Легенды и мифы Старобельска
В этой части мы уважаемый читатель разберемся с тремя знаменитостями так или иначе связанными с городом Старобельском.
Причем два из них это реальные исторические персонажи, а один литературный герой, веселая слава которого в умах современного нам поколения уже потеснила воспоминания о двух других героях.
А речь у нас пойдет о истинно украинском народном герое Несторе Махно, родной сестре последнего российского императора Николая Второго - Великой Княгини Ксении Александровне Романовой и как бы это кому не показалось странным, об Остапе Бендере.
Батька Нестор Махно
Обычно когда пишут о Махно, то почему то вспоминают только Гуляйполе, Екатеринослав (Днепропетровск) бои махновцев на Юге Украины, но почти никогда не поминают Старобельск.
Вот и давайте разберёмся когда, как, почему в Старобельске появился Нестор Махно, и какие политические планы, он строил отношении этого города?
Ну, и наконец, наверно самый интересующий всех вопрос - «Где махновцы спрятал свою казну?»
Махно Нестор Иванович (27 октября 1888 - 6 июля 1934). По праву его можно считать персонифицированным воплощением октябрьской революции 1917 года.
Когда в феврале тончайшая интеллигентная прослойка, желавшая привить стране демократию по англо-французскому образцу - петербургские масоны - сама не поняла, что же она натворила, Махно не столько понял, сколько почуял, что надо делать.
Украинский народ - и Махно как его частица – томившийся под гнетом Российской империи с 1645 года, наконец, массово, хотя и стихийно ответил петербургским масонам - демократам новой народно-освободительной войной названной советскими историками – махновщиной.
В советские времена, в ходе героизации неких абстрактных бойцов революции экскурсоводы и школьные учителя (одного из которых хорошо знают читателя сайта Хайвэй под ником «Плеханова» ( в миру М.Волгин) упорно молчали (это сейчас они осмелели..), что Врангеля из Крыма выкурили именно махновцы, именно они переправились через Сиваш и прорвали оборону белых в Перекопе.
Махновщина - это мощное народное движение, которое возникла как ответ буржуазно-демократическому Февралю 1917 года.
Не большевики свергли детей Февраля, а махновщина в широком смысле этого слова, народный всепоглощающий бунт который возник на Украине.
Но нас интересует в биографии Н. Махно, когда и сколько раз он бывал в Старобельске и какие политические планы связывал с этим городом.
Анализ же биографии Н. Махно показывает нам, что он 1920 году в очередной раз «поссорился» с коммунистами и советская власть объявила его вне закона.
Позже он примирится с ней. Заново соберет свою « Повстанческую Армию, проявит чудеса смелости на Перекопе».
Но всё это продлится недолго. После будет эмиграция: Румыния (1921 г.), Польша (1922 г.), Франция (1923 г.). Перебравшись в
Париж, Нестор Махно оказался в полной нищете. Брался за любую работу. Работал сапожником и типографским рабочим. А В 1934 году его постигла мучительная смерть от туберкулеза.
Но как утверждают исследователи истории махновского движения сам, Нестор Махно связан со Старобельском не случайно. Во первых он тут проходил лечении от полученных в бою ран и за время лечения очевидно познакомился с жизнью города более подробно.
Ведь начале XX века этот уездный город был покрупнее нынешнего областного центра Луганска.
И именно в Старобельске по планам Н. Махно должен был развернуться так называемый «Анархо-коммунистический эксперимент».
Эта была главная идея Н. Махно и за возможность ее реализации на практике он и согласился помощь Красной Армии в борьбе с Врангелем.
Соответствующий договор между Махно и командованием Южного фронта был подписан в 1920 г. и получил в истории название Старобельского.
Подробнее об этом документе рассказано тут:
http://www.nabat.info/article.php?content_id=156
Но суть информации сводится вот к этому:
«Соглашения, последние появились в следующем виде.
А) Сохранение внутренней организации Повстармии и отказ от ее приведения к стандартам РККА.
Б) Немедленный отвод красных частей от Старобельска (который, необходим был РПАУ/м для ремонта и восстановления боеспособности частей – В.А.).
В) Освобождение арестованных анархистов и махновцев, в первую очередь, Волина. Манцев сообщил о принятии первого и, с оговорками, второго условий, а по поводу третьего, - что сегодня вышло постановление ЦК КП(б)У об освобождении махновцев и анархистов.
По поводу Волина послана телеграмма в Москву . Быстрота реакции с освобождением лишний раз показывает, что Соглашение нужно было красным, как воздух.
Но еще несколько дней большевистское руководство всерьез опасалось, что Соглашение является лишь хитроумным маневром махновцев.
Так 1 октября Троцкий выражал опасение, что Махно лишь хочет получить от красных снабжение и свободный пропуск к Врангелю, а дальше обернуть свое оружие против РККА .
29 сентября состоялось заседание Политбюро ЦК КП(б)У, специально созванное для принципиального одобрения переговоров по соглашению с Махно, что и было сделано . В тот же день Повстармия вошла в Старобельск уже как союзница РККА и была встречена всеобщими овациями. партийные, советские и профсоюзные организации города встречали их криками «ура».
Повстармия стояла в городе по 5 октября, занимаясь лечением, ремонтом оружия и снаряжения. Но вечером того же дня, на расширенном заседании СРПУ/м и комсостава многие анархисты и командиры нападали на Белаша за союз с Советской властью.
А Махно лишь констатировал: «Я болен и не работаю в Совете… Ответственен за соглашение Белаш со своими приверженцами: мы с них после спросим».
Это же собрание утвердило дипломатическую комиссию для переговоров с СНК УССР в составе Буданова, Хохотвы и Клейна, и был подписан проект Соглашения .
В свою очередь, из Харькова прибыла правительственная миссия в составе Иванова, Александрова и Васильева. Они подтвердили, что Соглашение будет подписано, а махновцы получат автономию Гуляйпольского района. Только тогда штарм приказал всем группам и отрядам прекратить военные действия против красных и идти в Чаплинский район на соединение с ядром армии .
Но позднее 4-й пункт об автономии украинские власти отделили от Соглашения, объяснив это необходимостью консультаций с Москвой .
Этот пункт якобы затрагивает конституционные основы РСФСР и должен рассматриваться отдельно . Комментируя 4-й пункт, Волин указывал, что он предполагал на практике предоставление махновцам 2-3 районов на Украине для свободного проведения ими своего социального эксперимента.
Причем, имеются данные, что подобный вариант всерьез рассматривался Лениным и Троцким . Основная же часть Соглашения была подписано 2 октября со стороны большевиков Яковлевым, Фрунзе, Гусевым и Бела Куном, от махновцев – Куриленко и Поповым».
