Концлагеря (Поэмы и циклы стихов)

Лежу я на матушке теплой земле
Но сухость во рту и дрожь по спине.
Не уж то армейцы пулей попали?
Надежды, мечты все отобрали?
Нет, нет! Не может, не может так быть
Но перед глазами стало все плыть.
Все крутится, вертится, пляшет вокруг
И вот мне13 опять стало вдруг.
Тогда "враг народа" батька мой слыл.
Он будто армейца там застрелил,
Но мы то с мамулей знали о том,
Что не был врагом, он был - мудрецом!
За что же, за что же его расстреляли?
Ведь он не виновен! И все это знали.
Но всем приказали строго молчать,
А мне лишь хотелось громко кричать.
А вскоре мамулю куда-то забрали.
В Карлаг, в Казахстан ее отослали.
И что же за лагерь такой Казахстан?
И кто человек, что зовется ТИРАН?
В вопросах, в сомненьях два года скитался
Пока вдруг армейцам я не попался.
Увидев солдатов, стал убегать.
они нагоняли и стали пинать:
В лицо и в живот, туда и сюда...
Очнулся, везут... Неизвестно куда.
В окно приглянулся, а там будто ад -
Колючие проволоки, заборы стоят.
И люди все тощие, в лохмотьях глядят
Как плетьми бьют малых ребят.
И сердце от боли мое защемилось
"Что же с людьми здесь такое случилось?
Ни смеха, ни радости нету нигде
Куда я попал? Где же? Где?"
И в бессознанье впал я опять
А очнулся - лагерь Карлаг.
Лагерь, не лагерь. Скорей города -
Вижу я школу, почту, суда.
Все хорошо, но опять же вокруг
Колючая проволока и человека бьют.
"Как же их много? Откуда они?
Где они спят? Зачем привезли?"
Вечер. Все люди пайки берут.
Все топчатся, бьются и что-то орут:
"Голодный, этапный, штрафной,
Ударный, тюремный, сухой..."
Ведь норма работы твоя какова,
Размер таков пайка тебе до утра..
А дальше все люди ложились спать,
И тут же я вспомнил былую кровать.
Но нет здесь такова добра -
Ложатся все кто куда:
На нарах, в проходе, в бараках - везде
И даже на мерзлой, черной земле.
Проснулся и вижу - светать начало.
Прилег я опять, но опять же здесь "но".
Живот мой скрутило, я кушать хочу.
И вот потихоньку на кухню ползу.
Вижу я женщину в белом халате:
"Возьмите, пожалуйста, и булочку нате..."
И вдруг увидал родные черты:
"Мамулечка! Милая, ты иль не ты?!"
Армейцы-солдаты тут же вскочили.
Мамулю держали, меня колотили.
Вырвалась мама из вражеских рук
Ко мне побежала, рыдала и вдруг...
Все оборвалось. Мамуля в слезах
Мне улыбалась и горесть в глазах.
Я ей губами одними шепчу:
"Милая мама, тебя я люблю!"...
Вдруг я увидел ножик в боке -
Зверская рана и кровь на руке.
"Ах же вы твари! Убили! Убили!
Женщину-мать... Иль вы позабыли -
Что родила вас женщина-мать
Не для того, чтобы так убивать!"
Армейцы-солдаты бегут на меня
И ножик тихонько вытащил я.
Один подбежал, пинает  в бока.
И нож я пырнул туда и сюда.
А дальше солдаты все налетели...
Очнулся. Лежу, в сарае, на сене.
"Мамуличка, милая, виновен лишь я.
По моей только вине убили тебя.
А я то?! Я сам, чем же лучше я их?
Вчера в той схватке убил я двоих.
Убил я разбойников, а они мать,
Но буду я сильным, не буду рыдать"...
И вот я пока иду в детский дом -
Здесь ужас, страданья, но вовсе не дом.
И дети все малые лет четырех
И взрослая девушка нянчит аж трех.
они все голодные, плачут, орут.
Одежду-лохмотья в десятый раз шьют.
Худые, больные детишки
Замучили их здесь слишком.
Скажите, скажите, в чем их вина?
Ведь здесь же не жизнь, а сплошная война!
И я закрываю глаза - не могу!
Я видеть мученья их не хочу.
На следующий день покидаю Карлаг,
И как осужденный еду в Степлаг.
А там то же самое - сплошные страданья,
Не люди живые - а увядание.  
Работал на медном заводе я,
Но вскоре грянула - ВОЙНА!
Пришлось работать нам быстрей:
"Нам медь нужна! Скорей, скорей!"
И от непосильного труда
По тысячам гибли мы тогда.
Так годы шли и шли, бежали.
Военнопленные приезжали -
Китайцы, украинцы, немцы,
Японцы, румыны, чеченцы...
Но вот и закончилась война,
Хотелось крикнуть нам - УРА!
Но нам не стоит ведь кричать,
Нам ведь свободы не видать,
Не спать с надеждой по ночам..
Но вдруг судьба, удача к нам -
Весть о смерти ТИРАНА принесла,
Но смерть Сталина нас не спасла.
Все так же нас держали в заключении,
Пока рабочие не перешли в движение.
И власти испугавщись, некоторых оправдали,
Но многие люди по-прежнему страдали.
И вот в Кенгире в конце-концов
Нашелся боец - капитан Кузнецов.
Он всех объединил и на ноги поднял,
И вот наш народ осужденных восстал.
Мы сорок дней ровно держались.
С танками, пушками смело сражались.
Армейцы в спины нам стреляли -
И все восставшие упали...
Лежу я на матушке теплой земле
Но сухость во рту и дрожь по спине.
Не уж то армейцы пулей попали?
Надежды, мечты все отобрали?
Нет, нет! Не может, не может так быть
Но перед глазами стало все плыть.
Нет! Нету надежды - я понимаю.
Простите меня, я погибаю.
И тут громкий звук отразился вокруг -
То небо заплакало, и гром грянул вдруг.
Давайте и мы о нем не забудем,
Мы будем сочувствовать и помнить мы будем!