Народное избранное - ноябрь11 (Литературные конкурсы)

Борис Рыжий
[/i]

Константин Присяжнюк

Давай помечтаем?

****
Когда я заработаю все деньги,
А ты получишь все свои дипломы,
И средь очередных подлянок власти
Внезапно образуется пробел –
Мы вечерком возденем на запястья
Защитой от коварного облома
Трехкратно заговОренные феньки
И лихо прыгнем вместе за предел.

Неважно, в Амстердам или в Чернигов,
Под утренний туман Владивостока,
В бунгало на атоллах Туамоту,
В реальный Рим, придуманный Нью-Йорк…
Куда-нибудь, где будет перемотан
Клубок времен на радостные строки;
Да хоть в уютный мир давнишней книги,
Где Мумми-тролль, а рядом - фрекен Снорк…

И  кофе, непременно сразу кофе!
Такой, чтоб ароматом по неврозам,
По вялой боли ссохшихся историй,
По карме и немножко по стыду…
А местный ангел включит «Крематорий»,
И Григорян, оттаявший с мороза,
На бред и грусть разложит катастрофы,
И катастрофы не произойдут.

Я буду корчить мудрого поэта,
Рассеянно кидая взгляд в окошко,
А там… ну, пусть причал и в кепи янки
Встречают из Европы корабли;
А ты в шотландском пледе… Кот с тальянкой
В картине за тобой играет кошке,
И всюду запах вереска и лета,
Присущий городку с названьем Ли.

При чем он здесь, загадочно английский?
Да он везде, куда я не доехал,
Куда чуть-чуть уж было, но не вышло…
Зато он есть и, может, даже ждет.
Он невелик, невзрачен и промышлен,
Но что-то в нем… а впрочем, нам не к спеху,
Ведь за пределом все довольно близко,
А небо – словно  персиковый лед.

И ты не бойся, главное – не бойся!
Сулят за сорок доллар и морозы,
Армагеддон и прочие приколы…
А я свернусь клубком – живи внутри!
В конце концов, ведь это просто школа;
Растет душа в терпении к занозам,
Пока твой бастион вникает в Джойса,
Мечтая о прыжке на раз-два-три…

© Copyright: Константин Присяжнюк, 2009
Свидетельство о публикации №1901314112

может кто не знает ещё:)

1. Когда земля покрыта снежным слоем

Когда земля покрыта снежным слоем,
Так на Руси издревле повелось,
На мёртвые поля выходят трое,
Владимир Рысь, Марк Крот и Павел Лось.

Всё замерло, не слышится ни звука,
Не крякнет гусь, не взвизгнет порося.
Владимир Рысь идёт, поднявши руку,
В руке свеча мерцает у Рыся.

Сидят в домах, попрятавшись, девицы,
Глаза девичьи холодны, как лёд,
А генерал известный, Рукавицын,
По ящику им каждый вечер врёт.

Все бабы спят, мужья впадают в пьянство,
Из них немногим видеть довелось,
Как рассекают снежное пространство
Владимир Рысь, Марк Крот и Павел Лось.

И день и ночь темно, на небе звёзды,
В руке Рыся чуть теплится свеча,
Они идут втроём, забыв про отдых,
По пастбищам совхоза Ильича.

Лютует Сталин, время Горбачёва,
Пожары, войны, что бы ни стряслось,
На снежные поля выходят снова
Владимир Рысь, Марк Крот и Павел Лось.

Потом пойдёт весною в рост природа,
Земля потом зазеленеет вся,
Но никогда в другое время года
Не встретишь ты Рыся, Крота, Лося.

2. Однажды Киса соскочила с плеча Сергеева

Однажды Киса соскочила с плеча Сергеева
И сказала, что всё-таки он человек, а не кот,
Что бессмысленно всю жизнь сидеть на плече его,
И  она от него уйдёт.

Что всё равно придётся менять ситуацию,
Хотят они того или не хотят,
Что нужно ей кошачьими делами заняться,
Заводить семью и котят.

Музыкант Сергеев не издал ни вздоха,
Взъерошил белую шёрстку слегка,
И Киса ушла по направлению к провинции Ля-Риоха,
Сказав на прощание "пока-пока".