Но большевикам, Н. Махно после победы над Врангелем уже был не нужен и идея о построении в Украине единственное в мире анархистское поселение (по сути, первая анархистская республика) не была реализована.
Естественно, что для обустройства нового поселения - государства нужны были и средства и они у Н. Махно были.
Тут стоит только упомянуть о том, что к Махно от атамана Григорьева, ограбившего Одесский государственный банк перешли 124 кг золота в слитках, 238 пудов серебра, и почти полтора миллиона рублей золотыми монетами царской чеканки. И это не считаю другого награбленного махновцами имущества.
После изгнания Н.Махно за границу, органы ВЧК, а затем и НКВД сразу же начали искать его сокровища.
А слухов доходившие до ОГПУ было много.
Скажем, что Махно прятал деньги и золото в районе селе Гавриловка в окрестностях г. Екатеринослава (Днепропетровска).
Были сведения, что махновский казначей Чередник спрятал клад в глухой дубраве возле Гуляй-Поля и погиб, не успев сообщить Махно о его местонахождении.
Сотрудники ОГПУ начали искать клады Махно, преследуя близких его соратников оставшихся в СССР.
Тогда самой вероятной из всех версий была та, что Н. Махно спрятал свою «золотую казну» в подземных хранилищах Старобельского монастыря.
Ведь в 1920 году выбив из Старобельска красных, раненый Махно дал своим бойцам целых три дня отдыха.
И теперь в Старобельские жители утверждают, что он сам не столько лечил раны, сколько прятал свои сокровища.
Прятал то ли в подвалах монастыря, то ли где-то в окрестностях города, то ли даже в речке Айдар.
И что бы читатель понял, трудность задачи поиска махновского клада скажу немного о предполагаемых тайниках.
Когда именно появились в Старобельске подземные ходы, точно никто не знает. Известно лишь, что самые большие из них соединяли женский монастырь и городские церкви.
Один из ходов протяженностью около трех километров начинался в монастыре и заканчивался на берегу реки Айдар (помните красную кирпичную кладку слева от Подвесного моста).
Для чего они были построены, можно только догадываться. Как рассказывают бывавшие там старобельчане, стены, полы и своды выложены кирпичом или мергелем, а ширина их такова, что там может свободно проехать запряженная лошадью подвода. Кроме того, под городом имеются и меньшие системы подземных коммуникаций.
Возникли они в XIX веке, тогда стало модно сооружать подземные переходы между домами. Многие из зажиточных горожан строили подвалы, которые соединяли один или несколько домов, имели ответвления, потаенные комнаты-хранилища. Сейчас ими почти не пользуются — грунтовые воды поднялись слишком близко к поверхности и древние подвалы либо затоплены, либо стали слишком сырыми. Желающих найти эти клады было немало.
Именно из-за этого входы Советская власть просто замуровала.
Самые приметные из них — в подвале Старобельской гимназии и на берегу реки Айдар — сейчас завалены землей и заложены кирпичом.
Единственный открытый вход в подземелья находится на территории женского монастыря. Сейчас посторонних туда не пускают. А во времена СССР там располагалась воинская часть.
Тогда, несмотря на вооружённую охрану, попасть в подземные ходы мог любой желающий. Неудачи искателей клада можно объяснить тем, что все они действовали как любители.
В подземелья ни разу не спускалась экспедиция, подготовленная и проведенная по всем правилам археологической науки. Не существует и примерной карты городских подземелий.
А мы с уверенностью может теперь утверждать, после ухода основных сил махновцев из Старобельска в Крым, а оттуда после разрыва с большевиками , в Румынию Н. Махно «золотую казну» «за собой уже не возил.
И поэтому можно смело утверждать, что все золото осталось в Украине!
Так же была в литературе озвучена и еще одна версия. О том, что казну анархистов спрятанную в Старобельске все же сдал чекистам, вернувшийся в Украину один из приближенных махновских командиров - Лёва Задов.
Но, это неправильная версия.. В 1937 году Леву Задова расстреляли «за связь с румынской разведкой» так как он вопреки своим обещаниям не оправдал высокого доверия ОГПУ и не нашел махновское золото.
Это поясняет и тот целенаправленный террор, когда в 1924 году в местном ОГПУ-НКВД были убиты последняя настоятельница Старобельского монастыря и все сестры, которые, могли знать тайну «махновского золота», а сам монастырь был закрыт и в начале 30 х годов преобразован в трудовую коммуну для беспризорников.
И поэтому золото Н. Махно по-прежнему ждет своих первооткрывателей в Старобельске.
Старобельская самозванка
Для начала, чтобы ввести читателя в канву повествования, берем работу Юрий САФОНОВ «ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА РОМАНОВА.1 часть. «Сестра последнего русского Царя в украинской хате»
«Трудно возродить в памяти множество самых разных городов, через которые проходил мой фронтовой путь. Но есть среди них такие, которые вспоминаются особенно отчетливо. Таков - Старобельск, небольшой город на берегу замечательной реки Айдар, раскинувшейся среди степей и лугов Луганщины.
Мне довелось побывать там, в 1943 году с нашей армией.
На Старобельск песчаными логами
Мы двигались в палящий зной, пешком,
Солдатскими моими сапогами
Там солнце перемешано с песком...
Запомнился старый монастырь, опутанный тогда колючей проволокой - след от лагеря, где гитлеровцы истязали военнопленных. Запомнились тихие, почти деревенские улицы, ведущие прямо в степь. Там-то, на одной из них, встретил я Ивана Леонтьевича, украинского прозаика, с которым часто общался в предвоенные киевские годы.
- Здравствуйте, Иван Леонтьевич! –
обрадовался я. - Камо грядеши?
- Да вот, иду по любопытному адресу. Сообщило местное начальство, Мало-Садовая, 5. Очень интересный адресок. Если хотите, пойдем вместе. Думаю, не пожалеете...
Идти пришлось недолго. На Мало-Садовой паслись гуси.
Их длинные шеи вытягивались нам навстречу. Дом № 5 оказался, собственно, не домом, а обыкновенной сельской хатой под соломенной крышей, с подслеповатыми оконцами.
На завалинке - две старушки. Иван Леонтьевич спросил у них, где живет Ксения Александровна Романова?
- А вот здесь, - ответили они, указав на дверь.
Мы постучали. На пороге появилась солидная женщина в черном одеянии.
-Простите, здесь проживает княгиня Ксения Александровна? Мы хотели бы поговорить с нею.
- Сейчас доложу.
И исчезла в сенях.
Вскоре снова появилась на пороге.
- Пожалуйста. Княгиня ожидает вас.
Тесные сени, комната. Но комната, опять-таки, сельская: пол земляной. Но все очень чисто, прибрано. Комната похожа на светелку. Темная икона в углу, лампадка. У стены, возле стола - швейная машина марки «Зингер», на столе - глиняная ваза, а на стене над высоко взбитой кроватью - большая групповая фотография: вся царская фамилия!
