соленый лукум падает с неба на зонтик -
дождь абрикосовый с теплой кокосовой стружкой...
пляж абрикосовый в городе скомканных сотень.
паж абрикосовый в дни обретенья оружий -
против тоски по терпкому осьему лету...
ветер прощается с небом.
прощается с небом.
люди в витринах - холеные кубики лего.
люди в витринах - холодные кислые слепни...
слизывать с города соль с кислотой, с подаяньем
козьего сыра из туч - эту кислую вату...
боже, подай мне язычья, безбожья, и спальник..
боже, прости мне иуду, цикуту, пилата...
боже, все роли прости - на углу, со стеклянным
треснувшим баком вещей с золотыми шипами...
небо с глазами расстрелянной травами лани.
память с глазами, которые глубже, чем память...
память-лукум - на мизинец дождинку уронит...
сладкий пейзаж на соленом раздувшемся тесте:
зонтик...
лукум...
удивленье...
(наивный ребенок!):
город впервые за гору до памяти честен,
город впервые за бога до памяти скуден...
сумерки...
кислые.
алые.
черные.
просто -
стружка дождя.
манекены -
как звезды в мазуте.
небо сморкается в свет, как в прозрачную простынь...
***
ты помнишь, как на площади весны
мы разевали рты, как рыба - в рыбу?
теперь там глухо.
ходит почтальон
и носит поцелуи фонарям,
как гроздь бананов.
и течет с небес
вода, как шум глубин - в влюбленном ухе.
но нет любви.
лишь площадь - как бокал -
для рта, который молча так кричит
о том, что площадь будет не весны -
а холода, и пыли, и, наверно,
и почтальон не выживет,
и гроздь
увенчанных прощаньем фонарей...
и только псы в углу, где переход,
лорд баскервиль с монеткой (за день - третьей),
лорд шавко-чи-хуа, бродяжка третий -
лорд в костылях,
монахиня,
и кот
на поминках у памяти пропьют
все то, что мы не пропили - и кожу,
и шум в ушах,
и рыб,
и птиц,
и блошек
любви в платке, упавшем на асфальт...
***
... губы облизывать, словно пустыня - ветер..
площадь облизывать, словно - горячий кратер
губ твоих...
память облизывать, будто - сахар
с солью и перцем, и парочкой сверл и лезвий.
пошло облизывать - словно помаду - с крыльев
тонких лопаток, согнутых душевором
с детскими граблями, криблями и песками...
нежно облизывать - словно сметанку - с сыра,
словно лиловый -с желтого, в день весенний,
снегом чуть-чуть оглушенный, как бег с получкой
сердца и памяти на все века...
.. и вот ты
ляжешь в пустыне лужи.
подремлешь.
встанешь.
пыль отряхнешь.
и забудешь.
все-все забудешь.
ребра вот только раз в пару лет заломит.
или карман зачешется без ладошки-
пальчики-с-колокольчики, от мороза
горькие - но облизать - винограда слаще...
только сейчас губами ты дразнишь воздух,
словно пустыня - ветер с засохшим руслом...
***
у девушки - безумие-бездомие
и прочая глухая благодать.
личинки солнца - тоненькие зуммеры
на станции заброшенных котят,
на станции у площади позорного
стояния солдатиков-такси...
... а ночь такая приторная-сонная,
что хоть и в номера ее вези!
а ночь такая вдумчивая-псивая,
с вращаньем апельсиновых огней...
у девочки - безумие без-ксивное,
и маета - услужливый лакей:
подступится, поправит - тюк-тюк - маечку,
на шею взвалит тюк "не вспоминай"...
и девочка припустится по галечке -
так, что ей только мысли пеленай...
***
у недоношенных сложно все - не по росту.
у сумасшедших просто все - до иголки...
в ковшике лба - мифов-с-былинку россыпь.
в мраморе лба - сточенные осколки
рук вместо слов, слов вместо рук,
мысик
зряшных надежд пчелочки - на расческу.
доится ослик упрямства - вином-кумысом.
делится ослик ребяцтва - ванильным воском...
выкатать беды - бабку бы ей, бабку...
выгрести мысли - веник бы ей да ступу...
у недолюбленных в горле цветут маки.
у недопрожитых в душах течет смута...
***
...и вот она сидит и держит в руке стакан.
и пальцы рук скрючиваются, как дома
над белой рекой, весной разливающей свой сок,
над черной рекой, выедающей глаза песку.
и вот она сидит - и терпит...
а мир идет
с котомкой - под гору, в гору, из горла, из горлиц - в дым.
а она все сидит, и пальцы ее скрючиваются, как змея -
на шее фотографа, вышившего ей тату
(а она - змея, ядовитая - никому нельзя
яд выпивать из улыбок ее колец,
а она улыбалась: фотографу - черт бы с ним!
но она улыбалась детям. а это - грех)
...и вот она сидит, и спина ее скрючивается, будто лес
из железных деревьев - над ямой, где нет корней,
и она все ямеет, ямеет... -
и седина
выпадает землей из серых противных дней,
где она сидит, вспоминая, зачем сидеть
и держать стакан воды, и не знать: вода -
это воздух ли, газ или облако с тем, кто ей
вышивал на руке квадратные письмена -
ее имя и сущность, и, может, свою любовь,
может, божий выдох, дар, или просто соль...
... абрикосовый ветер тает на простыне
на наложнике-воздухе, ложном и городском.
деревянной ложкой деревья скребут лукум
в дождевых червях.
погремушечный ураган
налетает с востока...
она все сидит в норе.
пересохшие губы жадно грызут стакан.
это сумерки памяти.
виселицы для снов -
фонари за окном.
гроздь бананов
кокос и хлеб.
она помнит рай.
и не трогает их.
и все
не тревожат ее, понимая:
ее здесь нет.
тишина тишины.
плод без косточки.
серый дождь
на дома в наводненной долине прилег, как плющ.
... я учусь опускать пальцы в воду, как в вечность, чтоб
ей приснилось, как ее гладил когда-то муж...