И вскоре в Баньяресе, Лейве, других городах провинции
Обезумели все коты.
Трудно было даже представить принца им,
Достойного такой красоты.

Она побывала на самых известных помойках,
Лишив котов Ля-Риохи покоя и сна.
Некоторые храбрились, подбегали бойко,
Но Киса была холодна.

Она поняла, что коты издают отвратительный запах,
Их шерсть полна блох и, может быть, даже вшей,
Они никогда не стригут когтей на лапах
И благородному рису предпочитают мышей.

И даже на знаменитой помойке в городке Корпоралес,
Где собирается кошачий бомонд,
Она не нашла высокой морали,
Только сомнительный юмор и дешёвый понт.

А музыкант Сергеев слонялся где-то,
Целыми днями не ел ничего,
И только наигрывал на флейте мелодию "Nothing Else Matters",
Которую Киса любила больше всего.

И, услышав звук его флейты из тиса,
Несмотря на то, что была гроза,
Однажды в полдень к Сергееву вернулась Киса
И лапками сзади прикрыла ему глаза.

Она долго не могла найти Сергеева,
Но твёрдо знала, что без него никак.
Она поняла, что жить - это значит сидеть на плече его,
А всё остальное только тоска и мрак.

И пошли куда-то  Сергеев и Киса
По той стране, где дуют ветры и солнце палит горячо,
Как будто она просто спускалась с плеча пописать
И вновь запрыгнула к нему на плечо.  

3. Скрюченные пальцы

Неужели тебе до сих пор не наскучило
Такого нежного человека, как я, обижать и мучить?
У меня от любви на левой ноге пальцы скрючило,
И я четвёртый день не могу их раскрючить.

Не могу раскрючить, а ведь это необходимо
Для ходьбы и прочих видов движения.
Я ковыляю, а люди проходят мимо
И, наверно, смеются над моим безвыходным положением.

Я бреду куда-то с лицом страдальца
Оттого, что скрючило пальцы на левой нижней конечности
И все  смеются, что я не могу раскрючить пальцы,
Которые скрючило по причине твоей бессердечности.

Ковыляю по Невскому и шепчу «се ля ви,  се ля ви»,
Похожий на селёдку в  экзотическом маринаде.
Мои пальцы скрючило от неразделённой любви,
Примерно такой любви, о которой писал Саади.

А ты говоришь, что я даже противней, чем телеведущий Гордон,
Но разве Гордону бы скрючило пальцы  от любовной страсти?
Ты опять прогнала меня в шею, но я вернусь и скажу: «Пардон,
Я снова пришёл к тебе, любимая! Здрасте».

Мои пальцы раскрючатся, как ряд коринфских колонн,
И мир удивится,   насколько изящна моя походка..
Ведь ты не допустишь, чтоб тот, кто в тебя влюблён.
Ковылял по Невскому, как маринованная селёдка

4. Куйбышев и Уйбышев

Один был такой, по фамилии Куйбышев,
И ещё был другой, по фамилии Уйбышев.
Вряд ли сейчас многие помнят про Куйбышева,
И уж совсем никто не знает про Уйбышева.
А, тем не менее, этот Уйбышев
Был куда умнее, чем тот самый Куйбышев.
Но Куйбышев руководил Госпланом,
А Уйбышев был простым наркоманом.
Куйбышев произносил доклады, проникнутые особой радостью,
Уйбышев всаживал в вену шприц, наполненный всякой гадостью.
Уйбышев умер и валялся в вонючем подвале,
А Куйбышев, как принц, три дня пролежал  в Колонном зале.

Теперь Куйбышев горит в аду и просит святого Иоанна:
«Отправь к моим внучатам хотя бы этого наркомана.
Пусть передаст, лучше курить им марихуану,
Чем возглавлять что-нибудь, подобное Госплану.
Но святой Иоанн на  Куйбышева  не обращает внимание,
Он проводит время  в весьма приятной компании.