Сам государь с императрицей.
У их ног настульчике - царевич, а позади - княжны...
Когда мы вошли в комнату, хозяйка из-за стола поднялась нам навстречу. Очень пожилая, можно сказать, старая женщина, сухощавая, одетая в темное платье, прическа высокая, живые глаза, внимательные.
Глаза казались намного моложе, чем она сама...
Хозяйка пригласила нас сесть у стола, на котором лежала закрытая книга. Я искоса глянул на обложку: «Ф. Панферов. Бруски».
- Простите, Ксения Александровна, за наше вторжение. Мы хотя и в военной форме, но к вам пришли не по служебным делам, а исключительно чтобы познакомиться... Княгиня слегка улыбнулась, кивнула головой:
- Пожалуйста...
Иван Леонтьевич пояснил, что мы - литераторы, военные журналисты. Узнав о ее пребывании в Старобельске, не могли пропустить случая повидаться с нею и услышать рассказ о ее - такой необычной - судьбе. Мы были бы за это весьма благодарны...
Княгиня снова кивнула головой в знак понимания и согласия.
- Скажу откровенно: я рада познакомиться с вами. У меня не часто встречается случай поговорить с людьми вашей профессии. Охотно расскажу вам обо всем, что вас интересует...
- Прежде всего, - сказал Иван Леонтьевич, - нам интересно узнать, как вы очутились в Старобельске и как вам тут жилось и живется?
- Что ж, я рада рассказать вам целую повесть о моей судьбе.
Но прежде всего мне хочется угостить вас по русскому обычаю чаем с вареньем. Варенье сама готовила из крыжовника, который растет в садике у моего домика.
Княгиня позвала женщину, которая открывала нам дверь. Мы потом узнали, что это - монашенка Старобельского монастыря, ухаживающая за старой княгиней.
На столе появились стаканы, чайник, печенье и в блюдечках варенье из крыжовника. Сразу стало уютно. И княгиня начала свой рассказ.
- В феврале 17-го года, когда мой брат отрекся от престола, я находилась на фронте, в Галиции, в качестве патронессы военных госпиталей. Вот взгляните на фотографию...
Княгиня подошла к семейному фото, висящему над кроватью.
- Вот я в форме сестры милосердия...
И мы увидели молодое женское лицо, обрамленное косынкой с красным крестом.
- Еще в Петербурге, - продолжала княгиня, - я в кругу придворных дам для высочайшего примера всем остальным - плела раненым рукавицы, носки, шарфики и прочие шерстяные вещи.
Это умение очень пригодилось мне здесь, в Старобельске. Но я забежала вперед. Итак, на фронте меня застала весть о великой смуте.
События развивались стремительно. Меня интернировали немцы, я очутилась в Германии и там узнала о величайшей трагедии, о гибели моего брата и всей его семьи в Екатеринбурге.
Ну а что было дальше? А дальше, убитая горем, коротала свою жизнь в эмиграции, в Париже, совершенно одинокая. Муж мой - Петр Дмитриевич Святополк-Мирский умер в начале войны.
От него у меня были дети - пятеро сыновей и одна дочь.
От них не имела никаких вестей. Лишь об одном - самом старшем - знала, что он где-то на Дону, в армии Деникина, а потом и о нем заглох всякий слух...
И вдруг, это уже шел 1925 год, узнаю от одного знакомого, приехавшего из России, что мой старший сын Федор - жив.
Никем не преследуемый живет инкогнито в Городище - небольшом городке Киевской губернии, работает бухгалтером в конторе сахарного завода...
В этом месте Ксения Александровна на минуту прервала свой рассказ, наклонила голову, видимо, погрузившись в воспоминания. Я сидел, всецело захваченный ее рассказом.
Все было настолько фантастично, что каждая услышанная фраза отпечатывалась в моей памяти. Я до сих пор вспоминаю некоторые интонации, тембр ее голоса, приглушенного годами. Иван Леонтьевич ждал с нетерпением, так же, как и я, продолжения рассказа. А княгиня, видя нашу заинтересованность, возвратилась к своим далеким дням.
- После известия о том, что мой Федор жив, мною всецело овладело одно-единственное желание: увидеть сына, обнять его и - умереть. Больше мне ничего не было нужно. Моя эмигрантская жизнь, в которой я давно разочаровалась, стала для меня еще более тягостной.
К моему патриотическому чувству присоединилось другое: материнская привязанность, стремление обнять родного сына. Голос матери зазвучал в моем сердце с необоримой силой. Меня звал сын, и я решила идти на его зов.
Идти во что бы то ни стало. Только это отныне связывало меня с жизнью. Для достижения поставленной цели я пустила в дело все мои эмигрантские связи и все мои средства, все мои сбережения.
И я нашла людей, которые помогли мне снова ступить на родную землю. Как я это сделала, рассказывать сейчас не буду, история длинная, я уже рассказывала об этом там, где нужно...
Долго ли, коротко ли, но я морским путем добралась до Санкт-Петербурга, до родного Питера.
Надо ли говорить с каким волнением и радостью ходила по его проспектам?! Меня снабдили в Париже необходимыми адресами.
Я была хорошо принята. Но путь предстоял еще долгий: через Москву, а потом - в Киев, в Украину.
В Москве и в Киеве я тоже была многими очень хорошо принята. Я и не предполагала, что у меня на родине осталось еще столько друзей!
И вот, наконец, разыскала в украинском Городище бухгалтера сахарного завода. И тут меня постигло горчайшее разочарование.
Оказалось: как гласит пословица - Федот, да не тот. Похож удивительно, прямо-таки двойник, а все же не он, не мой Федор...
Что же мне оставалось делать?
Возвращаться назад, доживать свои дни в эмигрантском омуте, дать втянуть себя в интриги, наветы и сплетни?!
Политика давно меня перестала интересовать. А жизнь приближалась к последней грани. И я решила: пусть хотя бы вечный покой найду на своей родине.
И пошла я тогда в ГПУ...
Слово это княгиня произнесла протяжно: ге-пе-у-у... Посмотрела на нас, едва улыбнувшись. И продолжала:
- Да, пошла в местное ГПУ, попала к секретарю и говорю: «Я родная сестра царя».
Тот посмотрел на меня, как на сумасшедшую, и говорит: «Иди бабка отсюда... И без тебя делов много...»
Но я решила не сдаваться. Пришла на следующий день, добралась до главного начальника. Слова мои заинтересовали его. Я подробно рассказала ему обо всем, ничего не скрывая.
Поверил он мне или не поверил, но решил все же запросить обо мне Харьков, тогдашнюю столицу Украины.
