как пишут стихи» (М, «Просвещение», 1970 г). Я ее тоже прочитал с не меньшим интересом, прежде всего обратив внимание на то, что вышеупомянутый автор, в отличие от Добролюбова и Белинского, проводя среди своих читателей «ликбез» по законам поэтического творчества, не утруждал себя тем (или же не осмеливался), чтобы брать для примеров стихи современников, поэтов XX века. А чаще всего, он «замахивался на святое», рассматривая и «разбирая по косточкам» стихотворения А.Пушкина.
Я думаю В.Кожинова можно понять. Во-первых, великий поэт не предъявит ему никаких претензий, как и не скажет слова благодарности. А во-вторых, «настоящие» стихи мастера слова, на мой взгляд легче всего анализировать. Да и Пушкин, я думаю, более подходящий и понятный пример для дилетантов в поэзии, которым, кстати говоря, скорее всего и предназначена книга советского литератора.
Надо отдать должное, у Добролюбова и Белинского, по сравнению с В.Кожиновым, задача была намного по сложнее. Критики, в отличие от своего потомка, рассматривали, кроме всего прочего и стихи менее известных (на их взгляд), так сказать поэтов второго плана, какими являлись Никитин, Полежаев и другие. И стихи которых, естественно, никак не могут, по многим показателям, быть на одной ступени с произведениями Пушкина. Хотя, Добролюбов и Белинский посвятили немало страниц своего творчества гениальному поэту.
Но вернемся ко второй половине XX века, к В.Кожинову (кстати, в его книге я не нашел никаких данных об авторе). Итак, повторюсь, мне кажется, что хорошие стихи легче рассматривать и анализировать, чем к примеру, второстепенные и неудачные, а проще говоря – плохие. Поди-ка разберись, что там в них написано?
Кожинов, на нескольких страницах своей книги, чаще остальных, приводит в пример стихотворение Пушкина «Я вас любил…» А поскольку советский литератор разобрал творение классика, что называется «от а до я», то я всерьез призадумался над этим, всем известным стихотворением, внимательно его прочитав и переосмыслив по-новому. И вот, что у меня получилось.
С первых трех слов «Я вас любил…» (одноименного стихотворения), каждому читателю становится понятно, что классик русской литературы, вернее его герой, от лица которого ведется речь, любил в прошлом. И, следовательно, это есть законченное действие, то, что безвозвратно ушло. А говоря современным и всем понятным языком: «Умерла, так умерла».
Ладно. Идем дальше: «…Любовь еще быть может, в душе моей угасла не совсем…» Тут я задумался, ставя себя на место рассказчика. Если любовь уже прошла, да не просто так, а «как стадо буйволов», то почему же она «…угасла не совсем»? Может быть, в душе осталась не неугасшая любовь, а всего лишь память о ней? Боль, след? Что, кстати, вполне допустимо, реально и естественно! Хотя каждый по-своему и по-разному испытывает и чувствует любовь.
Читаю следующую строку: «…Но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем.» И снова есть о чем порассуждать. А чтобы мои доводы были обоснованы и убедительны, я здесь и в дальнейшем, буду пользоваться четвертым изданием «Толкового словаря русского языка» (С.Ожегов и Н.Шведова, М, 2006 г).
Открываю его и смотрю значение слов. Итак… «Тревога – это беспокойство, волнение (обычно в ожидании опасности (!) или чего-то необычного). Печаль – чувство грусти, скорби (!), состояние душевной горечи».
Следовательно, устами героя стихотворения, делается следующий вывод о его же любви: она приносила предмету воздыхания (девушке или женщине – это не уточняется) – тревогу (а именно: беспокойство волнение). А сам влюбленный – печаль (грусть, скорбь).
Пытаюсь в этом разобраться. Скажу сразу и честно – я никогда не критиковал ничьи стихи (пожалуй, кроме учебы в школе, когда это было задано учителем на уроках литературы. Да еще в пединституте, на занятиях по «основам стихосложения»).
Потому, как считаю, что мне такого права никто не давал, никто из авторов об это не просил, да и Бог подобным талантом не наградил. Но я и не собираюсь критиковать стихотворение Пушкина, а уж тем более, состязаться с автором в глубоких познаниях могучего русского языка. Но в любом случае, я, как читатель, все же имею право высказать свою точку зрения на данное стихотворение. К тому же, классику на мое мнение «глубоко наплевать». Но вернемся к тексту.