Многие помнят поэта Светлова,
Но мало кто  знает поэта Свеклова.
И вот, наслаждаются общением святой Иоанн,
Светлов, Свеклов и Уйбышев-наркоман.
Они пьют холодный чай, едят авокадо,
А Куйбышев с завистью смотрит на них из ада.
Он заявляет: «Поэт Светлов занимался романтизацией гражданской войны,
Героизацией всякой шпаны.
Он вдохновлял агрессию против беззащитной Гренады.
В общем, ясно, что в рай его брать не надо.
А если уж взяли туда Светлова,
То надо гнать оттуда Свеклова,
Который занимался формальными экспериментами
И разрушал единство между народом и интеллигентами.
А если в рай берут всех подряд,
То почему меня командировали  в ад?
И, наконец, непонятно, как это в рай попал наркоман.
Выходит, у вас тут жульничество и обман.
Распределение происходит по блату.
Я буду жаловаться своему депутату!»

Святой Иоанн, Светлов, Свеклов и Уйбышев наслаждаются авокадо,
Им даже не слышно, что там Куйбышев кричит из ада.

Понятно, что в рай всегда попадают поэты,
А о чём  они писали – важно не это.
И понятно, почему в рай попал наркоман,
Ведь за него молился сам святой Иоанн.
А Куйбышев может сколько угодно ругаться в своей Геенне,
Там всегда появляется много самых различных  мнений

5. Поэт

Поэт был такой, Иннокентий Свеклов.
Кричали, что он разрушитель основ.
А он только строил цепочки из слов,
Стихи составлял из видений и снов.

Подолгу любил он смотреть на обои,
Рассматривать белое и голубое.
Там жёлтый квадрат, там зелёный кружочек,
Там россыпь таинственных розовых точек…

Он думал, что слово имеет свой цвет,
А смысла какого-то вовсе в нём нет.
Стихи – это просто узоры из слов,
В них пользы не больше, чем в рёве ослов.

И вот, посадили поэта в тюрьму,
Утрату единства вменили ему.
И там, на холодной тюремной стене
Успел написать он «Стихи о весне»,

«Стихи о маршале Е»,
«Стихи о маршале Лине»,
 а также «Стихи о змее Кундалини».

Он начал, конечно, с маршала Е,
который тихо сидит на скамье,
и только в кои-то веки
приподнимает веки.
Бушуют различные бури,
а маршал сидит и курит,
и думает маршал Е о Кундалини-змее.

Потом перешёл к змее,
столь чтимой маршалом Е.

И после змеи Кундалини
дошёл он до маршала Линя,
который редко сидел на скамье,как Е.
(Позже в пустыне Гоби
это его и угробит.)

И, наконец, стал писать о весне,
о тёплом апрельском дне,
о голубе на окне,
о солнце и о луне.

Потом на нары упал и спал…

И видел узоры из слов
Поэт Иннокентий Свеклов.

Поздняя осень. Описание природы. Можно пропустить

На прекрасный пример бескорыстья
Поглядеть по тропинке иду -
Золотые шикарные листья
В поселковом холодном пруду.

Глуповатые мысли о смерти
Осень тут же дает мне взаймы.
В тихом омуте мокрые черти
Ожидают прихода зимы...

==========================

В гостях. Общежитие мединститута

Она постарше. Ей примерно двадцать.
Мечта любого юного мужчины -
Она умеет пить и целоватца!
Кароче,  будущее нашей медицины...

Она тебе расстегивает брюки,
Ты замираешь в гибельном  восторге,
При мысли, что недавно эти руки
Касались трупа в институтском морге...

=========================

Парк Культуры

Не зря метро подземные туннели
Такой невероятной глубины -
Всё для того, чтоб люди уцелели,
Укрывшись в них от ядерной войны.

Пройдут года. Наверх в шахтерской клети, -
Не видевшие солнца никогда, -
Поднимутся полуслепые дети,
И оживут пустые города!

Увидит мир рожденье новой расы.
Его наполнят радость и добро,
И прочие смешные прибамбасы
В эстетике московского метро.

==========================

Общежитие. Фотка про уборку помещенья

Курим на кроватях и болтаем.
Ждем, когда просохнет мытый пол.
Стол накрыт (пока недосягаем),
Два портвейна украшают стол.