И вот я уже на казенный кошт добралась до Харькова.
Там отнеслись ко мне более внимательно и запросили Москву. И вот я снова, тоже на казенный кошт, отправилась в стольный град.
Побывала на Лубянке, прошла все проверки, окончательно выяснили мою личность, назначили небольшую пенсию и привезли сюда, в Старобельск, на постоянное жительство, но без права выезда.
И вот начиная с 1927 года живу здесь. Пошел уже шестнадцатый год...
Здесь княгиня снова замолчала и обвела глазами свою светелку. А мы спросили, как, на какие средства прожила она?
Княгиня слегка улыбнулась и сказала, что, оказывается, человеку по-настоящему необходимо намного меньше, чем ему кажется.
Сказала, что их, царских детей, готовя к жизни, учили многому, но как раз это оказалось совсем не нужным.
А насущно необходимым оказалось то, чему она обучилась случайно. И княгиня напомнила нам то, о чем уже рассказала: о своем умении плести рукавицы, носки, шарфики, все, чему она обучилась во время войны.
Это рукоделие и поддерживало ее жизнь тут, в Старобельске. Заказчиков было много, и они охотно приносили ей молоко, хлеб, яйца, крупу и деньги.
В беседе нашей снова наступила длительная пауза. Княгиня, видимо, ожидала от нас новых вопросов. Иван Леонтьевич спросил, как жилось ей последние полгода, то есть при немецких оккупантах?
Как ей кажется, отличаются ли гитлеровские немцы от тех, которых она знала раньше?
Ксения Александровна кивнула головой в знак того, что ей ясен смысл вопроса. И возобновила свой рассказ.
- Они вторглись в Старобельск, как орда.
Стреляли среди ночи, вламывались в дома, грабили, убивали. Когда начали стучать в двери моего дома, я стала на пороге и закричала по-немецки: «И это - немцы?!
И это такие немцы?!»
Гитлеровцы остановились и сказали, что произошло недоразумение: они, мол, не знали, что здесь живет немка...
Ну а дальше, вы сами знаете, что тут творилось. Сотни людей убивали, молодежь целыми эшелонами увозили в рабство...
Я в меру своих возможностей старалась помочь нашим людям. Арестовали одну старобельскую женщину - врача.
Я пошла к начальнику гестапо, потребовав ее освобождения. Тот ответил, что, как ему известно, женщина насквозь советская.
«Ну и что ж, что советская? - сказала я ему. - Время такое было. Но она прекрасный врач. Отпустите ее хотя бы из уважения ко мне.
В противном случае буду жаловаться самому фюреру»... И отпустил. Верно, осложнений побоялся... И таких случаев было немало. Об этом могут вам рассказать местные жители, которые меня отлично знают.
Беседа наша с княгиней слишком затянулась, мы чувствовали это. Злоупотреблять гостеприимством не хотелось, пора было прощаться. Но в заключение я позволил себе один вопрос: «Гестапо все знало о вас?»
- А как же? Все знало! Однажды начальник гестапо вызвал меня и предложил мне работать у него переводчицей.
Я сказала ему: «Вы с ума сошли! Не забывайте, с кем вы разговариваете! Ни слова больше! Ауфвидерзеен!»
А вообще-то гитлеровские чинуши, к счастью, мало интересовались мною. Конечно, следует учесть, что они в Старобельске побыли очень недолго. Да и обстановка для них была крайне нервозной: до Старобельска доходили слухи о грандиозной битве под Сталинградом.
Гром этой битвы отзывался эхом на берегах Айдара. Гитлеровцам в такое время было не до архивной княгини, им надо было позаботиться о собственной шкуре. Иван Леонтьевич под конец поинтересовался, на какие же средства существовала княгиня при немцах. «Вас по-прежнему выручало рукоделие?» - спросил он.
- Нет, - вздохнула княгиня. Мои скромные доходы прекратились. А при гитлеровском гебитскомиссариате работала типография: печатали объявления, приказы, призывы. Как правило, на трех языках: немецком, русском и украинском. И стала я работать в той типографии корректором: жить как-то надо было...
Княгиня посмотрела на нас и сказала взволнованно:
- Я хочу сделать вам ужасное признание. Время, знаете, было голодное, а в той типографии печатались продовольственные карточки для сотрудников немецких учреждений.
Целыми листами печатались. Не удержалась я - и присвоила однажды целый такой лист... Выходит, я его украла? Так ведь? А с другой стороны я подумала тогда так: ведь это они наше добро награбили, это они воры и грабители. Стало быть, мой грех был не столь уж большой...
Признание это было исполнено глубокого исторического смысла. Подумать только: великая княгиня, бывший член императорского дома, крадет продовольственную карточку в гитлеровской типографии... и при этом резонно считает, что как бы забирает назад украденное гитлеровцами добро.
Тем более, что думать так она имела право, потому что многие продукты передавала нашим военнопленным, томившимся за решеткой местного монастыря...
Пора было прощаться.
Я невольно еще раз обвел глазами стены и всю обстановку великокняжеской хаты... Ксения Александровна заметила это, снова сдержанно улыбнулась и спросила: «Присматриваетесь к моей резиденции? Какой же вы ее находите?
Я признался, что не мог не подумать, какой своеобразный дворец преподнесла ее княжескому высочеству судьба. Ксения Александровна добавила:
- А ведь я, знаете, привыкла. Хотите верьте, хотите нет, человеку, повторяю, нужно намного меньше, чем ему кажется. Во дворце я часто скучала. Люди там были для меня как бы за стеклянной стеной. А здесь я видела жизнь такой, как она есть. Люди, с которыми я здесь общалась, относились ко мне как к человеку, понимали меня и, думаю, не осуждали...
Ксения Александровна проводила нас до порога и внезапно остановилась:
- Позвольте и мне задать вам один вопрос. Он мучает меня, душу мою жжет. Скажите, как это могло случиться? Неужели это какая-то мистика? Иван Леонтьевич и я были ошеломлены и в один голос спросили: «О чем это вы? О ком?».
- О Распутине. Что это было? Я не раз пыталась убедить ее - говорю об императрице, об Александре Федоровне: отстрани его! Кривотолки пойдут!
Не послушалась она... Я убеждена, что неправда всякие сплетни, слухи об их особых отношениях. Но влияние на нее он и вправду имел почти неограниченное... Что это было?
Эти слова прозвучали как настоящий всплеск боли и гнева. Подумалось, миновали годы и годы, гигантские события, как горы, надвигались на эту женщину. Беседуем мы с ней в дни, когда мир потрясают громы войны, когда судьбы миллионов людей висят на волоске и о каком-то там Распутине не вспоминает, наверное, ни одна живая душа на Земле...