Сразу возникает вопрос. Это что же за пара такая получается, если парень (или мужчина) свою возлюбленную уже изначально (то есть до бракосочетания, даже не прожив с ней первые пять-семь лет совместной жизни, входящие в зону риска, о которых утверждают современные психологи) – тревожит, печалит? А что будет потом, когда у молодых все получится, а именно – союз, семья или же просто сложатся какие-то отношения? Ведь любовь только красит любого человека, открывает в ней новые горизонты, давая возможность с надеждой и оптимизмом смотреть в будущее.
И когда все это происходит на самом деле, то любовь автоматически передается через душу и сердце влюбленного тому человеку, кем это чувство вызвано и кому оно адресовано. Ведь в любви – каждый старается для себя. И в период зарождения каких-то отношений, может даже и близких, любящий человек хочет и старается показаться объекту своей любви, гораздо лучше, чем он есть на самом деле. По крайней мере, так должно быть с самого начала общения. Так задумано природой. Этому процессу имеется научное название, как «брачные игры», присущие многим живым существам на Земле.
Но при подобном раскладе (что присутствует в стихотворении «Я вас любил…»), боюсь, что любовь героя, от лица которого и ведется речь, изначально уже обречена на провал. И подтверждением тому служит следующая строка: «Я вас любил…», где Пушкин поясняет читателю, в данном случае мне – непонимающему, как влюбленный это делал. И в чем, собственно его любовь выражалась: «…Я вас любил безмолвно, безнадежно…»
Открываем словарь: «безмолвный – тоже, что и молчаливый. Не любящий много говорить, немногословный. Вдумываюсь в глубокий смысл сказанного (вернее написанного) великим мастером слова. Чувствую, как от хода моих мыслей шевелятся волосы на голове.
Безмолвный, молчаливый мужчина… Следовательно, на словах он свои чувства выразить не в силах. А значит и сделать даме сердца комплимент. Будет молчать как партизан на допросе и только беззвучно открывать рот, хлопая при этом глазами. Не впечатляет такая картина! Ведь как известно, любая женщина любит ушами. А мужчина – глазами. Может быть, он, герой Пушкина, ко всему прочему еще и плохо видел? Но в тексте об этом ничего не говорится. Кстати, «молчаливый» - никак не идет в сравнение со «скромным» и «нерешительным», потому что «скромный» - это сдержанный, не хвастливый. А «нерешительный» - лишенный твердости, полный колебаний.
Но не только по вышеуказанной причине возлюбленная ничего не услышит от своего мужчины. Дело в том, что герой Пушкинского стихотворения, подталкиваемый безудержной страстью в душе, совсем не надеется на разделенную любовь со стороны своей дамы сердца, потому что он любит – «безнадежно». (По словарю – «безнадежный» - выражающий отсутствие надежды. Смотрю значение слова «выражать» - воплотить, обнаружить в каком-нибудь внешнем проявлении.)
А человек любящий или влюбленный безнадежно, по-моему внутреннему убеждению, сам себе палач. В жизни всякое бывает и сердцу не прикажешь, так как любовь зла – полюбишь и козла. Но надо учиться и стараться управлять своими чувствами, заранее зная куда и на кого ты их направляешь. Если, конечно, влюбленному не пятнадцать лет. Но Пушкин, надеюсь, писал не о подростковой любви.
А раз так, то взрослый, здравомыслящий человек в таком случае должен обижаться, ни в чем никого не упрекая, только на себя. Он еще бы влюбился в статую Свободы! А потом обвинял бы ее в том, что она с каменным сердцем, бездушна и не отвечает на чувства взаимностью. И более того, написал бы ей стихотворение – наподобие такого:
Влюбился в Статую Свободы,
Но чувствую, что безнадежно.
И что? Я сам из той породы –
Когда нельзя, то – значит можно!
Бесхозно все равно она
Стоит одна уж много лет.
Хоть красотою и сильна,
Да что-то, только, мужа нет
У ней, любовника и друга.
Характер видно еще тот!
