Звездный ветер (Рассказ)

  
  ...Я вышел на балкон. Агата сидела в кресле, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Мне захотелось, чтобы иллюзия счастья была полной. Я нуждался в ласковом прикосновении. Я положил руку на хрупкое плечо девушки. Ощутил нежное тепло бархатистой кожи. Потом шутливо поцеловал Агату в макушку.
  
  Начал что-то говорить. Что-то возвышенное, указывая при этом на сиреневые горы и закатное солнце. Звенящие звуки моего вдохновенного голоса победно неслись в поднебесье. И тут вдруг голос у меня сорвался. Я закашлялся.
  
  Решив прочистить горло, я запел. Как всегда в подобных случаях, - вечернюю серенаду Шуберта.
  
  Не переставая горланить, я сел рядом с Агатой.
  
  И тут же бросил на нее быстрый взгляд. И застал девушку врасплох. Я понял, что она пережидает меня, как пережидала бы грибной дождик.
  
  - Жаль, - пробормотал я. - И, тем не менее, я всегда бодр и весел...
  
  Мне не хотелось ни веселиться, ни печалиться.
  
  Окружающий мир был равнодушен, но он не был опасен, он не был враждебен мне. Мир вокруг меня замер в ожидании моего следующего шага.
  
  А я и не собирался никуда шагать. Ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад. Мне было и так хорошо. Будущее было туманно. Но как раз в этом была его обманчивая и волнующая привлекательность. В туманности, в неопределенности не было для меня трагедии. Меня это устраивало. Всегда бодр и весел...
  
  - Сартр и Пруст... и особенно Миллер... - продолжал я бормотать. - Вот они-то знали, правда, каждый по-своему, в чем смысл.
  
  Агата прикрыла глаза. Мудро, весьма мудро. Глаза ее выдают. Да, пора девицу менять, подумал я. Завтра же отправлю ее обратно в агентство "Глобус". Агата выработала свой ресурс. Пусть развлекает нефтяных баронов и алюминиевых королей. Ей надо только овладеть премудростями исполнения танца живота.
  
  Иллюзия дала сбой.
  
  Меня это не огорчило, и ощущение счастья не улетучилось.
  
  Агата выполнила работу. До сегодняшнего дня она выполняла ее с блеском. Дорогая проститутка безупречно сыграла свою роль. Как, впрочем, и я. Она - роль влюбленной школьницы. Я - роль пожилого миллионера, симулирующего озабоченность скукой.
  
  Агата могла убираться.
  
  Через пару недель я позвоню в "Глобус" или иное агентство, специализирующееся на поставках всяким богатым идиотам красивых иллюзий. Позвоню и сделаю заказ. И мне пришлют новую. Пришлют новую иллюзию. Надо только потребовать квитанцию об оплате услуг и гарантию качества... Всегда бодр и весел...
  
  Я посмотрел на Агату. Не в моих правилах задавать женщинам вопросы. Тем более не в моих правилах расспрашивать проституток об их жизни.
  
  Но тут меня потянуло к задушевной беседе.
  
  - У тебя есть парень? Или, как это сейчас говорят, бой-френд?
  
  Агата открыла глаза. Помедлила. Пожала плечами. Сейчас соврет, подумал я.
  
  - Нет. Я одинока.
  
  Так и есть: соврала...
  
  В этот момент раздался стук в дверь. Я посмотрел на Агату. Она сорвалась с места и, шлепая босыми пятками по паркету, побежала открывать.
  
  В номер ввалился мой друг Карл. С гостинцем. В каждой руке он держал по трехлитровой бутылке шампанского. На шее у него болталось махровое полотенце.
  
  - Представляете, - начал он и заговорщицки подмигнул, - моя жена проигралась. В рулетку. В пух! - Карл залился торжествующим смехом. - Это надо отметить!
  
  Агата принесла стаканы.
  