А вот нашелся человек, который принес на дне своего сердца даже сюда, на берега Айдара, свою душевную травму и свой стыд за то позорное пятно, которое наложил на царскую династию временщик и фаворит.
Оказывается, княгиня неотступно думала о нем.
Мы уже выходили на крыльцо, когда княгиня снова обратилась к нам с вопросом:
- Скажите, пожалуйста, вы, как военные, должны знать: когда же закончится война?
- Вы задаете нам самый трудный вопрос, - ответил Иван Леонтьевич и рассказал нечто вроде анекдота, популярного тогда на фронте.
Возвратился, мол, поздней, ненастной ночью маршал Жуков. Сутки не спал. Усталый, с трудом добрался до своего командного пункта и, снимая с себя мокрую шинель, спрашивает своего адъютанта: «Скажи, Петя, когда же эта проклятая война кончится?!»..
.
Ксения Александровна посмеялась с нами и, тяжело вздохнув, сказала, что надеется все же на этот, 43-й год.
Мы вынуждены были ее огорчить, отдав предпочтение будущему, 44-му. Я даже вспомнил стихи из армейской газеты:
Снаряды ложатся средь вражьего стана,
защитники родины мчатся вперед,
разрывы гремят, как шаги великана, -
то сорок четвертый с победой идет!
Всем нам хотелось близкой победы. Все мы буквально бредили ею. И на крыльце старобельской хаты, прощаясь с княгиней, родной сестрой последнего русского царя, мы пожелали ей дожить до победы.
И она дожила до нее, как свидетельствует надпись на металлическом кресте под кронами старобельского кладбища.
Вот такая красивая, сенсационная и вроде бы правдивая история! Но у каждой медали есть и своя оборотная медаль! Все то что рассказала «Ксения» молодым операм из НКВД СССР случайно забревшими в ее дом в 1943 году было полной мистификацией.
Ведь задолго до этого в НКВД, уже долго и тщательно занимались нашей Ксенией
Информация мною взята из вот этого источника: http://ydab1.ucoz.ua/publ/10-1-0-73
«И вот передо мной средней «упитанности» старая папка, на титульном листе которой значится: «УССР. Государственное политическое управление. Дело №70 по обвин.Святополк-Мирской Ксении Александровны. Вещественные доказательства №103703. Начато 7.11.1930 г.»
В разное время и разными почерками здесь сделаны другие приписки. В частности, позже делу был присвоен иной номер — 1246. Наискосок, жирно подчеркнутая резолюция в одно слово: «Освободить».
Наконец, по-видимому, самая последняя пометка: «Учтено в 1982 году»...
Венчает дело напечатанная под грифом «совершенно секретно» подытоживающая справка «На проживающую в г. Старобельске (УССР) Романову Святополк-Мирскую Ксению Александровну 1872 года рождения (73-х лет), именующую себя сестрой бывшего императора Всероссийского Николая II...» Даты под справкой нет. Но указание возраста, приведенное в скобках, позволяет с абсолютной точностью установить время составления справки: 1945 год.
«К следственному делу №178. Постановление об избрании меры пресечения до предъявления обвинения.
Гор. Бердичев, 1928 года, октября 31 дня. Уполномоченный секретно-оперативного отделения Бердичевского Отдела ГПУ УССР Полищук, рассмотрев материалы о преступной деятельн. гр. Святополк-Мирской Ксении Александровны и приняв во внимание, что на гр. Святополк-Мирскую К.А. падает подозрение в ведении систематической контрреволюционной агитации монархического характера, когда она выдавала себя за особу из бывшего царского дома Романовых, а также таковая нелегально перешла границу со стороны Польши, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 54 п.10 и 80 УК, постановил: мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда в отношении подозреваемой Святополк-Мирской К.А. избрать арест».
Таким образом, в тот же день — 31 октября 1928 года — Ксения Александровна оказалась за решеткой.
Следствие по делу №178 длилось три месяца. И вот — «Заключение по обвинению Черноцкой Федоры Германовны, она же Святополк-Мирская Ксения Александровна»...
Привожу его лишь с незначительными сокращениями.
«Около года тому назад в м. Погребище Бердичевского округа у местного селянина Задирей Ивана Матвеевича, в прошлом члена «Союза русского народа», поселилась неизвестная женщина, которая стала завязывать связи с селянством как м. Погребища, так и окружающих сел, которые систематически посещала, выдавая себя за происходящую из царского дома Романовых Ксению Александровну, дочь бывшего царя Александра III и сестру Николая II.
Указанная Романова К.А. среди селянства распускала слухи о том, что якобы Николай II и его семья чудесно спаслись, в настоящее время проживают за границей и из бывшей царской семьи год тому назад умер только «цесаревич Алексей».
Кроме того, она среди селянства распускала разные провокационные слухи о близкой войне, наступлении поляков, скором конце Соввласти, которой западно-европейские державы уже предложили очистить Украину, так что даже «большевики дали секретный приказ о подготовке эвакуации».
Рассказывая различные небылицы о себе, о жизни бывш. царского дома, она указывала, что за границей, в Польше и Японии, проживают ея дети, что она вообще имеет связь с заграницей и ея зачастую посещают различные лица оттуда, так что она в курсе всех политических событий.
Ввиду изложенных данных таковая была арестована, причем при обыске у нея были обнаружены два письма, начинающиеся словами: «Ваше Императорское Высочество» за подписями Озеров и Богданов.
В процессе первичных допросов арестованная продолжала утверждать, что она является сестрой бывшего царя Николая II и дочерью Александра III.
Но затем она заявила, что родом из Германии, урожденная фон Ференталь Группенберг, вышла замуж за бывш. князя Святополк-Мирского Ивана Ивановича, долгое время жила с ним за границей, а затем, когда овдовела, проживала в своем имении вблизи г.Кельцы.
У нея было трое детей — Георгий, Михаил и дочь Татьяна, из коих первый учился в
кадетском корпусе.
Во время империалист. войны она проживала в г. Киеве с дочерью Татьяной и сыном Михаилом, а затем, уже в 1919 году, в Киев возвратился ея сын Георгий, уже бывший офицер, который забрал с собой Татьяну и Михаила и уехал с ними в Ригу.
После того она некоторое время проживала в Киеве, а затем в г. Василькове и в 1920 году нелегально перешла в Польшу, где стала проживать в своем имении вблизи г.Кельцы.
Затем, в 1924 году, она нелегально перешла границу на Украину и с тех пор проживает в различных селах, в каких именно — не помнит, где работала у селян. В м. Погребище проживает с ноября 1926 года.
Касаясь обнаруженных у нее писем за подписью Богданов и Озеров, начинающихся словами «Ваше Императорское Высочество», то таковые писала она лично, дабы показать их селянам, выдавать себя за особу из царского дома, и чтобы они ее чем-либо поддержали.