Прими любовь мою – подруга,
И счастье нас с тобой найдет.
А то, смотри, ревнивый я,
Хоть робкий. Пусть промчатся годы,
Еще узнаешь ты меня –
Красотка Статуя Свободы!
Но вернемся к рассматриваемому стихотворению. И вот что получается. Безмолвный человек, абсолютно не надеясь ни на что, возможно даже и на Бога, пытался покорить нежное женское сердце, добиваясь взаимности. И он, быть может, даже бы и добился своего. Но, судя по словам классика русской литературы, как раз этого и не произошло. И вот почему. В стихотворении есть этому объяснение: «…Я вас любил… то робостью, то ревностью томим»…
О, господи! Ну ладно. Снова беру «Толковый словарь». «Робость – ощущение страха, боязни (!). Ревность – мучительные сомнения в чьей-то верности, любви». Вот вам и результат. Не понятно только чего боялся и страшился влюбленный герой Пушкина? Самой девушки или себя рядом с нею? К тому же, у него, наверное, были основания для ревности своей подруги? И если она действительно скомпрометировала себя в глазах своего воздыхателя, то, пожалуй, ее можно не только понять, но и в чем-то оправдать.
Ну кто ответит взаимностью такому кавалеру? Правда, может быть во времена Пушкина где-нибудь в деревнях и водились девушки, которым подобные мужчины были по душе или могли заинтересовать их в качестве кавалеров. Но, судя по словам классика русской литературы, как раз этого и не произошло. Вот приблизительная характеристика (резюме если хотите) героя стихотворения «Я вас любил…» Она почти готова для подачи в службу знакомств. Молчаливый (значит, не способный на словах выразить свою любовь. А тем более наобещать своей возлюбленной «золотые горы», небольшой трехэтажный домик на Канарах и все остальное). Не питающий надежды на успех в своих же делах. Робкий (ощущающий страх, боязнь), ревнивый (сомневающийся в своей подруге. Непонятно только, зачем тогда вообще общаться с дамой, если ей не доверяешь?).
Одним словом, по-моему мнению, такого представителя мужского пола очень сложно назвать мужчиной. А тем более, будущим главой его будущей семьи. Здесь мне хочется обратиться к прекрасной половине нашего общества. Скажите, а вы бы хотели, чтобы ваш избранник обладал всеми вышеперечисленными качествами? С той оговоркой, что он не сын олигарха и не преуспевающий бизнесмен. Я думаю – нет .
Но что самое-то интересное. Пушкин, в сравнении со своим героем стихотворения «Я вас любил…», от первого лица которого и ведется речь, являлся его полной противоположностью. Хотя, как известно, каждый автор в свое творение вкладывает частичку себя, свою душу. Не знаю как вы, но я, всегда читая подобные стихи, прежде всего представляю перед собой самого автора. В данный момент которым является – Пушкин.
А классик русской литературы, был бесспорным покорителем дамских сердец. И многие женщины страстно любили поэта, разделяли его чувства, отдаваясь ему целиком и полностью.
Причем, они были далеко (или вовсе) не деревенщины. А, наоборот, чаще всего, являлись представительницами богатых сословий. Поэт мог красиво ухаживать за дамами, посвящая и читая им свои стихи и делая при этом комплименты. К тому же, я думаю, Пушкин был мужчиной не робкого десятка. Он, как известно, сам вызвал Дантеса на дуэль, что, несомненно, говорит о смелости и решительности классика. И даже о честности. Ведь перед дуэлью поэт снял со своего пальца перстень – оберег, для того, чтобы магическая сила данного украшения не смогла бы заведомо повлиять на результат поединка.
Вообще-то темы дуэли Пушкина не хотелось касаться, но пришлось. Да, действительно, для того, чтобы не только вызвать на дуэль, но и участвовать в ней, оскорбленному мужчине, кроме смелости и решительности, необходима еще и уверенность в победе. А значит – в убийстве своего противника, то есть человека. И причем, ни в чем не повинного, ведь вызываемый на дуэль не преступник какой-нибудь и не враг народа. Хотя, несомненно, недруг и обидчик того, кто бросил ему перчатку, вызывая на дуэль.