Дышит все любовью и покоем,
Чистота тогдашних наших лиц
Кажется сравнимой с чистотою
Освещенных солнцем половиц...

=========================

Там много ещё чего... Просто напомнил...

Светлая память...

К Анне

здесь эхо подворотен громче сплетен
бельё быльём моё твоё не грех
крысиный визг гниющие подклети
горшок и судьбы общие на всех

карманы окна души нараспашку
ведь нечего и некого терять
и курят дымоходы крыш взатяжку
скупого неба солнечную прядь

здесь  прошлое всегда гостит транзитом
и жизни коммунальный лейтмотив
потухшим глазом старого «Зенита»
подмигивает в тупике пути

и водка из гранёного стакана
доступней чем вода из родника
…а память здесь настолько же гуманна
как эта среднерусская тоска

Для В. П.

нет покоя от нудного лета от назойливых туч комаров
от протёртых до дырок штиблетов и колен расцарапанныхв кровь
поднимается облако пеной из небесных потресканных губ
и стекает дождями по венам ржавой рябью изъеденных труб
а по осени мысли взлетают без таможен без виз без границ
и сбивается прошлое в стаи дат имён фотографий и лиц
бытовухой зашит участковый молью съеден любимый пиджак
до зарплаты в кармане  целковый и по-прежнему руки дрожат
а соседи на свадьбу для внучки копят деньги всю жизнь
дежа вю
но последней заначкой с получки до своих похорон доживут
разрисованы стены граффити  там где строится храм для молитв
...как чудовищно хочется выпить
как предательски память болит

кустарник

эта память больна как и этот кустарник
этот воздух податлив как тёплое масло
здесь мой дед похоронен он умер не старым
да и бабушке жить оставалось так мало

чую каждую почку мурашкой по коже
ну а каждый надлом как камнями по почкам
эти ветви в мозолях и ссадинах тоже
как прошедшее время и руки у дочек

этот масляный воздух так быстро твердеет
забивает все поры становится пылью
здесь покоится прошлое с ним и идеи
пусть не те но какие-то всё-таки были

здесь покоится память как ветка ранима
слишком  ломка чуть хрустнет в душе переломы
так и бабушка с дедушкой жили а с ними
пол страны и ещё половина знакомых

это всё поглотило гламурное время
пустоцветом кустарник стоит над могилой
но иное уже приживается семя
от которого мне почему-то не мило

тихое

сомлели тело разум и душа
а воздух сотрясает каждый листик
и если бы сумела не дышать
щекой ласкать деревьев тонких кисти
тогда бы кожей щупала кору
пускала свежесть веток между пальцев
и вышивала солнцем на ветру
как вышивают золотом на пяльцах

...такая тишина стоит вокруг
что закричать захочешь но не сможешьи если здесь произнесётся звук
то от него и Ты оглохнешь Боже

Страничка Хилины на стихире
http://www.stihi.ru/avtor/helena10

Зеленый триптих

Автор: tarantula
 
I.
плачет девочка, идет по вагону метро
собирает денежку на фломастеры и на ситро
ее увозят дядечки серьезного вида
в куртках для гольфа из спортивного твида
ставят на четвереньки на зеленом поле
наливают из фляжки скотча -
выпей, доча
и e but вволю
а потом играют, машут клюшками
посмеиваясь над незадачливыми шлюшками
а она лежит в зарослях клена
она мечтала о фломастере, таком зеленом.

II.
нелегко в большом городе маленькому армянину
его могут ударить по голове могут ударить в спину
заставить снять штаны и отнять маленькую сумочку с фотографиями детишек
сейчас он уснул ненадолго, тише, пожалуйста, тише.

III.
бабушка идущая за молоком
она не дойдет
мы еще не знаем почему но она не дойдет
скорее всего она ввяжется в драку молодых поджарых дагов с московскими трусливыми барчуками
а может сделает подсечку инкассатору спешащему к машине
или столкнет в ров руководителя бригады по замене трубопровода
бууум! — ударится он головой
и вороны взлетят с деревьев церковной рощи.

ТАНЕЦ ФЕВРАЛЬСКОГО ОКНА (отрывок)

Молились вместе... каждый о своем.
Сушеных трав расклад не обманул.
Растопчем царство, выпьем и уйдем
К тому, кто все дороги повернул.