Где находятся ея дети, не знает, но якобы в Японии, в Токио. Обвиняемая продолжала в процессе последующих допросов упорствовать в своих показаниях и лишь под влиянием ряда улик и показаний свидетелей сообщила, что все ея предыдущие показания ложны, что в действительности ея фамилия Черноцкая Федора Германовна, происходит она якобы из семьи бывшего прусского офицера, 18-и лет вышла замуж за офицера 27 Витебского пехотного полка Черноцкого, каковой во время революционных вспышек 1905 года был убит.
Во время империалист. войны она выехала в Киев, где проживала со своим сыном Михаилом и дочерью Татьяной, учительницей. К ней приезжал ея сын Георгий, который вскоре уехал.
В Киеве она проживала до 1921 года, а затем пошла ходить по селам, где проживала у различных селян.
В Польше она никогда не была, а также имения вблизи г.Кельцы не имеет.
Действительно она выдавала себя за особу царского дома, но делала это исключительно с целью, дабы расположить к себе селян и получить от них помощь.
Где в настоящее время находится ея дочь Татьяна и сын Михлик, не знает.
Первая одно время учительствовала в Висилькове, второй служил в Киевской милиции. Опрошенные в качестве свидетелей Никитюк Иван Николаевич и Никитюк Мария Алексеевна, Кравченко Демьян, Кравченко Ульяна, Задирей Михаил показали, что обвиняемая, находясь у Задирея Ивана, систематически распускала различные провокационные слухи...
. ..На основании вышеизложенного обвиняемая Черноцкая Федора Германовна, она же Святополк-Мирская Ксения Александровна, рождения 1872 года, грамотная, беспартийная, по национальности немка, подданная УССР, без определенных занятий, по ея показаниям, не судимая, подлежит суду Бердичевского окружного суда в том, что она ... имея связи с селянством, использовала все это для ведения антисоветской контрреволюционной агитации...»
И вот «1929 года мая 22 дня Бердичевский Окружной суд по Уголовному Отделу в составе Председательствующего Мирова, народных заседателей: Барабанцева и Хуторанского при Секретаре Хочко, при участии Прокурора Почтового и защитника Бродского в открытом Судовом заседании... приговорил Черноцкую Федору Германовну, она же Святополк-Мирская Ксения Александровна, выслать за пределы Бердичевщины с обязательным поселением в Старобельском Округе сроком на пять лет. Содержание под стражей продлить до места высылки.
Считать срок высылки с 28.Х.1928 года».
Однако свободой, она наслаждалась не долго.
И хотя сослана была «в распоряжение Старобельской милиции», не прошло и года, как ею снова заинтересовалось ГПУ. «У.С.С.Р. Государственное Политическое Управление. Ордер №259.
Дано февраля 6 дня 1930 г. сотруднику Старобельского ОО ГПУ т. Бобро на производство обыска и ареста гр. Святополк-Мирской Ксении Александровны по адресу с.Чмыровка».
Как видим, имя Черноцкая Федора Германовна, высвеченное следствием и судом Бердичева, опять бесследно теряется.
По всем последующим документам героиня нашего повествования проходит в основном как Ксения Александровна Святополк-Мирская. И начинает, развивается новая легенда!!
Из протокола допроса от 6 февраля 1930 года:
«...Происхожу я из семьи графа фон Ференталь Группенберг, германского подданного.
После окончания института в Берлине вышла замуж за генерала русской армии Александра Михайловича Святополк-Мирского-Романова, фамилию которого сейчас ношу.
До войны 1914 года жила с семьей в Петербурге, а затем переехала в Киев, откуда в 1915 г. выехала в Германию и возвратилась в Киев уже после польско-советской войны.
Старший сын Андрей — офицер, выехал в Японию, где сейчас служит при министерстве иностранных дел, к нему выехал также младший сын Федор и дочь Ирина Юсупова. Младший сын служит там же, а относительно дочери не знаю. Мой муж умер 22 года тому назад. Недвижимости наша семья не имела. Имела некоторый денежный капитал, от процентов которого жили.
После возвращения в Киев (1920 — 21 гг.) я в надежде увидеть своего сына Федора выехала в Погребище, но его там не оказалось, и я осталась там жить.
В Погребите я получила письмо от сына Андрея и деньги —тысячу долларов на проезд к нему, но не выехала, так как полученные средства раздала крестьянам. В Погребище я была арестована, переведена в Бердичев и здесь же осуждена по обвинению в агитации.
По приговору суда выслана на пять лет в Старобельский округ, в котором
поселилась в с. Чмыровка.
Последнее время проживала в доме крестьянина Калашникова
Ив. Ив. Не имея средств к существованию, я письменно обратилась в Москву в Комиссию помощи политзаключенным — к жене Максима Горького Катерине Павловне, откуда получила немного одежды и денег 5 руб., а потом получила из Киевского допра от политзаключенного, фамилию его не помню, 4 руб., и еще от бывшего квартирохозяина из Погребища гр. Задерея 5 руб.
Кроме того, я стала заниматься рукоделием, давала уроки и помогала по хозяйству крестьянам, чем и прокармливала себя кое-как.
Моя соквартирантка у гр. Калашникова Литвинова Мария Дмитриевна, бывшая монахиня, уже жила на этой квартире, я к ней попросилась, и мы совместной работой — рукоделием — добывали себе средства для жизни.
Разговор с Литвиновой на политические темы я никогда не вела, сама ни к кому не хожу, знакомых не имею...
Несколько месяцев тому назад зашла ко мне высокая чернявая монахиня по имени Товия и предложила пройти к одной женщине, на что я согласилась.
Она свела меня на квартиру к Вере Дмитриевне, фамилию которой не знаю. Там же оказался и архиерей Иоосаф, с ним в разговор я почти не вступала»...
... Ксению Александровну снова «понесло». Как помним, менее года тому назад она утверждала, что детей ее зовут Татьяна, Георгий и Михаил.
И вдруг, откуда ни возьмись — Ирина, Андрей, Федор... Но ведь именно такие имена были у старших детей подлинной Великой Княгини Ксении Романовой, а Ирина, выйдя замуж за князя Феликса Юсупова, стала носить фамилию мужа. Одним словом, Ксения Александровна вновь возвратилась к старой версии.
И покойный муж ее уже не офицер 27 Витебского пехотного полка Черноцкий, а генерал Александр Михайлович Святополк-Мирский-Романов. Я уже не говорю о множестве других несоответствий в этих и предшествующих ее показаниях.
Такое впечатление, что Ксения Александровна, войдя однажды в роль, уже и не собирается возвращаться в реальность, совсем не задумывается о последствиях.