И тут мне непонятно вот что. Как же Пушкин, являясь известным и всеми любимым поэтом, мог обречь себя на кровавые разборки, связанные с угрозой для жизни? То есть, почему классик русской литературы создал такую ситуацию, или же наоборот, не смог или не захотел разрядить обстановку так, чтобы избежать дуэли? Ведь как известно из двух спорящих первый замолчит тот, кто поумнее. И Пушкин не мог об этом не знать. Разве у гения не хватило ума или интеллекта для предотвращения этого поединка?
Конечно, я понимаю, что в XIX веке, дуэли имели место быть. И, скорее всего, виною тому служила не сама жизнь, а окружающая обстановка, общество наконец, в котором и жил великий поэт. Хотя, в принципе, не одно ли это и то же? Вот что на подобную тему писал В.Белинский (здесь и далее: В.Белинский «Соб.соч.в 3х томах», ОГИЗ, М, 1948 г, стр. 638-639): «Общество, как всякая индивидуальность, есть нечто живое и органическое, которое имеет свои эпохи возрастания, свои эпохи здоровья и болезней, свои эпохи страдания и радости, свои роковые кризисы и переломы к выздоровлению и смерти… Гражданин не должен уничтожать человека, ни человек гражданина – в том и в другом случае выходит крайность, а всякая крайность есть родная сестра ограниченности. Любовь и отечеству должна выходить из любви к человечеству, как частное из общего… В противном случае патриотизм будет китаизмом. Который любит свое только за то, что оно свое. И ненавидит чужое за то только, что оно чужое…»
Я этот отрывок привел потому, что поэт, конечно же, решился на дуэль не от нечего делать и не из-за праздного любопытства. Но тогда какие чувства подталкивали его к поединку? Гнев, ярость, обида? Или стремление испытать судьбу, от которой, как известно, не убежишь? А может быть желание не запятнать свое честное имя? Да, в результате Пушкин его не запятнал, потому, что сам погиб. А на что он еще надеялся? Ведь, насколько мне известно, великий поэт не был снайпером, «ворошиловским стрелком» или киллером. Умел ли гений русской литературы, вообще владеть оружием, да не просто, а настолько хорошо, чтобы предотвратить свою смерть и, следовательно, забрать чужую жизнь. Одним словом, убить своего обидчика. Заметьте - убить, сознательно идя на совершение преступления, которое строго наказывается по закону.
Я думаю, слава Богу, что Пушкин не стал убийцей! Может быть поэт жаждал своей смерти, так как в то время у него были шаткие, оставляющие желать лучшего, отношения с женой – Натальей Гончаровой? Ну тогда дуэль классика русской литературы, по отношению к нему же самому, это чистой воды расстрел или же – самоубийство.
А теперь, представьте себе на минуту, что было, если б Дантес пал от руки поэта? Ведь Пушкин, объявив ранее всему честному народу:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной…,
уже, как бы, заранее надеялся и считал, что его имя у потомков будет незабвенным. А что сейчас говорят о его дуэли? «Да... попал-то Дантес, а вот памятник поставили – Пушкину».
Теперь, повторюсь, попробуем вообразить картину, что поэт остался жив, а его противник – мертв. И что об этом позже, спустя годы, писали бы ученики в своих школьных сочинениях. Возможно так: «…Пушкин – великий поэт, гений… на дуэли застрелил французского монархиста Жоржа Дантеса. Только Александр Сергеевич сделал это не со зла, не потому что хотел кого-то убить, а просто из лучших (!) побуждений, чтобы спасти свою честь. А вообще-то Пушкин был очень добрый и хороший…» А учитель литературы пояснил бы им: «Да, дети, действительно, душа поэта легко ранима. Она нежна, как роза. И если кто-то посмел обижать Пушкина, то он очень вежливо и ненавязчиво «приглашал» своего обидчика на дуэль. И причем делал это так убедительно, используя весь свой интеллект, что его противник просто не мог отказаться, даже если и не имел на то свободного времени. А теперь послушайте стихотворение на эту тему:
Был Пушкин самых честных правил,
Когда не в шутку разозлился,
То он нисколько не слукавил,
За пистолет скорей схватился…»
Как вы знаете, по стечению обстоятельств, точно такая же смерть была и у другого гения русской литературы – М. Лермонтова. Он тоже, как в омут с головой «бросился» с пистолетом в руке на своего обидчика. Правда биографы поэта утверждают, что Лермонтов разрядил свой пистолет в воздух, не став стрелять в Николая Мартынова, который, что интересно, закончив Школу Юнкеров, служил в одном полку с Жоржем Дантесом, убийцей Пушкина. Это что же за полк был такой, по «подготовке» убийц великих русских поэтов?
