Осенний дождь стучал по раме
По злобной прихоти творца,
Когда, дежуря вечерами
У уходящего отца,
Внимал я бесноватым бредням
Больного, было мне невмочь,
Но это было не последним
Переживанием в ту ночь.
Во время редких просветлений
Он говорил: ‘Мой сын, постой!
Я умираю, злые тени
Уже сгустились надо мной.
Моей мечтою был... Израиль,
Всю жизнь стремился я туда
От польских выцветших окраин...
И все последние года.
Теперь он будет твой... Послушай!
Я ухожу в кромешной мгле,
Покинутым лежать мне в чуждой
И богом проклятой земле.’
Я слушал молча, плечи обняв,
И кутался плотнее в плед,
А сквозь заплаканные окна
Его последний плыл рассвет.
2
Свершилось – что должно свершиться,
Вот он обетованный рай,
Горланистый и чернолицый,
А я как будто и не рад...
И синагог – куда не глянешь –
И где – ни сядешь, ни стоишь...
На ломаном, со словарями,
Я заказал отцу кадиш*.
Но чуждо всё мне здесь, уныло,
Как с тонущего корабля,
Сошёл я, и за трапом скрылась
Обетованная земля.
И вновь судьба моя тасует
Мне думы в бдениях ночных -
Чужие загубил я всуе
Ростки несбывшейся мечты.
кадиш* - поминальная молитва
17 Октября 2011