Трамвай ежедневно выходил на линию, и старался поменьше ломаться, чтобы ничем не огорчать своего бессменного напарника. Он любил его своей, особенной любовью. Вагоновожатый разговаривал с ним, интересовался самочувствием, вовремя проводил техосмотр и профилактику, и делился своими радостями. Трамвай платил ему взаимностью – он был лучшим его слушателем, понимающим и сочувствующим.
Трамвай первым узнавал, что его напарник уходит в отпуск. Вагоновожатый сообщал ему, когда он вернется, просил не скучать, и не подводить его. И трамвай не подводил. Пока его напарник и друг отдыхал, трамвай по-прежнему выходил на линию, ведь трамваям отпуск не положен. За пульт его управления садился другой вагоновожатый, который не разговаривал с ним. И трамвай с тоской считал дни до возвращения своего друга, и даже малодушно хотел сломаться, чтобы не работать. Но он обещал своему другу не подводить его, и по-мужски держал свое слово.
В депо все смеялись над их разговорами, называя его куском цветного железа, а вагоновожатого считая немного не в себе. Но шло время, и вагоновожатый был единственным, у кого никогда не было сбоев графика выхода на линию, а трамвай – единственным, прошедшим максимальное количество километров без капитального ремонта.
Прошли годы. Краски потускнели, а в волосах напарника появилась седина. Но каждый день, в любую погоду, они неизменно выходили на линию – трамвай и его вагоновожатый.
Однажды вагоновожатый не вышел на работу. Из разговоров трамвай узнал, что его друг заболел. И трамвай затосковал. Впервые в жизни он отказался выходить на линию. И как не пытались его включить, сутками копаясь в схемах и проводах, так и не смогли это сделать. А потом к трамваю подошел другой работник депо, который не был вагоновожатым, но дружил с его напарником. Он рассказал ему, что друг лежит в больнице, но скоро поправится, передал от него привет, и просил не тосковать. Другие вагоновожатые посмеивались, пока они разговаривали. Но улыбки сразу сползли с их лиц, когда после этого разговора трамвай включился с первой же попытки.
А потом был радостный день, когда его друг впервые после болезни вышел на работу. Трамвай так обрадовался, что включился раньше, чем его друг успел дотронуться до пульта управления.
Прошло еще немало лет, когда однажды вагоновожатый снова не вышел на работу. Трамвай почувствовал тревогу еще накануне, прощаясь после смены. Друг был бледен, и выглядел уставшим. А потом пришел его друг из конторы, сказал, что напарника больше нет, и похороны состоятся через три дня.
Эти три дня были последними днями, когда трамвай выходил на линию. После похорон сначала полетела автоматика, потом отказались закрываться двери, сломался один токоприемник, затем второй. Но, чем больше его чинили, тем серьезнее оказывалась следующая поломка.
Больше трамвай на линию не выходил.