Я где-то читал, что предназначения человека на этой грешной земле, не только с пользой для общества прожить свою жизнь, но и уйти в мир иной, не менее достойно. Так и хочется сказать – красиво, если это уместно в данный момент. Может быть, именно поэтому церковь и осуждает самоубийц?
Опять же вернемся к вышеупомянутой статье Белинского, где он пишет: «Жить – значит чувствовать и мыслить, страдать и блаженствовать; всякая другая жизнь – смерть. И чем больше содержания объемлет собою наше чувство и мысль, тем сильнее и глубже наша способность страдать и блаженствовать, тем больше мы живем; мгновение такой жизни существеннее ста лет, проведенных в апатической дремоте, в мелких действиях и ничтожных целях. Способность страдания условливает в нас способность блаженства, и не знающие страдания не знают и блаженства, не плакавшие не возрадуются».
Пушкин собственноручно «воздвигнув себе» еще при жизни «памятник нерукотворный», своим участием в дуэли, не просто сознательно перечеркнул, точнее оборвал, свою жизнь, но еще и выбрал для себя нелучшую смерть. Хотя, опять же, если уместно в данном случае говорить о подобном выборе вообще. Но вернемся непосредственно к нашей теме, где шел разговор о стихотворении поэта-дуэлянта «Я вас любил…»
Одним словом, его герой по характеру ничуть не похож на самого автора. Хотя, может быть, это совсем не обязательно, да дело и не в этом. Я продолжаю размышлять над самим стихотворением, его сутью и содержанием. Ведь оно предназначено демонстрировать настоящую любовь (а кого-то научить ей), и также будоражить уже влюбленные сердца.
«Я вас любил так искренне, так нежно…»
Листаю словарь… «Искренний – выражающий подлинные чувства, правдивый, откровенный». Все это хорошо. Но опять же, встает вопрос. Значит герой Пушкина абсолютно искренне (правда неясно, как он это подтверждал, не разговаривая, может с помощью жестов или письменно, а то и через сватов или пользуясь услугами адвоката) выражал чувства, подкрепляя их демонстрацией своих качеств – «робкий, ревнивый». И причем, делал это нежно. Но, поскольку, влюбленный показать свою нежность тоже был не в силах, так как он игнорировал женские уши, которыми, повторюсь, представительницы слабого пола и любят, то задача его сильно усложнялась. И, скорее всего, из-за этого герой стихотворения «Я вас любил…» и потерпел поражение.
Но вернемся к заключительной фразе стихотворения, в которой, по законам жанра, обычно делается вывод всему выше изложенному. (А по большому счету, последняя строка должна в себе, коротко и ясно, содержать весь смысл стиха. Хотя, это опять же, мое личное мнение).
И именно в ней, советский литератор В.Кожинов, в ранее упомянутой книге, обращает внимание читателя на тот факт, что герой Пушкина, словно отпускает свою возлюбленную к другому, тем самым соглашаясь с ее уходом:
«…как дай вам Бог любимой быть другим».
Это благородный поступок, украшающий любого мужчину и характеризующий его с очень положительной стороны. Ведь, действительно, если любишь человека по-настоящему, без оглядки, то, следовательно, будешь желать ему только добра, при любых обстоятельствах и что бы между влюбленными ни произошло.
Мне интересно только одно. Как же герой Пушкина, обладая ревнивым характером, все же смог смириться с тем, что его возлюбленная ушла к другому? Ответа на свой вопрос я не получу. Да и надо ли? Ведь стихотворение заканчивается хорошо, по-доброму, если в данном случае это уместно прозвучит.
