Как будто тайный высветил экран
Мне Южно-Окружную в день осенний
Решили улететь за океан
Родители, устав от потрясений.
Я прилетел прощаться... Всей семьей
На кладбище – оно неподалеку –
Пошли... Что время делает со мной
И с каждым?... В восклицаньях мало проку...
Мы отдаем прощальный скорбный долг,
Тем, кто ушел навеки из семейства...
Так быстро серых памятников полк
У все еще живущих отнял место...
Двоюродный мой брат, мои дядья –
Я помню их веселыми, живыми –
Ушли невозвратимо... Погодя
Уйду и я – и там я встречусь с ними...
На камне вижу имена родных.
На снимках лица в ретуши посмертной...
В глухой печали головой поник
Пред неохватной массою несметной
Ушедших в неозначенную даль...
Привлек вниманье, видный издалёка,
Мемориал...
-- Там наша Сиди Таль, --
Сказала мама... –
Смерть, увы, жестока
И к светочам, что были средь людей...
Меня судьба на суетных развилках
Один лишь только раз столкнула с ней.
Чтоб я запомнил, как светло и пылко
Сияла эта чистая душа...
А я был юн – и понял лишь позднее:
Она неизмеримо хороша...
В тот день морозец разыгрался злее...
Военный праздник подарил февраль.
Нас, пионеров, шлют к с олдатам в гости.
А в части выступала Сиди Таль...
Да, по еврейски... Непонятно? Бросьте –
Всем было все понятно: мальчик Мотл
Во всей своей печали вековечной
Понятней всех идеологий, мод,
Любовь и боль несущий над увечной,
Отравленной доктриной нелюдской
Страной, глубинной сутью человечной
Понятен – с неизбывною тоской
По радости, сливавшейся со встречной
Тоской в сердцах у зрителей-солдат...
Все понимали, языка не зная.
Ведь всю страну их превратили в ад
Большевики от края и до края...
Всю эту боль безмерную несла
Великая еврейская актриса
Под кожею высокого чела...
Ей не нужны ни задник ни кулиса.
Мгновенно к залу выстроив раппорт,
Несет ему глобальную идею,
Как лил народ еврейский кровь и пот,
Как выстрадал судьбу... Я не владею
Талантом лицедейства вообще,
Да и другим, поверьте, не под силу,
Никто пусть и не тужится вотще –
Не передать, как это мощно было,
Как пела, танцевала Сиди Таль...
В миниатюоном, травестийном теле –
Каленая моральной силы сталь...
Великие в ней зорко разглядели –
Михоэлс, Райкин – гения... Она
Традиции еврейского искусства
В антисемитском обществе одна
Хранила героически, все чувства,
Всю жизнь свою народу подарив...
Уже Михоэлс подло был загублен,
Поэтов иудейских погубив,
Зверел тиран, с чьей смертью был затуплен
Немного изуверства злой топор...
А маленькая женщина на сцене
Системе – неподкупный прокурор,
Судья неумолимый той системе...
А родилась актриса в Черновцах.
Сентябрьская по гороскопу... Лейба,
Отец знал толк в буханках и мацах –
Был пекарем, хватало, значит, хлеба.
А пищу для души давал театр.
«Блуждающие звезды» наезжали,
На идише играли... Па-де-катр,
Ту-степ и шимми страстно танцевали.
Завороженно эти чудеса
Душой впивала маленькая Сорел...
Она спектаклю отдавалась вся.
Смотрела – и восторг сиял во взоре.
Ей, крошке, тоже танцевать и петь,
Шутить и лицедействовать мечталось
И, не успев как должно повзрослеть,
Она сама на сцене оказалась...
И на нее народ валит валом.
Все полюбили юную актрису,
Что одаряла светом и теплом...
Едва уйдет в финале за кулису,
Восторженный аплодисментов гром
Ее тотчас обратно выкликает...
Успех полнейший... И купаясь в нем,
На бис актриса песню запевает
На идише – и умолкает зал –
И затаив дыхание внимает...
И катарсиса чистая слеза
Восторженные лица омывает...
Из Бухареста прикатил кузен –
И левочку в румынскую столицу
Повез – и вот она известна всем.
Теперь стал ею Бухарест гордиться.
Юна, мала, но, если Божий дар,
Ни рост, ни возраст не играют роли...
Ах, как она играет, Сиди Таль!
Березок аккуратно отпороли
От родовой фамилии ее...
И вот она как Сиди Таль известна...
Внимая, зал впадает в забытье...
Она поет... Она сама как песня!
Привносит в лицедейство новизну
И возвышает древнее искусство
Собою на такую крутизну,
Где исчезает все – и только чувство
Над буднями свою являет власть...
Тем временем в Румынии, наглея
Фашизм отверз, страну кровавя, пасть
И антисемитизм ревет, шалея,
Афиши рвет, бросает бомбы в зал...
Румыны озверели в Бухаресте.
Закрыт театр. Пока открыт вокзал.
Ждут Черновцы опять... Со всеми вместе
Актриса оказалась в СССР
За пять минут до мирового криза,
Что сокрушил весь ход небесных сфер.
Она играет. Ведь она актриса.
Война сместила все миры...
Она в госпиталях играла.
Зарядом пламенной игры
Бойцов увечных исцеляла.
А в тех, кто шел в кровавый бой,
Вселяла мужество и силу,
Подзаряжая их собой...
-- Вернитесь, милые! – просила,
Я вам сыграю и спою
Еще сильней, вернитесь только... –
И воин вспоминал о ней
В минуту исполненья долга.
И точно так, как в судьбы всех,
Война вошла в судьбу актрисы.
Весомее ее успех.
Прифронтовые антрепризы
Где – под расстроенный рояль,
Где под аккордеог трофейный.
Прошла с народом Сиди Таль
Стезей войны многоколейной
И день Победы для нее,
Как и для всех – великий праздник...
Но повоенное новье
Показывает: жертв напрасных
Кремлевский жаждет вурдалак,
Вновь выбрав во враги народа
Евреев... И, заклятый враг,
НКВД – шного урода
Послал Михоэдса убить.
Еврейские велел театры –
Не ходят люди, мол, -- закрыть...
У Берии такие кадры –
Им толькр дай позверовать.
Поэтов и врачей еврейских
Сгноить – забить, четвертовать...
Протеста против зверства резких
В оглохшем мире не слыхать...
В молчании еврей галута.
Все это видя, мерзкий тать
Кремлевский разошелся люто.
Уже он всех готов сгубить
Евреев на земле советской.
Уже о них пора забыть.
В терминологии немецкой
Вампирской вскоре «юденфрай»
Весь СССР огромный будет...
Но колесит из края в края
Актриса Сиди Таль – и судит
Палаческий режим Кремля,
И мужество в сердцах рождает.
И сколько будет жить Земля,
Тот тихий подвиг не истает,
А будет жить в живых сердцах...
Из камня белого фигурка
На вечной сцене в Черновцах,
Цветы – и сердце бьется гулко.
И словно слышится мотив
Той песни, что полна печали...
Кто жил достойно, будет жив
В сердцах... Любовью увенчали
Актрису верные сердца.
Ее душа незримо с нами,
А имя будет до конца
Времен сиять нам точно знамя...