  - Аделаида вчера вечером отправилась в Зальцбург, и там, в казино, за ночь просадила что-то около ста тысяч... Ее словно бес обуял! Брала бы пример с меня. Я всегда держусь на расстоянии от игорных заведений. О, я знаю себя! Во-первых, знаю, что азартен. И это может довести меня до безумств... Во-вторых, я не игрок. То есть, я хотел сказать, что в глубине души на самом-то деле я игрок. Страшный игрок! Зная об этом, я сдерживаю свои опасные эмоции, которые могут довести меня до гибели. Как Достоевского... Как это сочетается с азартом, я не знаю. Такой вот парадокс. В-третьих, я иногда верю в приметы, то есть, когда на меня что-то находит, - я суеверен. Как это сочетается с двумя вышеупомянутыми гранями моего сложного характера, тоже не знаю.
  
  - А почему ты без Беттины? - Красавица Беттина была его любовницей. Жена Карла, Адель, знала об этой связи и не очень-то горячилась по этому поводу. И вообще, здесь, в глубинах провинциальной Австрии, все так перемешалось...
  
  - Эта дуреха Беттина штудирует роман какого-то Миши Веллера. Ей очень понравилась фамилия автора, напоминает ей о родной Германии. Страшно увлечена, ее не оторвать... Кстати, я внимательно разглядел подарки. Изучил, что называется... Все очень мило. Спасибо и еще раз спасибо. Карл в восторге. Короче, я тронут. Особенно топориком.
  
  На день рождения Карла я преподнес ему малюсенький золотой топорик.
  
  - Я его, пожалуй, - продолжал Карл, - обменяю на настоящий. Видел такой у антиквара... Есть у него там ржавая секира. Уверяет, что с ее помощью какому-то набедокурившему курфюрсту в 15 веке отделили голову от туловища. Обожаю оружие!
  
  Мы сидели на балконе, пили вино и любовались закатом. Вечер был нескончаемо длинен. Это было как раз то, о чем я всегда мечтал. Чтобы вечер и вино никогда не кончались. Чтобы рядом был друг. И девушка...
  
  Солнце, медленно опускавшееся за погрустневшие, почти черные горы, золотило рюши и кружевные оборки вечерних тучек и наполняло небо такой бездонной глубиной, что у меня защемило сердце и перехватило дыхание от ощущения полноты жизни. Помнится, об этой всеобъемлющей полноте жизни недурно сказанул один доктор в известной поэме.
  
  Я был немного пьян, и когда отрывался от созерцания природы, ласковыми глазами смотрел то на своего друга, то на красивую девушку, которая завтра покинет меня навсегда.
  
  Но завтра наступит не скоро, будущее было скрыто за горами, оно было где-то там, впереди, в призрачном завтра, которое могло и не наступить для кого-то из нас, а сегодняшний вечер длился и длился, и пока девушка принадлежала мне, а не нефтяным баронам и алюминиевым королям, и я знал, что сегодняшний вечер и сегодняшнюю ночь она проведет со мной.
  
  ...Я впервые в жизни по-настоящему понял, что это такое - жить одним днем.
  
  Время замерло, как часы, в которых лопнула и распрямилась заводная пружина. Жизнь на моих глазах распрямлялась, разворачивалась, обнажая свои прелести и свои страшные язвы.
  
  Я запрокинул голову и обратил жадный взор в бескрайний простор. Из глубин мироздания на меня дохнуло звездным ветром, вечным покоем и вечной жизнью.
  
  Я закрыл глаза. Миллиарды людей, ушедших, ныне живущих и еще не родившихся, окружали меня со всех сторон. Я почувствовал себя неотъемлемой частью этого бескрайнего людского моря. Я понял, что никогда не умру.
  
  На краткий миг сладкое предощущение счастья теплой волной захлестнуло мое сердце; и в этот же миг в меня вошло понимание того, что отныне я принадлежу вечности.
  
  Этим пониманием я не хотел ни с кем делиться.
  
  Это была мой великая тайна, которая умерла на следующее утро, когда я проснулся и никак не мог вспомнить, о чем это я вчера думал с таким воодушевлением...
  
  
  (Фрагмент романа "Восходящие потоки")