Но все же подводить черту под моими выводами преждевременно. И вот почему. По мысли Андрея Платонова («Литерат. Критик», 1937 г, №1, стр. 56) за стихами Пушкина «остается нечто еще большее, что пока еще не сказано. Мы видим море, а за ним – предчувствуем океан…»
Поэтому и не только, в заключительную строку стихотворения «Я вас любил…» хочется еще раз вдуматься. Его герой желает своей возлюбленной, чтобы ее также, как и он сам, смог полюбить уже другой. Но позвольте! Ведь герой Пушкина, от лица которого ведется речь, обладал и без того не очень блестящими качества для мужчины. И может быть, из-за них его и бросила подруга? Хотя мы этого не знаем и об этом в тексте ничего не говорится. Непонятно другое. Если герой желает своей возлюбленной такого же друга, каким был он сам, то для дамы сердца это что же – приговор? Пожелание в отместку?
Если Пушкин хотел, чтобы его герой, как говорится, отпустил с Богом, из сердца свою любовь, как птичку из клетки, то тогда, скорее всего последняя строка в стихотворении, должна была бы прозвучать как-то иначе. Ну примерно так:
«Я вас любил так искренно, так нежно,
Как НЕ дай вам Бог любимой быть другим.»
То есть говоря языком прозы – пусть тебя твой новый друг полюбит не так как я, а гораздо лучше. Хотя, как и чем измерить истинную любовь? Но оценить ее можно вполне. Например, с чем-нибудь сопоставить, ведь все познается в сравнении.
Представляю себя на месте пушкинского героя. Если бы я, обладая всеми чертами его характера, о которых упоминается в стихотворении, предъявил бы современной девушке, живущей в XXI веке, претензии из-за того, что она меня (молодого и красивого, белого и пушистого… дальше можете продолжить сами) безжалостно бросила… Да начал бы оправдываться или «качать свои права», убеждая ее: «А ты вспомни, как я тебя любил…», то реакцию объекта моих чувств несложно предугадать, зная, что современные представительницы слабого пола, не всегда и не во всем слабы. А то и вообще – эмансипированы. И подходящая рифма к услышанному объяснению в любви, у любой из них нашлась бы моментально. И причем, достаточно точная, по законам поэзии, с чем бы не стал спорить даже сам Пушкин. И ответила бы мне она примерно так: «…ты любил, как дебил…»
А после таких слов, в любви вообще разуверишься раз и навсегда. Но может быть мое настроение вызвано прочтением стихотворения «Я вас любил…»?
Чтобы как-то исправить положение, открываю, почти что наугад, книгу В.Кожинова и читаю: «Борясь против формального понимания поэзии, нередко перегибают палку. Ярким выражением этого является, например, статья известного поэта и критика Наума Коржавина «В защиту банальных истин (о поэтической форме)». В ней автор разбирает стихотворение Пушкина «Я вас любил…», где утверждает, что данное творение гения русской литературы предельно просто, непосредственно, безыскусно; все в нем… «Высказано прямо, без всяких ухищрений»; «максимально ясно». В нем как бы вообще нет «техники», нет искусства в собственном смысле этого слова…»
Интересная точка зрения, не так ли? Науму Коржавину смелости не занимать! И судя по всему, - литературного опыта и таланта тоже, ведь он – известный поэт. Хорошо еще, что упомянутый автор не рассматривал бесспорно самое известное творение Пушкина – «Я помню чудное мгновенье». Я уверен, что об этом стихотворении знает каждый, кто говорит, хотя бы с акцентом, на русском языке. Уж про него то не скажешь, что оно «безыскусно, а главное, предельно просто, т.к. в нем все максимально ясно». И вот почему.
Я это стихотворение, правда только начало, помню (как чудное мгновенье детства) еще со школьной скамьи. И частенько воспроизвожу его в памяти, когда вижу где-нибудь очень красивую девушку, ту о которых, очевидно и писал классик русской литературы, говоря, что она и есть «гений чистой красоты».
Но буквально недавно поймал себя на мысли о том, что в этой фразе мне кое-что не ясно. Смотрю значение слов «гений, гениальность». Должен сразу оговориться, поскольку вопрос этот достаточно серьезный и сложный, то я решил, кроме толкового словаря обратиться и к другим справочникам. А что? Ведь надо расставить все точки над «и», докопавшись до истины. А вдруг и я гений?