Он будет ласков - губы в кровь,
Насмешлив, как Пьеро с ножами,
Играючи, выламывает души
За то, что мы его не подождали.

Что черным травам вечная тоска?
Улыбка бога в конопляном поле.
Невыносимая больная, так светла,
Что вместе с верой забываешь горе.

Мечи, как ветер, ждали рано.
Платки от предвкушенья мяли уголки...

Рождались - черти, помирали волки
У ног царевны, ледяной, как реки.
Ночные зеркала, глаза-осколки.
Так умирали от любви земные дети.

Воскресшие - совсем уже не те.
Их лица - темная звезда, которой нет.
Им некуда и незачем лететь.

Игра ежей на лютнях...
Женщины танцуют
Узорами февральского окна.
Кого-то не того целуют... и тоскуют.
Кидают по рукам сердца

Молились... Карлики в углу
Птиц обдирали для полета.
Царевна, я тебе спою.
У вечности что за погода!

Мы тоже жили за чужим столом,
В немых руках, в немыслимых спасеньях.
И что-то было, помнится, потом,
Да потонуло в мутных пораженьях.

Густой туман, как зеркало над мертвым.
На маскараде были все наги.
Глаза и грудь казалися протерты.
Царевны ль, боги ль?
Дураки.
...

Так получилось, что любовь к поэзии у меня началась именно с "Чертовника" Лели Серебряной (http://cherednichen.narod.ru/drugi/dmitrieva/chertovnik.htm) с тех пор я и сама стала стихи писать... благодарна автору за этот сборник!

Израэль Камакавиво’оле (Israel Ka’ano’i Kamakawiwo’ole 20 мая 1959 — 26 июня 1997) — гавайский музыкант, исполнявший песни под аккомпанемент гавайской гитары-укулеле. Играть на маленькой четырехструнной гавайской гитаре начал с самого детства. Со своим братом и тремя друзьями он организовал свою группу The Makaha Sons of Ni’ihau, с которой успешно гастролировал и выпустил пять альбомов.
Первый альбом Израэль выпустил в 1990 году. Альбом получил премии Альбом года и Вокалист года в местной Академии звукозаписи.
Чрезвычайно популярный на Гавайях, мировую славу он приобрел вместе с выходом альбома Facing Future, который стал первым платиновым альбомом на Гавайях. В США было продано несколько миллионов экземпляров. Его главный хит, попурри из классических песен «Somewhere Over The Rainbow» и «What A Wonderful World», попал в саундтреки к фильмам «Знакомьтесь, Джо Блэк», «Найти Форрестера», «50 первых поцелуев», сериалу «Скорая помощь» и других. А впервые «Over the Rainbow» исполнила Джуди Гарленд в фильме 1939 года «Волшебник страны Оз».
Он был человеком заметным во всех смыслах — его пластинки получали премии и попадали в американские чарты. Впрочем, эти почести ему были и не нужны, потому что всю свою жизнь Израэль посвятил своей Родине и своему народу. В течение всей своей карьеры он пропагандировал и отстаивал права гавайцев как независимого народа. Он отражал это через свои песни и жизнь.
В 1997 году артисту во второй раз вручили награду местной Академии Звукозаписи — он победил почти во всех возможных номинациях, но прийти на церемонию уже не смог, поскольку был прикован к больничной койке. Умер в возрасте 38 лет от болезни дыхательных путей, вызванной ожирением. На Гавайях его называли The Gentle Giant, нежный гигант. Он и был гигантом при своем росте 190 см и весе в 343 килограмма, но голос у него был как у хрупкой девушки — высокий, вкрадчивый и нежный.10 июля, в день похорон национального героя, на всей территории Гавайских островов были приспущены флаги — он был третьим человеком, удостоившимся такой почести. А десять тысяч человек пришли на пляж Макуа, чтобы выполнить последнюю волю музыканта — развеять его прах над его любимым Тихим Океаном.
20 сентября 2003 большой бронзовый бюст музыканта был установлен в здании Waianae Neighborhood Community Center.