А ведь в Старобельском ГПУ настроены по отношению к административно-ссыльной куда решительнее, чем в Бердичеве!
Арестовали Ксению Александровну, как помним, 6 февраля 1930 года, а уже 11 февраля скорый на расправу Бобро подписал заключительное постановление к делу №70. «...Гражданка Святополк-Мирская-Романова, — говорится здесь, — имеет сыновей Андрея и Федора, служащих в министерстве иностранных дел в г. Токио (Япония), с которыми имела письменную связь до ссылки в Старобельский округ...
По прибытии к месту ссылки обвиняемая остановилась на квартире у кулака с. Чмыровка Стативко Стефана Романовича, лишенца, где завязала связь с местным духовенством и кулаками, которых посещала и которые ее посещали, что и сама обвиняемая частично не отрицает (свидание с епископом Иоосафом). Вскоре после того, как обвиняемая стала на квартире у гр. Стативки, представителями местной власти у такового производилась опись имущества за задолженность и невыполнение хлебозаготовки.
Присутствовавшая при этом обвиняемая угрожающе выразилась по адресу комиссии, производившей опись: «Сейчас вы описываете, но мы скоро вас самих будем описывать».
Судя по имеющимся материалам, а также показаниям представителей местных органов Соввласти, по селу Чмыровка стали распространяться слухи, что обвиняемая является дочерью бывш. императора Александра III, т.е. родной сестрой Николая II. Слухи эти распространялись связанными с ней кулацкими элементами и монашками, а поведением самой обвиняемой всячески поддерживались.
Все это преследовало цели: с одной стороны — разжигать кулацкие страсти местного села, что вызывало скрытое вредительство делу проведения различных кампаний, проводимых Соввластью и организациями на селе, с другой стороны — шантажирование местного крестьянства, которое ей всячески помогало, хотя сама обвиняемая скрывает это под маркой занятия рукоделием.
Это также видно из получения денег от крестьян с предшествующего ссылке места жительства, что и сама обвиняемая не отрицает. Кроме того, обвиняемая имела непосредственную переписку с Комитетом Польского Красного Креста помощи политзаключенным, откуда получала деньги и одежду.
Усматривая в поведении гр. Святополк-Мирской-Романовой К.А. деятельность, направленную к созданию затруднений, мешающих местным органам Сов власти проводить намеченные мероприятия, затрудняющие проведение кампаний по раскулачиванию, а посему руководствуясь Положением об Особых Совещаниях, постановил: возбудить ходатайство перед Особым Совещанием при Коллегии ГПУ УССР о признании гр. Святополк-Мирской-Романовой К.А., админссыльной, 1872 года рожд., по происхождению из дворян — урожденную графиню фон Ференталь Группенберг, родом из Бреславля (Германия), по имущественному положению сейчас — ничего не имеет, находящуюся вне подданства, с высшим образованием, вдову (муж бывш. генерал царской армии, умер 22 года назад), — признать социально опасным элементом, применив к ней заключение в Конц. лагерь сроком на Пять лет...»
Но наверно в Особом Совещании при Коллегии ГПУ УССР, работали более умные работники, которые, по-видимому, убедились в несостоятельности предъявленных обвинений. Ведт был раскрыт обман Черноцкой выдававшей себя за совсем другую особу!
В выписке из протокола №47/377 от 3 марта 1930 года значится: «Слушали дело №70 Старобельского Окротдела ГПУ по обвинению Святополк-Мирской-Романовой К.А. по ст. 54/10 УК УССР. Постановили: Святополк-Мирскую-Романову К.А. из-под стражи ОСВОБОДИТЬ, дело о ней прекратить».
Возможно, именно тогда на обложке дела №70 и появилась надпись наискосок, подчеркнутая жирной линией: «Освободить».
Но через год сама Черноцкая вновь дала повод работникам НКВД занятся изучением ее личности. И вот что было установлено.
В 1931 году она сама явилась в Старобельский окротдел ГПУ и заявила, что в Берлинском рейхсбанке на ее текущем счету имеется 185 000 марок, якобы полученных ею в 1914 году по наследству от тетки Клары фон Ференталь, и, кроме того, в Чикагском банке 300 000 долларов, которые оставил ейпроживавший в Америке ее дядя фон Аугсбах.
Подлинные документы, подтверждающие ее права на эти вклады якобы находятся у ее друга фон Бюлова, немецкого генерала в отставке, жительствующего в Берлине.
Все эти средства она-де желает передать в распоряжение советского правительства при условии, если оно обеспечит ей старость.
Заявление Ксении Александровны было немедленно переадресовано в ГПУ УССР, которое в свою очередь поручило так называемому «Кредит-бюро» вести переговоры с заграницей о получении этих банковских вкладов, а также подготовило вызов К.А.Святополк-Мирской-Романовой в Ленинград для телеграфного разговора с фон Бюловым.
Но вся эта затея вскоре провалилась.
В той же подытоживающей секретной справке-вытяжке из дела как-то довольно буднично сообщается, что «будучи вызванной в Ленинград в апреле 1932 года Святополк-Мирская-Романова была подвергнута медицинскому освидетельствованию».
В обнаруженной среди документов анкете, датированной 13 мая 1932 года, сообщается, что К.А.Святополк-Мирская 27 апреля того же года была вновь арестована.
А уже 20 мая 1932 г. она была помещена в Ленинградский ДПЗ — дом предварительного заключения —по адресу ул. Воинова, 25. Там же она была и освидетельствована профессор Археологического института по кафедре генеалогии и геральдики Лукомский.
Вот выдержки из него.
«Руководствуясь имеющимися в специальной литературе сведениями о роде кн. Святополк-Мирских и его представителях, зарегистрированных до 1914 г., а также некоторыми данными о фамилии Ференталь фон Группенберг... полагаю: никаких родственно-близких отношений ни с кем из представителей рода Святополк-Мирских ни муж ее, Александр Михайлович (какового сочетания имен, на самом деле, в родословной Святополк-Мирских вовсе не значится),
ни она сама не поддерживали и установить генеалогическую связь мужа ее ни с одним из членов этого рода, названных ей, она не может (в том числе и с наиболее популярным из этой фамилии кн. Петром Дмитриевичем, ставшим в 1904 — 1905 гг. министром внутренних дел). Родового герба Святополк-Мирских она не знает вовсе.
Хотя, по ее словам, она и происходит из рода Ференталь Группенберг (на самом деле не графского, а известного в Германской Силезии дворянского рода), однако данное ею описание родовой эмблемы их —«белка в колесе» — противоречит действительному изображению таковой, так как в гербе этого рода имеется лишь одна эмблема — «рука, держащая трилистник».