В результате, выясняю, что «гениальность – наивысшая степень проявления творческих сил человека, связанная с созданием качественно новых, уникальных творений, открытием ранее неизведанных путей творчества.» («Сов. Энцикл. Словарь», М. «СЭ», 1987 г.) И еще: «О наличии гениальности можно говорить лишь в случае достижения личностью таких результатов творческой деятельности, которые составляют эпоху в жизни общества, в развитии культуры. («Краткий психологич. словарь», М, «ИПЛ», 1985 г).
Ну вот, теперь все предельно ясно. Гений – это не про меня, но зато про Пушкина. Идем дальше. А вы не задумывались над тем, что есть красота вообще? Я попробую сначала сформулировать свою точку зрения, а потом обращусь к Ожегову. Итак, считаю, что красота – это относительное понятие, сложившееся в процессе эволюции и при сравнении определенных конкретных вещей (по их внешнему виду, качествам и т.д.), присущее каждому человеку в отдельности.
А Ожегов утверждает гораздо короче и яснее (вот «брат сестры» таланта!): «Все красивое, прекрасное, все то, что доставляет эстетическое и нравственное наслаждение – и есть красота».
Теперь попробую собрать все это в «одну кучу»: гений плюс красота. Ума не хватит! Ожегов пишет, что «гений – это высшая творческая способность». А красота? Мисс красота, идеал красоты… Что еще?
Красота, с точки зрения психологии «должна составить (чтобы достичь уровня гениальности) эпоху в жизни общества в развитии культуры…» Но ведь красота, всего лишь понятие, условность. То, что одному очень даже красиво, другому – не очень, а третьему, вообще, так себе – ерунда. И каждый прав по-своему, потому, что имеет право выражать свою точку зрения.
Попробую подойти к этому вопросу с другого бока и подобрать синонимы к слову «красота» - «доброта, любовь, счастье». Компоную: гений доброты – так можно сказать?
Условно. Кто он – меценат или дедушка Ленин? Гений любви – о, это да! Тут у каждого много своих примеров найдется. А гений счастья – это просто, какая-то нелепица. Он что – олигарх иди нефтяной магнат? И опять же у «любви» и «счастья» так много различных формулировок, что все их трудно хотя бы сгруппировать. А как быть с красотой-то? Пожалуй, у меня на этот вопрос ответа нет.
Чистая красота – это какие-то дебри. Но все же попробую и в этом разобраться. У меня сразу возникает ассоциация – если есть чистая красота, то, значит, где-то должна находиться и «грязная». Ну, согласитесь, ведь это резонно!
В толковом словаре русского языка дается восемь значений прилагательного «чистый». Я из всех выбираю четыре более или менее подходящих. Вот они: 1. Освобожденный от грязи каких-то наслоений, не имеющий грязи. 2. Нравственно безупречный, честный, правдивый. 3. Не содержащий ничего постороннего, без примесей. 4. Совершенный, самый настоящий.
Теперь я буду разбираться по порядку: 1. Красота, освобожденная от грязи, не имеющая ее. Это ясно. Красота вообще не должна быть грязной, потому, что это будет уже не красота. Ну посудите сами, берем пример из жизни. Мы попадаем в какое-то помещение и, видя в нем беспорядок, говорим его хозяину: «Знаешь, что, дорогой? Вот когда ты здесь все уберешь, помоешь, подметешь, тогда у тебя все будет красиво…» Да, да, только после уборки! А иначе, ни о какой красоте и речи не будет. Ну вот, видите? Выходит, что красота не может быть «слегка грязненькой или «замаранной». В противном случае, это уже красота с «оговорками и при условии», при невыполнении которых, кстати, ее нет вообще.
Следуем дальше: 2. Красота – нравственная, безупречная, чистая, правдивая. В этом случае, я уверен, что никаких противоречивых вариантов и разновидностей тут не допускается. Красота нравственная – или она есть, на все сто процентов или ее нет.
3. Красота – не содержащая ничего постороннего, без примесей. Интересно, а что, собственно, постороннего может содержать в себе красота? И какие в ней могут быть примеси? Все это, само понятие «красоты», как раз в себя и включает, без каких-либо уточнений, что она «чистая». Это и так всем ясно.
4. Красота – совершенная, самая настоящая. Звучит красиво, но очень-очень спорно, условно и относительно. Это во-первых. А во-вторых, так же как и в 3-ем случае, уж если красота и существует в природе, то она изначально и есть совершенная, и должна быть настоящей. Хотя, кто возьмется об этом судить, тот, повторюсь, должен помнить о том, что красота – это условность…
Ранее, я уже пытался подыскать синонимы к слову «красота» - доброта, любовь, счастье. Попробую я их связать с «чистотой». Итак, чистая доброта – безоговорочная, стопроцентная, значит, полная и исключающая любые домыслы и трактовки.
Ведь если человек добрый, то, следовательно, всегда и во всем. А если иногда, по настроению, по обстоятельствам…, то это уже наполовину, на треть и т.д. Согласитесь, нельзя же быть «немножко» беременной?
С «любовью» и со «счастьем» еще сложнее. Во-первых, как только человек вывел для себя эти определения, то сразу же они получили столько различных вариантов их значения, сколько, наверное, живет людей на земле. И что интересно, каждый по-своему будет прав. Но все согласятся со мной, что грязная любовь – это уже пошлость, распутство. А грязное счастье – это просто какой-то обман, жульничество, мошенничество.
Но на этом я не успокоюсь. Попробую обратиться к высокой литературе, к классике. Посмотрим, что там говорится, а точнее, пишется на эту тему.
Говоря о «чистоте красоты», хочется для сравнения и убедительности слегка коснуться творчества Афанасия Фета (1820-1892), одного из гениальнейших лирических поэтов XIX в. Это именно о его, отдельно взятом стихотворении Л.Н.Толстой («Л.Н.Толстой о литературе», М, Гослитиздат, 1955 г, стр.166) сказал так: «Коли оно когда-нибудь разобьется и засыпется развалинами и найдут только обломанный кусочек… то и этот кусочек поставят в музей и по нему будут учиться.»
Теперь поясню почему я вспомнил именно А.Фета. В одной из своих статей, Н.А.Некрасов («П.С.С. и писем», т. 9. М, Гослитиздат, 1950 г, стр. 279) писал: «Человек, понимающий поэзию… ни в одном русском авторе, после Пушкина не почерпнет столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему г. Фет».
Приведу в пример отрывки из достаточно известного стихотворения Фета:
«Только встречу улыбку твою
Или взгляд уловлю твой отрадный, -
Не тебе песнь любви я пою,
А твоей красоте ненаглядной…
И затем:
… Но безмолвствует, пышно чиста,
Молодая владычица сада:
Только песне нужна красота,
Красоте же и песен не надо.
О двух заключительных строчках фетовского стиха В.Кожинов пишет в своей книге: «Многие читатели, не овладевшие по-настоящему языком поэзии, действительно воспринимают лишь классический совершенный «афоризм» последних двух строк».
К этому могу добавить лишь одно, что уж если красоте даже песен(!) не надо, то, судя по всему, чистоты и тем более. Главное, нужно уметь ее увидеть и понять. И, пытаясь разобраться с известной пушкинской фразой, пробую ее себе, непонимающему, перевести на простой язык прозы. Итак, «гений чистой красоты», это –
«Человек обладающий высшей творческой деятельностью, не содержащий (в себе) ничего постороннего, каких-либо примесей красивого, прекрасного, всего того, что доставляет эстетическое и нравственное наслаждение».
Снова задаюсь вопросами. Первый: интересно, а сам Пушкин, владея русским языком лучше нас с вами, задумывался над этим, когда, скорее всего, в порывах страсти, писал данное стихотворение, посвятив его А.П.Керн?
И еще. Это каким же надо быть «мимолетным видением», чтобы всего лишь за одно «чудное мгновенье», так суметь «явиться» к поэту, что незамедлительно получить от него оценку – «гений чистой красоты»?
Тут уж я совсем засомневавшись в своем здравом уме и желая несколько успокоиться, открыл статью В.Белинского («Собр.соч.в 3-х т.», ОГИЗ, Москва, 1948, т.1, стр 631) «Стихотворения М.Лермонтова», где и прочитал: «Можно быть умным, даже очень умным человеком и не понимать, что хорошего в «Илиаде», «Макбете» или лирическом стихотворении Пушкина…»
июнь, 2010