Медицинский «диагноз» профессора генеалогии и геральдики Лукомского, судя по всему, возымел свое действие: оперуполномоченный Орешников в записке к начальнику ДПЗ Богданову просит направить арестованную Святополк-Мирскую К.А. в больницу им. Гааза, «на предмет длительного психического обследования».
И вот «1932 года сентября 26 дня», отсидев четыре с половиной месяца в ДПЗ, Ксения Александровна на основании постановления штатного практиканта Коца, приостановившего «следствие по делу до выхода ее из больницы.
При выписке Ксении Александровны оттуда авторитетная ученая комиссия сделала вот такое заключение:
«В настоящее время больная Святополк-Мирская представляет признаки артерио-склероза сердечно-сосудистого аппарата и сосудов мозга с ослаблением памяти и понижением критического отношения к себе и окружающему при сохранности ясного сознания, отсутствии галлюцинации и бреда.
Состояние больной, являясь начальной стадией ограниченного заболевания центральной нервной системы с нарушением психической деятельности, не достигающим степени психоза, хотя и требует постоянного врачебного наблюдения, но в настоящее время не ведет за собою необходимого пребывания в психбольнице».
На основании этого медицинского заключения появился еще один документ —»Постановление 1933 года, декабря месяца, 31 дня за подписью все того же Орешникова, правда, успевшего уже к этому времени вырасти до старшего уполномоченного:
«Дело на гр. Святополк-Мирскую К.А. следствием прекратить и сдать в Архив...»
Читаешь все это и диву даешься.
Как, так можно было работать по выяснению личности Черноцкой Федоры Германовны уже не в НКВД а при выяснении этой истории в своих статья опубликованных в СМИ.
Ведь достаточно только обратиться к родословной Романовых, чтобы легко выяснить следующие факты исключающих возможность нахождения настоящей великой княгини Ксении Александровны в г. Старобельске в описываемые нами времена
Император Алекса;ндр III Алекса;ндрович (26 февраля (10 марта) 1845, Аничков дворец, Санкт-Петербург — 20 октября (1 ноября) 1894, Ливадийский дворец, Крым) — император Всероссийский, царь Польский и великий князь Финляндский с 1 (13) марта 1881. Из династии Романовых. Удостоен особого эпитета в дореволюционной историографии — Миротворец.
Супруга: Дагмара Датская (Мария Фёдоровна) (14 ноября 1847 — 13 октября 1928), дочь датского короля Кристиана IX.
Дети:
Николай II (6 мая (18) 1868 — 17 июля 1918),
Александр (20 мая 1869 — 21 апреля 1870),
Георгий Александрович (27 апреля 1871 — 28 июня (10 июля) 1899 года),
Ксения Александровна (6 апреля 1875 — 20 апреля 1960, Лондон), по мужу тоже Романова,
Михаил Александрович (5 декабря 1878 — 13 июня 1918),
Ольга Александровна (13 июня 1882 — 24 ноября 1960).
Полная и подлинная биография Ксении Александровны Романовой находится вот тут:http://ru.wikipedia.org/wiki/Ксения_Александровна
А от себя, чтобы завершить рассказ о «старобельской самозванке», хочу добавить, что в 1919 году Ксения Александровна Романова, вместе с матерью и другими родственниками эмигрировала за границу.
Сначала жила в Дании, а затем переселилась в Англию и проживала там отдельно от мужа.
Устроилась сестра последнего российского царя на Британском острове вполне достойно, неподалёку от Виндзорского дворца в доме, предоставленном ей королём Георгом V, её двоюродным братом
Скончалась Ксения Александровна в апреле 1960 года во дворце Хэмптон-Корт в Лондоне, куда переехала после смерти короля Георга V.
Согласно её предсмертной воле тело великой княгини было перевезено на юг Франции и 29 апреля 1960 года погребено на Рюкбрюнском кладбище, рядом с любимым мужем, великим князем Александром Михайловичем.
Так, что дорогие старобельчане, вам пора растяться с красивым мифом о жительстве в вашем городе царственной особы.
Ну, и от истории реальной самозванки и я бы даже сказал политической авантюристки, мы теперь, смело можем перейти и к не менее знаменитому «великому комбинатору» времен СССР, правда, только вот литературному.
Оказывается литературно Остап Бендер «родился» в Старобельске!
Не верите! Но, все же не спешите с опровержениями!
Открываем книгу И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев» Глава VII. Великий комбинатор, и читаем:
«В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный.
-- Дядя! -- весело кричал он. -- Дай десять копеек!
Молодой человек вынул из кармана налитое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал.
Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и
воскликнул:
-- Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал.
Молодой человек солгал: у него не было ни денег, ни квартиры, где они могли бы лежать, ни ключа, которым можно было бы эту квартиру отпереть.
У него не было даже пальто.
В город молодой человек вошел в зеленом, узком, в талию, костюме.
Его могучая шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом, ноги были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинного цвета. Носков под штиблетами не было.
В руке молодой человек держал астролябию.
. Ключевым местом в этой фразе является слова « со стороны деревни Чмаровки»
А теперь смотрим на карту!
Вот она наша Чмаровка и рядом Старобельск. Правда, замаскированный, авторами романа по Старгород.
Звали молодого человека - Остап Бендер. Из своей биографии он обычно сообщал только одну подробность:
"Мой папа, -- говорил он, -- был турецко-подданный". Сын турецко-подданного за свою жизнь переменил много занятий.
Живость характера, мешавшая ему посвятить
себя какому-нибудь одному делу, постоянно кидала его в разные концы страны и теперь привела в Старгород без носков, без ключа, без квартиры и без денег»……
Но, зато теперь Остап Бендер наконец, законно «прописался» в Старобельске!
Ведь благодарные старобельчане поставили ему памятник.
И не только установили памятник, а и проводят ежегодные фестивали сатиры и юмора.
Теперь еще надо бы пойти дальше. Скажем, открыть квартиру-музей Остапа Бендера главным украшением, которого будет та сама астролябия, которую принес и продал Бендер и тогда наконец, душа великого комбинатора обретет покой. Поскольку у него появится ключ от его квартиры.
Ну, и само собой, можно будет организовать и туристический маршрут по городу.
Дом Кисы Воробьянинова- квартира Елены Бонер место создания « Союза меча и орала»- наконец квартира гр. Грицецуевой, где жила « знойная женщина, мечта поэта» и где собственно, два дня жил сам Остап Бендер.
В общем, местным краеведам есть над чем, тут работать ,чтобы заманить в свой город туристов.
Но, на этой веселом рассказе я на этом закачиваю эту часть, поскольку пора переходить к следующему более мрачному период истории города Старобельска о котором его жители не любят воспоминать.
(конец ч. 3)
Все фото и рисунки к статье находятся тут:
http://narodna.pravda.com.ua/history/4eac32e19ab49/